Акутагава Рюноскэ - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Акутагава Рюноскэ
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1979

В книгу известного японского писателя Акутагавы Рюноскэ вошли произведения, не издававшиеся прежде на русском языке, такие,  как "Одержимый творчеством", "Отец", "Барсук" и др.

Тематика рассказов, включенных в сборник, обширна и разнообразна, она дает читателю возможность ознакомиться с жизнью различных слоев Японии первых трех десятилетий ХХ в.

---

— Да, я думала, что все мы пойдем ко дну.

О-Рэн, наливая Тамии сакэ, с трудом подлаживалась под общий тон разговора. Возможно, было бы лучше, если бы корабль утонул... Ей даже такое пришло на ум.

— Ваше счастье, что все у вас так хорошо... Но, Макино-сан, не может ли так случиться, что сейчас, когда оказалось, что теперешняя прическа очень к лицу О-Рэн-сан, она возьмет да и снова изменит ее на старую.

— Захочет изменить, пусть меняет, ничего не поделаешь.

— Ничего не поделаешь, это верно... И все же разве она не взяла с собой ни одного старого кимоно?

— Не только кимоно, даже гребни и шпильки — все взяла с собой как приданое. Сколько ни просил ее, брось,— нет, все взяла...

Макино пристально посмотрел в глаза О-Рэн, сидевшей у жаровни, напротив. О-Рэн, точно не слыша его слов, делала вид, будто беспокоится, как бы не остыл чайник.

— Это великолепный шанс... Как ты считаешь, О-Рэн-сан? Давай выпьем за то, чтобы как можно скорее ты стала прежней.

— Неужели и ты вспоминаешь свои прежние привязанности?

— Видишь ли, коль скоро речь зашла о прежних привязанностях, то почему бы не вспомнить таких красавиц, как, например, О-Рэн-сан...

На покрытом редкими оспинами лице Тамии, который старательно цеплял палочками картошку, появилась двусмысленная улыбка.

Когда Тамия ушел, Макино рассказал еще ничего не знавшей О-Рэн, что скоро он уволится из армии и станет торговцем. Как только придет разрешение оставить службу, поставщик двора, у которого сейчас служил Тамия возьмет его к себе на солидное жалованье... Во всяком случае, разговор об этом был.

— Тогда лучше переехать отсюда в дом попросторнее, правда?

Макино, сморившись, улегся прямо у жаровни и курил манильскую сигару, которую принес в подарок Тамия.

— Зачем, и этот дом чересчур велик. Нас ведь всего двое — я и бабушка.

О-Рэн старалась побыстрее скормить прожорливой собаке остатки еды.

— Ведь тогда я тоже буду с вами.

— Но у вас же есть супруга.

— Жена? С женой я собираюсь развестись в самое ближайшее время.

И по тону, каким Макино сказал это, и по выражению его лица можно было заключить, что он не шутит, сообщая эту неожиданную весть.

— Лучше не делать зла.

— Тебя это не касается. Захочу — уйду, захочу вернусь,— это мне решать. И если поступлю плохо, то разве не я один за это в ответе?

Метнув в О-Рэн суровый взгляд, Макино отчаянно задымил сигарой. О-Рэн сидела с грустным лицом, ничего не отвечая.

10

— И вот белая собака заболела... да, точно, как раз на следующий день после того, как хозяин приводил господина Тамию.

Так начала рассказывать о тогдашних событиях служанка О-Рэн моему приятелю, врачу К.

— Наверно, она чем-то сильно отравилась или еще что-то в этом роде. Сначала она целыми днями, не поднимаясь, лежала у жаровни и время от времени пачкала циновку. Госпожа, как ребенка, любила собаку и очень заботилась о ней: поила молоком, давала лекарство. Чего тут удивляться. И хоть удивляться нечего, все равно неприятно, верно? А когда собаке стало совсем худо, госпожа подолгу разговаривала с ней.

Хотя я и сказала: «разговаривала с ней»,— на самом деле говорила, конечно, одна госпожа, и до глубокой ночи слышался ее голос, представляете? Потом стало чудиться, будто собака отвечает ей человечьим голосом, так страшно было! А однажды вот что случилось: в тот день дул сильный северо-западный ветер, меня посылали по делам, и когда я вернулась домой,— кстати, посылали меня к гадателю, который жил поблизости, чтобы он посмотрел больную собаку,— так вот, меня посылали по делам, и когда я вернулась домой, в гостиной — сёдзи ужас как дребезжали — слышался голос госпожи. Я подумала, что пришел господин, и заглянула в щелку между сёдзи, а там ни души — одна госпожа. Вдобавок тучи, которые гнал ветер, скрыли солнце, госпожа с собакой на коленях становилась то светлой, то темной. Представляете? Сколько лет живу на свете, а такого страха еще не доводилось переживать.

