Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные

• Название: Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные
• Автор: Константин Радов
• Жанр: Альтернативная история

---

- Осилим, если высадимся без помех. Главное, передовому батальону стать в строй до контратаки турок.

- Вот ты с первым батальоном и пойдешь. Диспозиция следующая...

Я слишком оптимистично оценил численность турецких войск, раза в полтора оную преуменьшив. Но настоящих янычар, которых только и следовало принимать всерьез, оказалась малая часть среди толпы иррегулярных башибузуков. Вообще, европейские описания баталий с турками часто вводят в заблуждение относительно их воинских качеств. Громадная империя, раскинувшаяся в трех частях света, не могла бы ни возникнуть, ни существовать без достойной армии. Педантам, презирающим слуг султана за то, что они строем не ходят, рекомендую встретиться с ними в бою. Когда поляки и цесарцы объявляли, бывало, о победах над неприятелем, превосходящим в четыре или пять раз, обыкновенно забывали упомянуть, что большую часть сих 'бесчисленных турецких полчищ' составляли погонщики мулов. Обоз у османов часто обширнее самой армии, либо по меньшей мере равняется ей. Правда, войска могут очень различаться по боевым способностям: ополчения, набираемые султаном во время войны, мало пригодны для правильной баталии, хотя иногда бывают неплохи в рукопашной. Иное дело - янычары и спахии. Сии отборные и прирожденные воины оружием всех видов владеют лучше европейских солдат, а в храбрости никому не уступят. Присущий магометанской религии фатализм пронизывает их отношение к жизни и смерти. Соглашусь, что слабое место магометан - отсутствие правильного строя, это мешает им маневрировать в бою. Но чрезмерно жесткий строй, присущий регулярным армиям, тоже не всегда уместен - сие зависит от обстоятельств.

Наше построение, по условиям местности, было не совсем обычным. Старый, испытанный и надежный Тульский полк я развернул в одну четырехшереножную линию, а сводный батальон, составленный из егерских рот других полков, поставил в каре за левым флангом, обращенным к степи. Дрейфующие по Днепру канонерки поддерживали правый фланг, упирающийся в реку. Впервые (и с великим успехом) новые гаубичные бомбы использовались против пехоты.

Конечно, наибольшие потери причинили неприятелю егеря. С четкостью хорошо отлаженного механизма - одна шеренга стреляет, три перезаряжают - на дистанции, почти недоступной для ответного огня, они хладнокровно и деловито сеяли смерть. Но с каждым звуком гаубичного выстрела турки косились влево, откуда с жутким визгом, переходящим в вой, приближалась черная точка, выбирающая очередные жертвы. Канонирам сказано было припасов не жалеть. Вражеская толпа представляла достаточно обширную цель, чтобы даже с воды не давать промаха. Мужество неприятельское сокрушалось сим обстрелом еще сильнее, нежели плоть, и его хватило ненадолго.

На дальнем от реки фланге, куда бомбы не долетали, бой долго колебался на шаткой грани. Пользуясь многочисленностью, османы охватили нашу слишком короткую линию и попали под огонь каре, поставленного на этот случай. Правда, я ожидал здесь атаки кавалерии, но, против всякого вероятия, у турок ее совсем не оказалось: Измаил-паша, видимо, забрал спахиев с собой. Только ногайские всадники крутились вдалеке, не подставляясь под выстрелы. Как только винтовочный огонь ослабевал, янычары шли в атаку, и несколько раз были близки к успеху. В конце концов, их силы иссякли, и они отступили - даже не к лагерю своему, а прямо в степь.

Теперь - вперед! Сдвоив ряды и сверкая остриями багинетов, линия двинулась к шатрам, белевшим через редкий кустарник верстах в полутора. Они нам достались без сопротивления, трудность состояла лишь в том, чтобы не пустить солдат грабить. Я пригрозил лично застрелить каждого сукина сына, который самовольно выйдет из строя. Это подействовало. Все знали мою щепетильность в исполнении обещаний. Еще сотня, другая саженей - и вот он, берег! Груженые барки и кочермы не успели сняться с якорей, наши чайки с трехфунтовыми пушками стерегут фарватер. Успех самый полный, какой только можно вообразить - исключительно благодаря тому, что до вчерашнего дня немногочисленную русскую флотилию враги вообще в расчет не брали, разделили свои силы и расположились на Днепре беспечно, как на Босфоре. Будь у них укрепленный лагерь и береговая батарея - ровно ничего бы у меня не вышло.

