Марк Гиршман - Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности

• Название: Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности
• Автор: Марк Гиршман
• Издательство: Мосты культуры
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2001
• ISBN: 5–93273–083–8

Сравнение классической еврейской, раннехристианской и гностической интерпретации создает объемную картину развития этих религиозных движений в Палестине. Автор показывает противоречия в их подходах к Писанию, которые в значительной мере определили дальнейшее существование обеих религии Исследование написано на основе тщательного анализа источников, но так ясно и просто, что доступно широкому кругу заинтересованных читателей.

Марк Гиршман преподает мидраш. Талмуд и раввинистическое учение в Университете Хайфы Еврейском университете и в Ораним.

---

Человек, привычный к еврейским мидрашам, возможно, увидит в этих двух последних цитатах, благодаря их длине и уровню литературной разработанности, цельное толкование. Но проповедь, сохранившаяся полностью, почти в десять раз длиннее, чем эти два отрывка, вместе взятые. Поэтому неудивительно, что Ориген по разным поводам жалуется на невнимательность публики: «Некоторые даже не ждут терпеливо, пока тексты читаются в церкви. Другие даже не знают, читаются ли они, но заняты светской болтовней в дальних углах дома Божия»[134].

Хотя для Оригена важно внимание аудитории, все же он не боится перейти в конце проповеди к совершенно новой теме – древнему преданию о разделении Чермного моря. Эта легенда, также обнаруживаемая в мидрашах, повествует о том, что Святой, Благословен Он, «разделил Чермное море» (Пс. 135:13) и дал отдельное русло каждому колену[135]. Интересна причина, по которой Ориген делает это добавление[136]: «Я подумал, что прилежному ученику не следует молчать о том, что увидели древние в Божественных Писаниях». Проповедь на Исход из Египта, около десяти страниц длиной, заканчивается следующим образом:

Ибо тот, кто не совершает «дела тьмы» (Рим. 13:12), губит египтян; тот, кто живет не плотски, но духовно, губит египтян; тот, кто выбрасывает из своего сердца все отвратительные и нечистые помыслы и не принимает их вовсе, губит египтян… Следовательно, таким образом мы можем «видеть» даже сегодня «египтян мертвыми на берегу моря»… Мы можем видеть самого фараона утонувшим, если будем жить такой верой, что «Бог сокрушит сатану под ногами нашими вскоре» (Рим. 16:20) Иисусом Христом Господом нашим, «Которому слава и держава во веки. Аминь».

Заметный риторический настрой последней части контрастирует с более академичным и назидательным тоном, который мы наблюдали до этого. Исследователи творчества Оригена утверждают, что он использовал относительно простой риторический стиль и, в отличие от некоторых своих последователей, не питал пристрастия к ухищрениям, известным ему благодаря полученному классическому образованию[137]. В конце проповеди Ориген взволнованно обращается к слушателям (или читателям), трижды упоминая смерть египтян и включая молитву о смерти сатаны, добавляющую драматизма заключительной доксологической формуле.

В качестве предварительного заключения следует отметить тот факт, что проповедь Оригена написана в виде аллегорического толкования[138], имеющего своей целью наведение моста между текстом и слушателями. Ориген не испытывает необходимости объяснять текст последовательно, но останавливается на тех деталях повествования и тех толкованиях, которые нужны для придания яркости и глубины моральным и духовным моментам его наставления. Вся проповедь пронизана ощущением движения вперед, которое сообщает ей описание библейского Исхода. Ориген знает, как достичь этого ощущения динамики и подъема, даже когда рассматриваемая тема не вполне подходит для его цели[139]. Несколько раз он прямо обращается к своим слушателям (и читателям) с пламенным призывом следовать в своем поведении морали, содержащейся в проповеди. Широкая публика, вероятно, находила эту проповедь слишком длинной и строгой, чем объясняются жалобы Оригена на то, что члены его общины старались избегать посещения его проповедей. Мне кажется, что это подлинная проповедь, которая в такой форме была обращена к аудитории в Кесарии и записана на месте стенографами, находившимися при проповеднике специально для этой цели[140]. Ориген мог подправить или изменить ее, но в целом это сочинение представляется в гораздо большей степени устной проповедью, чем литературным произведением. Говоря дальше о мидрашах, мы должны будем помнить, что относительно новая техника стенографии не была доступна раввинам хотя бы потому, что они произносили большую часть своих проповедей в дни, когда писать было запрещено (субботы и праздники). Следует также отметить, что в мидрашах, в отличие от проповедей Оригена, практически отсутствуют прямые обращения к аудитории.

