Владимир Ильин - Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

• Название: Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта
• Автор: Владимир Ильин
• Издательство: Яуза
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20000-2

Судьба Владимира Ильина во многом отражает судьбы тысяч наших соотечественников в первые два года войны. В боях с врагом автор этой книги попал в плен, при первой же возможности бежал и присоединился к партизанам. Их отряд наносил удары по вражеским гарнизонам, взрывал мосты и склады с боеприпасами и горючим, пускал под откос воинские эшелоны немцев. Но самым главным в партизанских акциях было деморализующее воздействие на врага. В то же время только партизаны могли вести эффективную контрпропаганду среди местного населения, рассказывая о реальном положении дел на фронте, агитируя и мобилизуя на борьбу с захватчиками. Обо всем этом честно и подробно рассказано в этой книге.

---

— А вы что, его знаете? — спросил Гудков.

— Так это же наш бывший партизан. Он сбежал от нас к немцам. Из-за него в Петрашах погибла половина нашего отряда.

— Когда это было?

— В конце марта месяца.

— А ваши товарищи его тоже знают?

— Конечно, все знают.

— Тогда мы вас попросим задержаться в нашей деревне до обеда. Мы будем судить этого человека.

— Этого гада надо не судить, а повесить сразу же, пока он не сбежал, — с презрением заявил заслоновец.

Остальные партизаны из заслоновской бригады также признали этого человека и рассказали о той трагедии, которая произошла в один из дней марта месяца перед рассветом в Петрашах с их отрядом. Один из партизан оказался тем самым раненым, которому я оказывал на болоте первую медицинскую помощь, перевязывая его раненую руку.

Часам к 11 среди деревни, во дворе одного из домов, состоялся суд над этим фашистским агентом. На крыльце дома сидели комбриг Гудков, комиссар Игнатович и другие товарищи из штаба бригады. На деревянной лавке около крыльца сидел, находясь под усиленной охраной, фашистский агент. Кругом в большом дворе этого дома стояли и сидели местные жители и партизаны. Несколько в стороне стояли заслоновцы. Через некоторое время во двор привели пленного офицера-танкиста и Франца.

Комбриг Гудков попросил нашего следователя Степана Захаревича доложить суду о предательской деятельности подсудимого. Затем выступили заслоновцы, которые рассказали, как по его вине погибли многие их товарищи в Петрашах.

— Может быть, кто из присутствующих хочет что-нибудь сказать или спросить подсудимого? — сказал, обращаясь ко всем, Гудков.

В наступившей необычной тишине послышался голос старой-престарой женщины:

— Вот я хочу его спросить, — обращаясь к подсудимому, сказала она. — Как же это ты посмел против своих-то пойти? Ты же наш белорусский хлопец. Как это твоя рука поднялась на наших хлопцев? Сколько ты безвинных душ загубил? Не будет тебе нашего прощения, предатель ты несчастный! Сколько крови нашей льется от этих немецких извергов, а ты им помогал, душегуб ты эдакий. Какая только мать родила тебя, такого гада?

Слушая эту женщину, все жители качали головами в знак согласия. Ничего не ответил этой старушке фашистский агент, и только его голова все ниже и ниже склонялась к земле под тяжестью ее слов. Потом Гудков обратился к пленному немецкому офицеру:

— Скажите нам, как бы вы поступили, если бы один из ваших солдат предал вас?

— Для предателя — смерть! — резко ответил он.

Переводчик перевел слова немецкого офицера, и в толпе возмущенных жителей деревни послышались голоса:

— Чего его судить, повесить предателя!

Захаревич зачитал приговор, и рядом с этим домом, на березе, предатель и изменник Родины был повешен.