Когда собака подохла, госпожа так убивалась, а у меня, по правде говоря, камень с души свалился. И не только я обрадовалась, хотя мне одной приходилось каждый день убирать за собакой. Господин тоже, когда услыхал, что собака подохла, ухмыльнулся: избавились наконец от обузы. Как подохла собака? Пока мы с госпожой еще спали, она доползла до туалетного столика, ее вырвало чем-то зеленым, тут она и подохла. С полмесяца пролежала неподвижно у жаровни вроде бы в беспамятстве и вот пожалуйста...

Как раз в тот день, когда О-Рэн должна была идти на рынок Ягэмбори, она увидела у туалетного столика бездыханную собаку. Собака, как и рассказывала служанка, лежала в зеленой рвоте. О-Рэн давно уже была готова к ее смерти. С прежней собакой она с живой рассталась навсегда, с этой рассталась навсегда с мертвой. Возможно, ей не суждено было иметь собаку... Эта мысль вселила в сердце О-Рэн тихое отчаяние.

О-Рэн присела у туалетного столика и без всякого выражения взглянула на мертвую собаку. Потом подняла глаза и посмотрела в холодное зеркало. В зеркале вместе с ней отражалась и лежавшая на циновке собака. Пристально всмотревшись в ее отражение, О-Рэн, будто у нее закружилась голова, вдруг прикрыла лицо руками, и тихо вскрикнула.

Нос у собаки из черного стал вдруг коричневым.

11

Новый год в доме содержанки был грустным. Хотя к воротам и был прикреплен бамбук[173], а в гостиной стоял столик с разложенными на нем символами счастья и долголетия, О-Рэн в одиночестве сидела у жаровни, рассеянно глядя, как бледнеет разлитый на сёдзи солнечный свет.

С тех пор как не стало собаки, на нее по вечерам часто нападала тоска. В такие минуты О-Рэн с грустью думала не только о собаке, но и о том, жив или нет тот мужчина, а также о том, каково сейчас жене Макино, которую она ни разу в жизни не видела. С тех пор, видимо, она и начала страдать галлюцинациями, причем очень странными...

Однажды, когда она стала наконец засыпать, подол ее ночного кимоно показался ей необычно тяжелым, будто на нем кто-то лежал. Когда собачонка еще была жива, она часто забиралась на одеяло... Такую же приятную тяжесть испытывала О-Рэн и сейчас. Она стремительно поднялась с подушки. Но в свете лампы, кроме клетчатого узора на ночном кимоно, ничего не увидела...

Как-то раз О-Рэн причесывалась у туалетного столика, и вдруг за ее отражением в зеркале пробежало какое-то белое существо. Не обращая внимания, она продолжала расчесывать свои густые волосы. Белое существо пробежало снова, теперь в противоположном направлении. Не выпуская гребня из рук, О-Рэн быстро обернулась. Но в светлой гостиной никого не было. Наверно, опять показалось,— она повернулась к зеркалу, но вскоре белое существо в третий раз пробежало за ее спиной...

В другой раз О-Рэн сидела в одиночестве у жаровни, и вдруг ей послышалось, будто где-то далеко на улице ее кто-то зовет. Голос, смешанный с шуршанием листьев бамбука у ворот, послышался всего раз. Он, несомненно, принадлежал тому мужчине, который всегда, даже теперь, когда она переехала в Токио, владел ее сердцем. Затаив дыхание, вся напрягшись, О-Рэн стала прислушиваться. Теперь милый ей голос слышался ближе, чем раньше. И вдруг он перешел в лай, который принес сюда ветер...

Однажды, неожиданно проснувшись, О-Рэн увидела в постели рядом с собой мужчину, который здесь никак не мог оказаться. Выпуклый лоб, длинные ресницы,— при свете ночника видно было, что он ни капельки не изменился. У левого глаза родинка — проверила даже это; действительно, рядом с ней лежал тот самый мужчина. О-Рэн нисколько не удивилась, сердце ее забилось от радости, и она, точно желая раствориться в мужчине, крепко обняла его за шею. Но голос разбуженного мужчины, недовольно пробормотавшего что-то, несомненно, принадлежал, хоть это и было совсем неожиданно, Макино. И в этот миг О-Рэн увидела себя обнявшей за шею Макино, от которого разило водочным перегаром.

Но не только галлюцинации, реальность тоже преподнесла О-Рэн нечто такое, что привело ее в смятение. Сразу же после Нового года, когда еще не были убраны сосновые ветки, украшавшие вход, неожиданно явилась жена Макино, до которой дошли слухи о связи ее мужа с О-Рэн.

12

Когда пришла жена Макино, служанки, к несчастью, не было дома: она ушла за покупками. О-Рэн, напуганная голосом, попросившим разрешения войти, обессилев от страха, покорно поднялась и направилась в прихожую. Обращенная к северу решетчатая дверь проглядывала сквозь украшавшие вход сосновые ветки — за ней неподвижно стояла, потупившись, ни кровинки в лице, женщина в очках, кутавшаяся в поношенную шаль.

— Кто вы?

Спрашивая об этом, О-Рэн интуитивно чувствовала, кто эта посетительница. Потом пристально посмотрела на жалкое лицо женщины с растрепавшимся пучком, смиренно сложившей руки под хаори из ткани в мелкий рисунок, какую носят обычно замужние женщины.