Две другие проповеди, шестая и седьмая, посвящены песни у моря и водам Мерры и, таким образом, дополняют описание Исхода. Седьмая проповедь — наиболее резкая в своей открытой полемичности и вызове по отношению к евреям. Одной из причин этого является, конечно, необходимость истолковать центральный стих: «Там Бог дал народу устав и закон» (Исх. 15:25). Уже во вступлении Ориген задается вопросом: «Неужели не было другого места, более достойного, более подходящего, более плодоносного, чем это место горечи[141]», чтобы Бог дал законы там? И тут же отвечает: конечно, было[142]. «Я думаю, что Закон, если понимать его буквально, достаточно горек, он и есть сама Мерра. Ибо что может быть столь горьким, как рана обрезания для восьмидневного ребенка, как страдание нежного младенчества от твердости железа?»

Затем Ориген, следуя библейскому повествованию, сообщает нам о том, что дерево, брошенное в воду, сделало ее сладкой. Для него это дерево не что иное, как «древо жизни», тайна креста. Так как евреи не верят в эту тайну, они «и сейчас пребывают в Мер–ре»[143]. Затем проповедь переходит к рассказу о манне, и Ориген утверждает, что ключом к пониманию этой истории является тот факт, что описываемое событие происходит в «пятнадцатый день второго месяца» — на вторую Пасху. Как мы знаем, Библия (Чис. 9:9—11) устанавливает вторую Пасху для тех, кто окажется «нечист от прикосновения к мертвому телу или будет в дальней дороге» и не сможет отпраздновать Пасху вовремя. Ориген подчеркивает, что такие люди на самом деле снискали благо, так как вдобавок к празднику Пасхи они получили благословение манной. Кто празднует вторую Пасху, если не христиане, которые осквернились вследствие прикосновения к мертвому телу, потому что они были идолопоклонниками? Более того, манна начала падать в воскресенье, день Господа. Израилю было велено собирать манну в течение шести дней и затем соблюдать субботу! Согласно Оригену, это ясно указывает на то, что благословлены только воскресенья, а не субботы евреев.

Трудно удержаться от вывода, что Ориген объявляет широкомасштабную войну своим еврейским оппонентам. Его доводы не выглядят академичными, и кажется, что весь пыл направлен на то, чтобы сокрушить противника с помощью неопровержимых доказательств[144]. Как мы уже упоминали в главе 1, Ориген написал целый трактат о пасхальной жертве, основанной на правильном толковании еврейского слова песах, где говорится о том, что евреи смеялись над христианами, опиравшимися в своих спорах с ними на ошибочное понимание этого слова[145]. Все это создает впечатление резкой, ожесточенной полемики.

Я попытался показать, каким образом Ориген открывает новую главу в противоборстве христиан и евреев. Христианин, соединяющий навыки к толкованию с пламенной верой, изъясняет Писание с искусством, которое, должно быть, производило сильное впечатление и на его противников. Теперь обратимся к комментаторскому мастерству евреев, оппонировавших Оригену.

Основные компоненты гомилетического сочинения — комментарий, игра слов и проникновение в глубь текста — совпадают в обеих религиозных традициях. Так, например, в Мехильта де рабби Ишмаэль мы обнаруживаем комментарий к рассказу о Мер–ре, почти идентичный толкованию Оригена[146]: «Рабби Шимон б. Йохай говорит: Он научил его сказать слово из Торы, ибо сказано "научил его (вайореху)"… Толкователи неясных мест (доршей решумот) сказали: Он научил его сказать слова из Торы, которые уподобляются дереву, как сказано: "Она — древо жизни для тех, которые приобретают ее"» (Притч. 3:18)[147]. Предметом нашего рассмотрения являются не основные составляющие элементы, но их общее расположение и то, как они используются в талмудическом методе. Сначала рассмотрим различия между сочинением Оригена и еврейским мидрашем. Прежде всего, сочинение, которое несет на себе отпечаток индивидуальности автора, отличается от антологии. Ориген тоже черпает из других источников, но при этом он не составляет компиляцию из сочинений разных авторов, лишенную индивидуальности; вместо этого он включает их в свои собственные толкования. Даже если составитель антологии выбирает только те толкования, которые сочетаются с его собственным подходом, и выстраивает их в соответствии со своими идеями, такое произведение все же будет отличаться от сочинения одного автора. Например, наиболее тщательно составленная из всех мидрашистских антологий — Ваикра Рабба — ни в коей мере не обладает тем внутренним драматическим движением, каким наполнено сочинение Оригена. Отсутствуют по меньшей мере два стилистических элемента, используемых Оригеном: прямое обращение к аудитории и связующие нити между различными комментариями. Это происходит вовсе не от недостатка мастерства; скорее это указывает на то, что литературные цели мидраша отличались от целей Оригена. Должное внимание следует уделить тому факту, что антологии мидрашей, которые обычно рассматриваются в качестве гомилетического мидраша по преимуществу, отличаются отсутствием классического типа риторики.