Виктория Миленко - Аркадий Аверченко

• Название: Аркадий Аверченко
• Автор: Виктория Миленко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03316-0

Аркадий Аверченко (1880–1925) — титулованный «король смеха», основатель, неутомимый редактор и многоликий автор популярнейших журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон», выпускавший книгу за книгой собственных рассказов и умудрившийся снискать славу эпикурейца, завсегдатая ресторанов и записного сердцееда, — до сих пор остается загадкой. Почему он, «выходец из народа», горячо приветствовал Февральскую революцию и всадил своей знаменитой книгой «Дюжину ножей в спину революции» Октябрьской? Почему Ленин ответил на «Дюжину ножей» личной рецензией, озаглавленной «Талантливая книжка»? Почему, наконец, ни одна из «историй сердца» не довела юмориста до брачного венца? Виктория Миленко, кандидат филологических наук, севастопольский исследователь жизни и творчества своего земляка, предприняла попытку дать объемное жизнеописание Аркадия Аверченко и ответить на многие вопросы, объединив зарубежные исследования, отечественные наработки и свои открытия как в архивных фондах, так и в истории семьи писателя, разыскав его здравствующих родственников. В книге представлен впечатляющий круг географических адресов писателя на родине и в эмиграции — Севастополь, Донбасс, Харьков. Петербург, Стамбул, София, Бухарест, Берлин, Париж, Прага, а также круг друзей и коллег — А. Куприн, Л. Андреев. Н. Тэффи, Саша Чёрный, В. Маяковский, А. Бухов, художники А. Радаков, Н. Ремизов и др. В издании впервые вводятся в оборот новые документы, мемуарные свидетельства, фотографии. Книга посвящается 130-летию со дня рождения А. Аверченко.

---

А вот в небольшом провинциальном городке Пардубицы было настолько нечего делать, что Аверченко писал Бельговскому: «Какое болото эти Пардубицы, где мы находимся сейчас. Скоро Ж. устроит мой вечер в оазисе пустыни Калахари для десятка воющих шакалов и семьи берберийских львов. У Ж. жуткие планы насчет ряда таинственных городов» (Там же. С. 105).

Оказавшись в Моравской Остраве, центре угольного региона на северо-востоке Чехословакии, Аркадий Тимофеевич невольно вспомнил свою молодость, прошедшую на Брянском руднике. Острава, которую в советские годы называли «чехословацким Донбассом», буквально стоит на угле, а шахты расположены в центре города. Аншлагов не было. Аверченко был недоволен: «Здесь столько угля, что у всех жителей в носах, ушах и легких — есть по доброму килограмму этого полезного топлива. Думаю открыть разработку» (Там же. С. 106).

Забавный инцидент случился в столице Словакии Братиславе. Одна из местных немецких газет — «Pressburger Zeitung» — назвала Аверченко женщиной. Писатель, как всегда, не растерялся. Он отправил опровержение в газету «Slovensky Dennik» следующего содержания:

«Уважаемый господин редактор!

В № 59 „Pressburger Zeitung“ появились обо мне заметки, в которые вкралась небольшая ошибка. Пишут там обо мне, что я — женщина, но у меня есть важные причины утверждать обратное. Опасаясь приставания со стороны уличных ухажеров и вообще всевозможных недоразумений, прошу точным образом довести до всеобщего сведения мой пол: я — мужчина и в течение всех 38 лет своей жизни не наблюдал никаких отклонений от этой застарелой привычки» (Там же. С. 107).

Подводя итоги этого первого турне, Бельговский писал:

«Аркадий Аверченко делает в настоящее время большое, огромное дело для России. И не только потому, что он ведет жестокую борьбу с поработителями и насильниками России — большевиками, не только потому, что он своим ласковым смехом вливает бодрость и энергию в души уставших и отчаявшихся, не потому, что он клеймит жестоко и беспощадно всё злое, низкое, а потому, что приоткрывает завесу над скрытым в настоящее время лицом истинной России — честной, доброй, всепрощающей; бичуя Россию поддельную, фальшивую, он резче и яснее выделяет лучшие черты истинной России».

Отдохнув месяц в Праге, писатель с группой актеров вновь отправляется в путь. На сей раз в Берлин по приглашению председателя Союза русских журналистов и литераторов Иосифа Владимировича Гессена.

От Праги до Берлина шесть часов езды на поезде. Глядя в окно, Аверченко рассказывал Раич и Искольдову о своем прошлом посещении этого города. Было это летом 1911 года во время турне сатириконцев по Западной Европе. Тогда Аркадию Тимофеевичу Берлин чрезвычайно не понравился. Он от души забавлялся немецким педантизмом, который любого русского может вывести из себя. «Все немецкие двери украшены надписями: „Выход“, будто кто-нибудь без этой надписи воспользуется дверью, как машинкой для раздавливания орехов, или, уцепившись за дверную ручку, будет кататься взад и вперед. Надписи, украшающие стены уборных в немецких вагонах, — это целая литература: „просят нажать кнопку“, „просят бросать сюда ненужную бумагу“, под стаканом надпись „стакан“, под графином „графин“, „благоволите повернуть ручку“, в „эту пепельницу покорнейше просят бросать окурки сигар, а также других табачных изделий“», — писал Аверченко в «Экспедиции сатириконцев в Западную Европу…».

