Ат-Тайиб Салих - Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах

• Название: Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах
• Автор: Ат-Тайиб Салих
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1982

Талантливый суданский прозаик всесторонне исследует в этих произведениях жизнь деревни. Если мир, изображенный в «Свадьбе Зейна», может быть назван гармоничным, то действительность «Бендер-шаха» — трагическое столкновение патриархального общества с современной цивилизацией.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

— Денег, слава аллаху, много, и купить «джип», если я захочу, для меня не вопрос. Но, клянусь вам, если какой-нибудь человек отправится на базар верхом па хорошем молодом осле да положит на него сеннарское[78] расписное седло и львиную шкуру, хорошенько подвязав подбрюшник и закрепив узду, да сам будет сидеть на нем молодцом и осел будет горделиво вышагивать «топ-топ», словно какой-нибудь сердар или хукумдар, а потом на всю пустыню заревет «и-а, и-а», то, клянусь всевышним, о таком человеке все скажут: «Вот это настоящий мужчина».

Ат-Тахир произнес:

— Саид совсем потерял разум.

— Откуда у него взяться разуму, — сказал Ахмед. — Даже если он и купит себе целый пароход, все равно, как был разнесчастной копотью, так и останется.

Саид Накормивший Женщин словно не замечал этих колкостей. Посмотрев на ослицу Ахмеда, он восхищенно проговорил:

— Эта ослица способна на всякие хитрости… ох и умна!

Тут ослица споткнулась и чуть не упала. Испугавшийся Ахмед воскликнул полушутливо-полусерьезно:

— Да не будет к тебе милостив аллах! Больше знать тебя не хочу. У тебя глаз злой и горячий, как адов огонь. Ты сглазил мою ослицу.

Саид Накормивший Женщин сказал:

— Если хочешь предложить ослицу мне, я прямо сейчас куплю ее у тебя.

Саид Законник возразил:

— А чем плох осел, па котором ты сидишь? Если тебе некуда девать деньги, посватайся к какой-нибудь женщине.

— Накормивший Женщин больше уже не женится, — сказал Вад ар-Равваси. — Ему лучше отправиться в паломничество.

— Как же тогда его будут звать? — спросил Ахмед. — Хаджи Накормивший Голодных Женщин?

Ат-Тахир возразил:

— Накормивший Голодных Женщин — и хаджи? Нет, так не бывает. Его будут звать просто Саид.

Могучий Саид Накормивший Голодных Женщин долго и заливисто смеялся. К всеобщему удивлению, Абдель-Хафиз нарушил обет молчания и одиночества и тоже издал короткий, еле слышный смешок, напомнив Михаймиду о своем присутствии.

После этого нить разговора прервалась. Блик света отразился на поверхности реки, заставив Михаймида обернуться. Он натянул поводья своей ослицы и увидел, как восходит солнце. Издали казалось, что оно стоит на огромной горе без конца и без края. Оно было все открыто взгляду, как человек, спящий обнаженным под открытым небом. Желтеющий вдали северный берег сверкал под утренними лучами. Река то появлялась, то исчезала, как мираж, как зарница. У самой воды росли нильские акации и тальх. За ними расстилались поля пшеницы. Пальмовые рощи поражали кипением жизни. Дальше, вплоть до самых домов, тянулись другие поля, а за ними расстилались бескрайние пески пустыни. Ему казалось, что пустыня висит в пространстве. Она то приближалась к нему так, что ее можно было достать рукой, то убегала, удаляясь, как несбыточная мечта. Там среди бела дня он услышал давно знакомые голоса и увидел воочию тех, кому они принадлежали. Голоса доносились до него со стороны реки и из пустыни, с востока и запада. Он заметил, как какие-то фигуры выходят из воды, пробираются между ветвей деревьев, перепрыгивают через макушки пальм и крыши домов, порхают, танцуя в воздухе, над куполами и тают, исчезая в лучах солнца. Было непонятно, в какое время все это происходит. Восход был похож на закат. Они сменяли друг друга и повторялись каждое мгновенье. Он смотрел на все это без страха и удивления. Потом натянул поводья своей ослицы и повернулся спиной к солнцу.

3. АТ-ТАХИР ВАД АР-РАВВАСИ

Ат-Тахир Вад ар-Равваси повернулся ко мне, не поднимая лица от воды. Мой вопрос остался, однако, без ответа, повиснув в воздухе между рекой и небом. Его лицо было хорошо видно, оно блестело среди тьмы, словно от него исходил свет. Внезапно он закричал:

— Сучья дочь, уж сегодня ночью ты мне попадешься!

— Почему ты говоришь «сучья дочь»? Откуда ты знаешь, что это самка?

— Даже среди рыб женщина — всегда женщина, а мужчина — всегда мужчина.

Среди этой кромешной тьмы я ослеп, но Ат-Тахир Вад ар-Равваси все видел и слышал.

— Видишь ли, — сказал он, — у нас с ней давние счеты. Лет пятьдесят тому назад одна из бабушек этой рыбины перевернула мне лодку. Когда я упал в воду, она схватила меня за штаны и стала тянуть за собой вниз.

— И как же ты поступил?

— Я оставил ей свои штаны и выскочил из воды совершенно голый.

Его голос в темноте звучал бодро и весело, и казалось, что рыбы, плавающие в воде, понимают его.

