Виктория Миленко - Аркадий Аверченко

• Название: Аркадий Аверченко
• Автор: Виктория Миленко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03316-0

Аркадий Аверченко (1880–1925) — титулованный «король смеха», основатель, неутомимый редактор и многоликий автор популярнейших журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон», выпускавший книгу за книгой собственных рассказов и умудрившийся снискать славу эпикурейца, завсегдатая ресторанов и записного сердцееда, — до сих пор остается загадкой. Почему он, «выходец из народа», горячо приветствовал Февральскую революцию и всадил своей знаменитой книгой «Дюжину ножей в спину революции» Октябрьской? Почему Ленин ответил на «Дюжину ножей» личной рецензией, озаглавленной «Талантливая книжка»? Почему, наконец, ни одна из «историй сердца» не довела юмориста до брачного венца? Виктория Миленко, кандидат филологических наук, севастопольский исследователь жизни и творчества своего земляка, предприняла попытку дать объемное жизнеописание Аркадия Аверченко и ответить на многие вопросы, объединив зарубежные исследования, отечественные наработки и свои открытия как в архивных фондах, так и в истории семьи писателя, разыскав его здравствующих родственников. В книге представлен впечатляющий круг географических адресов писателя на родине и в эмиграции — Севастополь, Донбасс, Харьков. Петербург, Стамбул, София, Бухарест, Берлин, Париж, Прага, а также круг друзей и коллег — А. Куприн, Л. Андреев. Н. Тэффи, Саша Чёрный, В. Маяковский, А. Бухов, художники А. Радаков, Н. Ремизов и др. В издании впервые вводятся в оборот новые документы, мемуарные свидетельства, фотографии. Книга посвящается 130-летию со дня рождения А. Аверченко.

---

В меню были представлены русская, украинская, грузинская и другие национальные кухни. Многие блюда имели фирменное «Венское» качество («Венский пунш» со льдом, сосиски…). Весной подавали популярный коктейль «Майтранк»: белое вино в зеленоватых бокалах, на поверхности которого плавали листочки петрушки. Посетители имели право фантазировать, предлагать свои особые рецепты салатов, супов, мясных блюд. Изыски кухни «Вены» вызывали стихотворные восторги, к примеру, Александра Куприна, который посвятил «венскому» хозяину следующие строки:

Известный гастроном, наш друг Иван Сергеев,
Губитель птичьих душ, убийца многих мяс,
Всех православных друг, но друг и иудеев
В заботах кухонных ты с головой увяз.
Случалося, над залой вскользь пореяв,
Он иногда кормил так изобильно нас,
Как женский монастырь не кормит архиреев,
И даже критиков кормил ты про запас!
Сконгломерировав актеров и поэтов,
Художников, певцов и прочих темных лиц,
Поистине собрал музей ты раритетов.
От имени мужчин, от дам и от девиц
Богема шлет тебе шестьсот и шесть приветов…
Нет… «Вена» все-таки столица из столиц!

В окрестностях ресторана располагалось множество редакций («Сатирикона» в том числе), поэтому в неформальной обстановке в «Вене» можно было увидеть всех тех, кто задавал тон в тогдашней литературе, музыке, театре, журналистике. Предприимчивый Соколов в рекламных объявлениях упирал именно на то, что любому посетителю гарантирована здесь «встреча с писателями и артистами». Вот как выглядела реклама «Вены» в «Сатириконе»:

              ГДЕ БЫВАЮТ АРТИСТЫ И ПИСАТЕЛИ
              ЗА ЗАВТРАКОМ, ОБЕДОМ И УЖИНОМ?
                             В ресторане «Вена»
       улица Гоголя, 21. Телефоны 477–35, 29–65 и 182–22
     Комфортабельные кабинеты Торговля до 3-х часов ночи

Илья Василевский (He-Буква) говорил, что «будущий историк отметит особый „Венский период“ русской литературы». Поэт-сатириконец Евгений Пяткин даже взял себе псевдоним «Венский» в честь этого ресторана. Здесь бывали Блок, Горький, Маяковский, Андреев, Тэффи, Алексей Толстой, Арцыбашев, Северянин, Городецкий… С ними соседствовали Шаляпин, Собинов, «премьер» Александринки Николай Ходотов. Аборигеном ресторана был Куприн, который пировал здесь с «коноводом литературной богемы» Петром Манычем, Коты-левым, Жакомино, Иваном Заикиным, Сергеем Уточкиным. В 1910-е годы по Петербургу даже ходила эпиграмма:

Ах, в «Вене» множество закусок и вина.
Вторая родина она для Куприна…

Аверченко до 1913 года жил через дом от «Вены» — в меблированных комнатах по улице Гоголя, 9. Он приходил в ресторан вечером, зачастую сбегая из дома от докучливых графоманов, газетчиков и поклонниц. Однако они поджидали его у входа и немедленно на него набрасывались.

Предприимчивый И. С..Соколов придумал для посетителей ресторана определенный ритуал: каждый должен был время от времени оставлять либо свой автограф, либо шарж, карикатуру, четверостишие, несколько тактов из новой песни или романса. Все это богатство поступало отнюдь не в «фонды», а с большим вкусом развешивалось на стенах всех четырех залов «Вены», образуя таким образом настоящий литературно-художественный музей, чьи «экспонаты» почти всегда были талантливой импровизацией… Так и сложились своеобразные «венские» афоризмы, которые были написаны на висевших в ресторане плакатах:

«Быть причастным к литературе и не побывать в „Вене“ — все равно, что быть в Риме и не видеть Папы Римского»;

«Ни в редакции, ни в конторе, ни на квартире не переговоришь так с нужным человеком, не отдохнешь так, как в „Вене“»;

«Если ты трубочист — то лезь на крышу, если пожарный — то стой на каланче, а если литератор или журналист — ступай в „Вену“»;

«Кто не пил вина, не любил женщин и не бывал в „Вене“, тот так дураком и умрет» и др.