Разве мог он в 1911 году предполагать, при каких обстоятельствах снова увидит Берлин? На этот раз город его потряс: ультрасовременные кинотеатры, крупнейший в Европе киноконцерн «UFA», режиссеры-новаторы Писктор и Брехт, сотни газет…

Русская колония Берлина была многочисленной. Эмигранты облюбовали район Шарлоттенбург, бывший когда-то летней резиденцией Фридриха Вильгельма II и Фридриха Вильгельма III. Главную магистраль — Курфюрстендам — русские в шутку называли «Неппским проспектом» (по аналогии с Невским проспектом, с одной стороны, и немецким словом «пеер» — обман, надувательство — с другой). На этой улице были сосредоточены кинотеатры, театры, великолепные магазины, танцкафе, кабаре. Американский писатель Томас Вольф назвал Курфюрстендам 1920-х годов «самым большим кафе Европы». За столиком в этом «большом кафе» можно было увидеть весь цвет русской литературы, группировавшийся вокруг русских издательств («Север», «Ульштейн», «Арбат» и др.) и русских газет. В эмигрантских кругах, стоящих на антибольшевистских позициях, читали ежедневную газету «Руль», в которой Аверченко регулярно печатался.

Но выходила в Берлине и другая русская газета, просоветская — «Накануне», которая проводила «сменовеховские» идеи. Аверченко был немало огорчен тем, что среди ее сотрудников оказался его хороший петербургский знакомый Илья Василевский (He-Буква). Склонялся в сторону возвращения в РСФСР и бывший поэт «Сатирикона» Николай Агнивцев, подвизавшийся в берлинском кабаре «Русский театр Ванька-Встанька». Поэт показался Аркадию Тимофеевичу совершенно надломленным: он сильно пил.

Прибыв в Берлин 22 октября 1922 года, Аркадий Аверченко в тот же вечер выступал перед членами Союза русских журналистов и литераторов в ресторане «Лейтгауз». Затем последовали аншлаговые концерты 25 и 27 октября. Публика встречала его шумными аплодисментами. «Я действительно в Берлине, — сообщал писатель Бельговскому. — Город небольшой, но смешной — играю я не в Берлине, а в Шарлоттенбурге — назван так по-немецки, а по-русски — „город шарлатанов“. Вчера меня чествовали — скоро совершенно привыкну к роскошной жизни. Кормят всюду замечательно, а денег ни у кого нет. По Праге очень скучаю, потому что она милая, и потому, что здесь никто не понимает моего чешского языка, — зря я учился, что ли!» (Бельговский К. П. Письма Арк. Аверченко // Иллюстрированная Россия. 1926. № 10).

На следующий день после приезда и первого выступления Аверченко встречался с писателем Глебом Васильевичем Алексеевым, которому подарил свой портрет с дарственной надписью:

«От несчастного, сбитого с толку, затерянного в Берлинской пучине, не знающего ихнего языка — чужестранца Аркадия Аверченко — Глебу Алексееву на память об этом тяжелом событии…

Аркадий Аверченко.

23/Х — 1922 Берлин»[93].

Алексеев, бесконечно тосковавший по России, признался Аверченко, что не может «бросить камень» в Алексея Толстого и Илью He-Букву, переметнувшихся к «сменовеховцам». Как и они, он созрел вернуться.

Аркадий Тимофеевич не нашелся, что ответить. У него самого при мысли о возвращении сжималось сердце, но ни на какие компромиссы с большевиками он не был способен. Про себя писатель решил, что русский Берлин определенно «болен».

Новый, 1923 год Аркадий Аверченко встречал в Берлине, принимая участие в «Новогодней встрече у юмористов» в залах «Скала». Здесь писатель после долгой разлуки встретился с Тэффи: они конферировали на вечере по очереди. Журналист Яков Окснер (Жак Нуар) впоследствии вспоминал, что к Аверченко и Тэффи постоянно подходили и спрашивали: когда же они возродят «Сатирикон»?

— Долго я об этом думал, да много денег нужно, — отвечал Аверченко. — Собрать прежних сотрудников… Выпустить не хуже прежнего, а макулатуру не стоит — не хочу срамить память покойника.

С аналогичным деловым предложением к Аверченко обращался и Аркадий Бухов в одном из писем: «Между прочим, Аркадий, имей в виду следующее. Если бы ты, Тэффи и я дали честное слово друг другу аккуратно работать, мы бы могли выпустить „Сатирикон“ — или в Берлине, или в Риге. Непременное условие, чтобы его редактировал кто-нибудь один из нас и лучше всего ты. Журнал не должен носить характера эмигрантского, нарочито антисоветского — и он будет расходиться. <…> Подумай, а деньги на издание я бы достал»[94].

Судя по всему, Аверченко так ни до чего и не додумался, а в предложении Бухова его могла насторожить «примиренческая» концепция — ничего антисоветского. Заметим, что на родине писателя не стеснялись выпускать «макулатуру», которой он не хотел. Подлинным близнецом его «Сатирикона» было издание 1918 года «Красный дьявол» (вышло И номеров). А вот харьковский «Новый бич» (1922) открыто пародировал «Сатирикон». Публиковавшиеся там рассказы, полностью выдержанные в сатириконском духе, выходили под именами: Аверий Аркадченко, Аркадий Брюхов, Недрефи… В Тифлисе в 1925 году выходил журнал «Красный сатирикон» — приложение к газете «Рабочая правда».

Новогоднее выступление Аверченко в Берлине стало первым этапом большого концертного тура по Литве, Латвии, Эстонии и Польше, в которое он отправился в сопровождении Раисы Раич и Евгения Искольдова.

Первой остановкой турне стал Ковно (Каунас), где жил Аркадий Бухов с семьей. Аверченко не видел своего коллегу и друга четыре года! За это время у того подросла дочка Наташа. Бухов воспитывал ее оригинально — в традициях черного юмора. Всех гостей девочка называла «идиотами», а любую сказку начинала так: «Шел старый заяц, встретил волка, да как даст ему по морде». В одном из писем Бухов сообщал Аркадию Тимофеевичу: