Чарльз Ю - Как выжить в НФ-вселенной

• Название: Как выжить в НФ-вселенной
• Автор: Чарльз Ю
• Издательство: Астрель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42373-4

Даже капсулы машины времени иногда нуждаются в ремонте.

Прощай, уют безвременья, закомплексованная, но очаровательная операционная система управляющего компьютера МИВВИ, в которую не влюбится только мертвый, и верный несуществующий пес Эд, выкинутый из сюжета космического вестерна и спасенный из черной дыры!

Здравствуй, мегаполис, соединивший в себе Токио, Нью-Йорк, Лос-Анджелес и незапланированные хронопетли…

Сколько можно стрелять в самого себя, выходящего из очередной машины времени?

Сколько можно переписывать Книгу Ниоткуда и пытаться изменить то, что изменить невозможно?

Сколько можно убеждать себя и прочие версии себя, что ты — не персонаж литературного произведения?

Надо что-то делать. Но что?..

---

Наилучшим образом выполнение правила номер один обеспечивает выполнение правила номер два. У него, правда, пока нет строгой доказательной базы, но оно бесспорно принимается НФ-теоретиками в качестве рабочей гипотезы. Известное также как исключающий принцип Шена-Такаямы-Фуримото, оно формулируется примерно так: аутоэлиминировавший индивид, находясь в моделируемой интерпретированной реальности и обладая по меньшей мере полуфазовым сдвигом по отношению к своему субъективному настоящему, при нормальных условиях никогда не претерпит столкновения ни с одним из своих отражений. Другими словами, при желании, если закрыться в этой коробке и не выглядывать наружу, можно так до старости и не встретиться с самим собой лицом к лицу и ничего в себе не разглядеть.

Достичь этого можно разными способами. Некоторые техники самоэлиминации широко освещены в соответствующей литературе, но простейший метод, как я выяснил, — технологический. Жить так, как живу я, — значит не держаться раз выбранной линии. В принципе не выбирать какого-либо пути. Не быть там, где твое место. Первым эту идею применил на практике мой отец — он часто, сам о том не подозревая, опережал свое время.

Но вот что получается в итоге. Вот как обстоят у меня дела нынче, здесь, так сказать, и сейчас. Матушка моя обретается внутри Концентрированной шестидесятиминутной хронопетли Полчинского, 650-я модель — среднеценовое предложение от «Планк-Уилер Индастриз», специализирующихся на малоформатных решениях в области готовых жизненных шаблонов. Жизнь на полном НФ-обеспечении — вот что это такое. Будучи буддисткой, мать верила, что с помощью медитации можно вырваться из плена подслеповатого сознания. Теперь же она своей волей заперта в одном и том же часовом промежутке существования, выбранном ею самой. Одни и те же шестьдесят минут — снова и снова, столько раз, сколько она ни пожелает.

Ее выбор пал на семейный ужин воскресным вечером — гипотетический ужин, в действительности именно такого не было. Она переехала и живет теперь в пятиэтажке без лифта, второй этаж, одна спальня, раздельный санузел, гостиная, она же столовая, и крохотная кухонька. На маленьком балконе — цветочки, домашние растения в горшках да пара кустиков каких-нибудь помидоров-баклажанов по сезону.

650-я — не самый плохой вариант. Все стандартные опции включены, возможность самостоятельного выхода из цикла и так далее. Я, конечно, хотел бы купить ей «Юртсевер-800» — там и закольцованный отрезок на полчаса длиннее, и иллюзия свободы воли более полная. Но это уже премиум-класс, для меня слегка крутовато. Я помню, как мы ходили тогда с матерью в демонстрационный зал, потом сидели в офисе продаж, листали проспекты, прихлебывали жиденький кофе из пластиковых стаканчиков и делали вид, что никакого «Юртсевера» не существует в природе, а стало быть, и говорить не о чем.

Я иногда заглядываю к ней, смотрю, как она со счастливым видом хлопочет у стола, беседуя с моей воображаемой копией. При желании я мог бы тоже принять участие — достаточно позвонить в дверь. Думаю, все будет вполне ожидаемо: она откроет, обрадуется, как будто в первый раз. Чмокнет в щеку и, сняв фартук, отправится звать к ужину голограмму отца, оставив меня накрывать на стол. Но я никогда не звоню в дверь, так что она довольствуется моим призрачным двойником, личность и физический облик которого на самом деле всего лишь набор закодированных данных. И я думаю, что на самом деле ей с ним лучше.

Конечно, не идеальная жизнь, но, по-видимому, это то, что ей нужно — такое вот, в грамматических терминах, продолженное прошедшее, длящееся и повторяющееся. Существование на грани сна и яви. Уютный час в кругу близких, за ужином, которого — хоть он и мог состояться в какой-нибудь из счастливых для нашей семьи дней — на самом деле все же никогда не было. Час, который идет беспрерывно, по кругу, снова и снова, но при этом давно уже прошел. Она находится там уже довольно долго и оплатила еще за десять лет вперед, истратив все свои пенсионные накопления. Даже не знаю, что будет потом.