— Больше трех месяцев я охочусь за ней: то она оборвет леску, то съест наживку и уплывет. Бесстыжая! Не рыба, а дочь шайтана.

Во время своих поездок я встречал его всегда на заре — то в лодке посреди реки, то в поле. Иногда я видел, как он сидит на берегу с удочкой. Я успел позабыть его приятный, мягкий голос. Но в то утро я услышал, как он поет песню, мелодия которой словно соединяла оба берега реки тонкими шелковыми нитями. Однажды я увидел издали, как он сидит, грустно всматриваясь в воду. Я окликнул его, но он не ответил. Позже я спросил его около лавки Саида, о чем он тогда задумался. Засмеявшись, он ответил:

— Значит, ты меня видел в тот день? Ей-богу, удивительная история! Правильно говорят, седина в волосы, а бес в ребро. Клянусь аллахом, пятьдесят лет я ничего такого не видел. Все пятьдесят лет, что я ловлю рыбу в Ниле, я ничего не знал и ничего не слыхал. В то утро бесстыжая оборвала леску и нырнула вглубь. Слышу, что-то зашевелилось на поверхности воды. Вдруг вижу — да сохранят нас силы небесные, — из реки выходит девушка неописуемой красоты, в чем мать родила. Клянусь господом, я услышал вот этими своими ушами, как она сказала ясным и отчетливым голосом — вот как мы сейчас с тобой говорим: «О Вад ар-Равваси, тебе лучше оставить меня в покое». Не успел я найти подходящие слова, чтобы ей ответить, как она нырнула опять в реку. Ох, брат Махджуб! Ох, братья! Так и остался я сидеть, глядя на воду.

Если бы эту историю нам рассказал Саид Накормивший Голодных Женщин, то мы бы посмеялись и сказали, что его слова — вздор. Если бы нам поведал ее Ахмед Абу-ль-Банат, то мы сказали бы, что он болтает спьяну. Но Ат-Тахир Вад ар-Равваси всю свою жизнь говорил только то, что видел и слышал.

Он сказал, словно только сейчас до него дошел смысл моего вопроса:

— Бедный Абдель-Хафиз изменился с того дня, как умерла его дочь. Он стал совсем другим. Раньше он был бодрым и глаза его все видели. Если он нашел успокоение в молитве, то это тоже хорошо.

— А ты?

— Я-то? Фатыма, дочь Джабр ад-Дара, всю свою жизнь молится. Ее молитв хватает нам на двоих.

Когда-нибудь я попрошу его рассказать мне, как он женился на Фатыме, дочери Джабр ад-Дара, одной из четырех сестер Махджуба. Сейчас, я знаю, он не расскажет. Он теперь занят этой злосчастной рыбой: разговаривает с ней, обменивается шутками и совершенно забыл о моем присутствии. Он сказал рыбе, что сорок лет тому назад изловил ее бабушку, тридцать лет назад — ее дядю, потом поймал многочисленных теток по отцовской и материнской линиям. Я спросил его в шутку о родителях рыбы, о ее братьях и сестрах. Он встрепенулся, словно пробудившись ото сна:

— А?.. Кто?.. Что?..

— Ты что, бредишь? Ты же начал рассказывать.

— Ей-богу, Михаймид, я не расслышал тебя.

— Я спрашивал тебя о ее матери и отце.

— О чьей матери и чьем отце?

— Этой рыбы.

— Ах, этой дочери шайтана? Мать ее живет в реке, там, в самой глубине. Она никогда не показывается. Редко-редко можно увидеть, как над ней колышутся волны.

— А ее отец?

— Ее отец, я думаю, нашел вторую жену в верховьях реки.

— Ну а братья?

— Ее братья и сестры разбрелись кто куда, на север и на юг. А сколько лодок перевернули ее сестры!

Удивившись, я спросил его:

— А где же обитает она сама?

— Аллах знает. Может быть, ждет своего часа, ждет, когда получит от меня сполна. Но я думаю, сегодня ночью проделкам бесстыжей придет конец!

Лучи света справа от нас на востоке словно только ждали сигнала, чтобы появиться. Река приглушенно изливала свои вечные жалобы берегу. Берег ее не понимал, но река не могла не говорить…

Я вспомнил, как в тот давний вечер на закате солнца мы вчетвером боролись с речной стихией, чтобы приплыть на помощь Махджубу. Когда мы стояли на берегу, земля под нашими ногами внезапно обвалилась; и в тот же момент волны разбросали нас направо и налево. Махджуб то погружался в воду, то всплывал. Мы четверо — Абдель-Хафиз, Хамад Вад ар-Раис, Саид и я — образовали вокруг утопающего кольцо, пытаясь найти какую-нибудь прогалинку среди волн, чтобы до него добраться. Неожиданно я заметил, как с берега прыгнул Ат-Тахир Вад ар-Равваси. Мне показалось, что он не плывет по воде, а свободно парит на лучах заходящего солнца. Он подхватил Махджуба и поднял его одной рукой из воды.

Когда мы очнулись, уже воцарилась тьма. Махджуб пришел в себя и начал громко взывать в темноте, проклиная реку и оплакивая своего друга. Но Ат-Тахир Вад ар-Равваси вскоре появился с левой стороны жив и невредим. Мы услышали в темноте его смех. Махджуб начал проклинать Вад ар-Равваси, как до того проклинал реку. Потом мы все смеялись над Махджубом, над самими собой и просто так.