Был среди них и афоризм Аверченко: «Утверждаю: тот, кто взамен „Вены“ захочет открыть себе „Артерию“ — будет глуп и безграмотен».

Эти высказывания в 1913 году были выпущены в виде набора открыток «Экспромты и наброски гостей „Вены“». В том же году Соколов решил издать иллюстрированный рекламный альбом «Десятилетие ресторана „Вена“. Литературно-художественный сборник». Книга вышла на мелованной бумаге формата in folio со множеством фотографий и факсимильно воспроизведенных автографов гостей ресторана, с их воспоминаниями и отзывами о встречах, шутками, посвящениями, каламбурами, эпиграммами и карикатурами на постоянных посетителей. Одна из ее главок, написанная Петром Пильским, называлась кратко — «А. Т. Аверченко». Вот она:

«Аверченко — магнит „Вены“. Где Аверченко — там хохот, грохот, веселье, озорства и компания.

Юморист живет рядом с „Веной“, всего только через дом, и не было того дня, чтобы он не зашел в ресторан.

Сатириконцы напрасно ищут днем своего „батьку“, трещат в телефон, рыщут на извозчиках и моторах, из редакции в контору, в типографию, в театр, на квартиру.

Где он пропадает — неизвестно.

Но вечером Аверченко найти — штука нехитрая. По простоте души, как медведь, он ходит одной тропой, и всегда по вечерам его можно поймать в „Вене“. Тут он не увильнет ни от начинающего сатирика, ни от ловкого издателя, ни от южанина-антрепренера, и сатириконского батьку можно брать простыми руками.

Иногда русский Твен приходит один. Тогда его со всех сторон облипают, как мухи, не сатириконцы, его верноподданные, а просто беллетристы, поэты, артисты и художники.

Но большей частью он является во главе шумной, остроумной, грохочущей компании сатириконцев.

Тут — поэт людского безобразия, человеческой пошлости и пакости — высокий, тонкий, сдержанный Ре-ми; шумный, гремящий „коновод“ „галчонка“ Радаков, вечно веселый, всегда остроумный, всегда жизнерадостный… <…>

Сатирическая компания сразу занимает три-четыре столика, и немедленно же начинается несмолкаемый „дебош“. Остроты, эпиграммы, каламбуры сыпятся, как из громадного мешка. Одно пустяшное замечание, движение рукой, поза — все дает им тему для остроумия — легкого, свободного, ненатянутого.

Стихами сатириконцы говорят, как прозой.

Кто-то уронил часы под стол, поднял их и стал рассматривать. Красный серьезно дает рифмованный совет:

Теперь излишни ох и ах.
Но и дурак ведь каждый ведает:
Стоять возможно на часах,
Но наступать на них не следует.

Князев сообщает, что на днях у него выходит книга о народной поэзии — частушке[34].

Батька благодушно поощряет:

Твое творенье, милый друг,
Достойно всяких восхищений,
Недаром все кричат вокруг,
Что это целый воз хищений.

Шум вокруг столика стоит невообразимый. Голос Радакова слышен чуть ли не до выхода.

Художники, между тем, в балагурстве и празднословии обсуждают темы и рисунки для следующего номера, поэты и прозаики выслушивают „проказы“ батьки… Совершенно незаметно, шутя, составляется номер. Каждый знает, что ему нужно подготовить к четвергу.

Красный вскользь сообщает о том, что едет в Харьков в кабаре „Голубой Глаз“.

Батька высказывает соображение:

— Значит, харьковцы увидят бревно в своем „глазу“…

И оба чокаются ликером.

Прибывает публика после спектаклей. Разговор в зале становится общим. Остроты и экспромты летят из угла в угол и покрываются дружным хохотом.

Декадентский поэт читает свои новые стихи и заканчивает:

Мои стихи уйдут в века…

Сатириконский батька и тут добродушно кивает головой, но поправляет декадента-приятеля:

Твои стихи уйдут в века, —
Сказал ты это молодецки.
Но эти самые „W. К.“
Пиши ты все же по-немецки[35].

В интимном кружке на участников иногда нападает „стих“ Козьмы Пруткова, и тогда сверкают оригинальные афоризмы и блестки остроумия, на что особенно щедр сатириконский батька.

Храни заветы старины —
Носи со штрипками штаны… —

советует он В. К-ву, сидящему в слишком коротких брюках.

Дает общее наставление, смеется глазами, но, как истый хохол-юморист, имея совершенно серьезное лицо:

Когда тебе безмерно любы
Литавры, лавры и почет —
Ты вынь глаза, возьми их в зубы
И плавно двигайся вперед…

Вася Регинин сентенциозно замечает:

Наплюй на жизнь слепых кротов,
Люби изломы линий,
Люби игру живых цветов,
А между ними „Синий“[36]…

Гасят люстры и лампионы, но никто еще не хочет уходить по домам. Все медлят. Нужны усиленные просьбы самого Ивана Сергеевича, и только напоминание о том, что официанты устали и барышни за буфетом падают от усталости, заставляют юмористов, беллетристов и поэтов подняться с насиженных мест.