В общем, матушка моя обретается внутри петли Полчинского, отец пропал, а сам я не вылезаю из своей коробки, той, над созданием которой мы столько трудились с ним вдвоем. Мы только этим и занимались. Все мое детство вокруг были одни сплошные коробки. Большой коробкой был гараж, в котором мы работали, холодной, залитой резким светом от одной-единственной лампочки в пластиковом оранжевом кожухе, свисающей с ввернутого в потолок крючка. Провод удлинителя протянут к розетке в дальней стене прямо под колесами машины и перекинут через капот. Главное — работает, а остальное нас не волновало, и так было во всем в нашей домашней лаборатории. Здесь мы шли к чему-то, здесь отец шел к чему-то в себе.

Мы рисовали схемы — прямоугольные и квадратные коробки, строили графики на миллиметровке, разбивая бесконечное пространство на крохотные двумерные коробочки. Большие железные коробки-макеты заполняли коробками поменьше, и на каждой снова были квадраты и прямоугольники, соединенные стрелками, объединенные в контуры, — принципиальное описание механизма хронопутешествий. В эти коробки мы загоняли язык, законы логики, грамматики и синтаксиса, создавая первый грубый прототип той коробки, в которой я сижу сейчас. Прототип, существование которого осталось неизвестным, а авторство изобретения — нераскрытым. Мы составляли формулы, в которых константой была печаль, а значения скоростей, необходимых для высвобождения из плена времени, получались, на первый взгляд, совершенно недостижимыми. Там было еще много всяких странных величин, и все они запечатлевались символами на коробках и впечатывались в нас, в наши души, в его душу. Отец хотел создать устройство для движения сквозь пространство вероятностей к счастью — или к чему-то другому, уж не знаю, к чему он там стремился, — и мы забирались в коробки и в коробки внутри коробок, и еще глубже, и еще.

Все это вошло и в мою нынешнюю коробку. Надо сказать, когда достаточно долго живешь такой жизнью, как я, жизнью, где нет места случайностям, прежние ориентиры теряют смысл. Жизнь, лишенная опасностей, лишенная риска, который несет с собой «Теперь». Да и что оно мне может вообще дать, это самое «Теперь»? По-моему, ничего особенного в нем нет. Во всяком случае, до сих пор я мало что хорошего от него получил.

Жить в соответствии с хронологическим порядком — значит заниматься самообманом. Для меня с этим покончено. Человеческое существование не обретает больше смысла от того, в одну или в другую сторону направлен его вектор. Так к чему принуждать себя отсчитывать дни по календарю? Имея тот опыт, который имею я, вы бы тоже сочли это слишком большим насилием над собой.

Подавляющее большинство людей, которых я знаю, проводит жизнь, постоянно двигаясь вперед, но все время смотря назад.

из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»

Величина…

…Мира-31 относительно невелика — чуть меньше среднего. В космических масштабах — где-то между коробкой для обуви и стандартным аквариумом. Места для звездных войн не хватит, да и не предусмотрено. Несмотря на довольно скромные размеры Мира, его обитатели обнаруживают весьма существенные расхождения в плане психологии, что, вероятно, объясняется значительной неравномерностью концептуальной плотности ткани пространства-времени в данной области мироздания.

4

По ночам в Мире бывает неуютно, он как-то давит на тебя. Иногда это так, как будто ты в огромном городе, где никто не спит, повсюду шум, толпы народа, небо багровеет отсветами со всех сторон — восточная часть, и западная, и юг, и север, у горизонта и в зените, с вечера до утра, каждый клочок небес, откуда ни посмотри, и, кажется, все вокруг тебя, все обитатели мира-мегаполиса лежат без сна, с открытыми глазами, смотрят на огромный — крошечный — кусочек неба, один на всех, и вслушиваются в неслышное гудение естественного радиационного фона.

Иногда наоборот — сплошная темнота, и все, разом, в одно и то же время, мучаются одиночеством, даже если в этот самый момент обнимают кого-то или кто-то обнимает их, и слишком тихо, и слишком пусто, и каждый чувствует себя крохотной песчинкой, и ощущает, сколько всего есть вокруг и сколько всего нет, и снова без сна, и снова глаза направлены в небо, в маленькую полоску бесконечной, холодной черноты, поглощающей весь свет, все тепло мира.

Полезная площадь основного отсека МВ-31 чуть больше, чем у телефонной будки — словом, не номер-люкс. Его даже комнатой назвать трудно — просто капсула пространства-времени, тесно охватывающая меня со всех сторон, как вторая кожа. Если смотреть через видоискатель, правильно выбрав систему координат, иногда как будто на самом деле сливаешься с машиной, становишься с ней единым целым и уже не очень различаешь, где она, а где ты.