Дело еще не окончено. Множество турок, прижатых к реке, укрылось на судах. Можно, разумеется, с ними покончить при помощи артиллерии, только мне сей караван нужен целым. Найдись непримиримый янычарский ага, желающий испортить победу гяурам - лучшее, что он мог бы придумать, это поджечь или затопить его. Кстати, если вражеские корабельщики вздумают разом отойти от берега и пробиваться в Очаков, большинству это удастся: мы не сумеем остановить всех.

Требую пленных. Их мало, большая часть с ранениями в ноги: остальные сумели убежать от медленно наступающей пехоты. Выбираю своим посланцем важного старика в зеленой чалме, похоже - духовное лицо, вроде полкового священника. Мои условия предельно просты. Кто хочет - пусть уходит, остальным смерть. Опираясь на нашего толмача, мулла хромает по берегу, выкрикивая хорошо поставленным голосом соблазнительный призыв к миру. Странная парочка, обнявшись как влюбленные содомиты, бредет все дальше вдоль линии судов, и за спиной ее начинается движение. Сначала немногие (самые смелые или самые трусливые?) выбираются на сушу, оглядываются на грозных егерей и беспрепятственно ускользают к далеким холмам, где скачут ногаи. Их пример вдохновляет остальных: вот уже целые толпы сыплются в воду, лезут вверх по склону, бегут тяжелой рысью под смех и улюлюканье солдат...

- Стой! А этих не выпускать!

Гребцы, из турецких христиан, поддались общему потоку. Объясняю, что угроза смерти их не касается, и соглашение - тоже, ибо я с ними не воюю. Пусть остаются на месте. Без них у меня людей не хватит для управления судами.

Седобородый грек степенно подошел и поклонился в пояс, принимая на себя переговоры от имени корабельщиков. Жаль, что я так и не выучил греческий. Или турецкий. Не люблю говорить через толмача.

- Очаковские и аккерманские греки во имя Христа нижайше просят высокочтимого генерала не губить единоверцев и не принуждать их к службе: буде сие случится, турки потом жестоко отомстят несчастным. Если вам угодно забрать эти жалкие лодки, семьи владельцев будут обездолены: они бедные люди и добывают себе пропитание веслом и парусом.

- Мой чин - бригадир. Скажи ему... Нет, лучше спроси вот что: много они думали о Христе, когда везли турецкие пушки убивать русских? Теперь извольте то же самое делать для нас. Под страхом, если не хотите по совести.

- Он говорит, что их заставили...

- Так я тоже заставлю. Если это оправдание годится для меня, сойдет и для Измаил-паши. Нечего отлынивать. Кто через два часа не будет готов к походу - накажу. И пусть примут солдат на борт. Это чтоб мысли нехорошие не возникали.

В гробу я видал таких единоверцев: вспомнили о православии, глядя в дуло русской фузеи. До конца кампании ни один из них не был отпущен, а все суда взяты на армию, перевозить амуницию и провиант. И то еще перевозочных средств не хватало.

Мечты о Крыме

- Петр Матвеевич, осмелюсь предположить: сколько бы мы ни наказывали ногаев, сие не возымеет действия. Хан Девлет Гирей не пожалеет об их разорении, только обрадуется, что злее будут. Для крымской знати они чужаки: кочевали за Волгой, калмыки выгнали - пришли в здешние степи. Крымцам покажется чувствителен только десант на полуостров, коий я давно предлагаю.

Апраксины состоят в свойстве с царской фамилией. Если бы государь Федор Алексеевич прожил дольше и оставил потомство, царем мог стать племянник моего собеседника. Любопытно, что было бы в этом случае с Петром? Однако братья и при нем высоко летают: один - казанский губернатор, другой - азовский, к тому же генерал-адмирал.

Обед был съеден, вино выпито. Обсуждение военных планов затянулось и успело всех утомить. Три недели назад, когда я прибыл с новообретенным осадным парком на Томаковский остров, а встревоженный моим рапортом граф Апраксин форсированными маршами спешил в Богородицк, все готовились к обложению Каменного Затона. Войска, с необходимыми приготовлениями и предосторожностями, подступили к крепости - но она оказалась пуста. Измаил-паша не стал ее защищать и отошел к Перекопу, разрушив все что мог. Должен признать разумность сего решения: убогий земляной городок, способный вместить не более трех полков (с великой теснотой и неудобством) многочисленному корпусу не впору. В равной мере проигрышным оказалось бы положение турецкого генерала за пределами укреплений. Дело в том, что нижний Днепр был наш, вражеские провиантские запасы мы частью захватили, частью уничтожили, оставив единственную возможность снабжать войска - из Крыма, гужевым транспортом, верст за триста. Паша поступил в соответствии с европейской воинской наукой: не исключаю, что кто-то из окружения маркиза Дезальера, посла Людовика при султанском дворе, исполнял должность военного советника при турецком командующем.