Во второй половине дня нам нужно было поехать в соседнюю деревню Хохловку, которая вчера была сожжена карателями. Там мы решили составить акт о зверствах, учиненных немецко-фашистскими извергами в этой деревне. С собой мы захватили также Франца и пленного офицера, которые, как представители от немцев, должны были подписать этот акт. В Хохловке мы медленно переходили от одного сожженного дома к другому. Нельзя было без содрогания смотреть на лежавшие в руинах домов обгоревшие трупы взрослых людей и особенно детей. Я тут же составил акт о зверствах гитлеровцев и предложил пленному офицеру и Францу подписать этот акт. Офицер наотрез отказался. А когда Франц, все еще игравший роль второго пленного, взял в руки карандаш и склонился над актом, офицер, воспользовавшись тем, что мы немного отвлеклись, продолжая смотреть на трупы этих несчастных людей, бросился бежать в сторону росшего рядом с деревней густого кустарника.

— Хальт! Хальт! — закричал Франц, увидев первым убегающего к кустарнику офицера. — Стреляйте, а то он удерет!

Но убежать гитлеровцу не удалось: автоматная очередь Егора Евсеева срезала его на полпути к кустарнику. После этого случая мы еще больше стали доверять Францу. У нас укрепилась уверенность в том, что он действительно немецкий коммунист и антифашист.

Когда мы возвратились из Хохловки, нас встретила Шура Пляц и сообщила траурную весть:

— Коля, был Иван Каминский, который сообщил, что после тяжелого ранения и длительной болезни в партизанском госпитале умер молодой комсомолец Женя из деревни Вейно.

— Ах, Женя, Женя! Так ты и не выздоровел после этого ранения, — с горечью в голосе промолвил Агапоненко.

День похорон Жени совпал с началом большой карательной экспедиции гитлеровцев со стороны Сенно на отряды Леоновской бригады. Положение было очень напряженным. Мы ожидали, что и на нас снова начнут наступать немцы со стороны Волосова, поэтому похороны Жени решили провести в вечерние часы, когда будет ясно, что немцы уже не начнут против нас боевых действий.

К вечеру похоронная процессия потянулась на окраину деревни к местному кладбищу. В тот момент, когда гроб с телом покойного был уже вынесен из деревни и находился в поле, на полпути к кладбищу, над деревней высоко в небе появился немецкий самолет.

— У, гад! Неужели будет бомбить? — крикнул кто-то из партизан.

Но, к счастью, самолет пролетел над нашей деревней, не тронув ее. Видимо, у него было другое задание.

Уже спустились сумерки, когда мы внесли гроб на кладбище и установили около могилы. Командир, подойдя ко мне, шепотом сказал:

— Комиссар, даю тебе слово.

С кургана, где находилось кладбище, было далеко видно все вокруг. На горизонте с северной стороны, где каратели вели бой с леоновцами, горели деревни. Пламя и дым горящих деревень были хорошо видны с этого кургана.

— Товарищи! — начал я. — Сегодня мы с вами хороним молодого комсомольца, партизана Женю. Это был очень храбрый партизан, страшно ненавидящий фашистских извергов и их приспешников. Он не жалел своей юной жизни в борьбе с врагом, и вот теперь нет его среди нас. Дорогой наш Женя! Твою ненависть к врагам мы берем в наши сердца и клянемся тебе, что отомстим за тебя. Вот мы видим сейчас, как на горизонте горят наши деревни, это фашистские звери уничтожают наших людей. Мы клянемся над твоей могилой, что не простим врагам их злодеяний и будем еще сильнее бороться с этими проклятыми фашистами. Спи спокойно, дорогой товарищ. Мы не забудем тебя…

Прогремело несколько выстрелов, и похороны закончились.

В ту же ночь, после похорон Жени, мы получили приказ оставить деревню Лозы и перебазироваться севернее нее в большой населенный пункт Толпино, который стоял на берегу речки Усвейки, берущей начало в болотах Бука. Рано утром мы уже были в этой деревне. Штаб бригады и первый отряд разместились в северной части ее, а наш отряд расположился в середине деревни, занимая главным образом дома, стоящие на прогоне, идущем к берегу речки. Командир отряда для штаба выбрал крайний дом у самой речки. Хозяин этого дома Прохор Васильевич Лицкевич оказался тяжело больным и со сломанной ногой лежал за занавеской в чуланчике около печки. В доме было душно, пахло тяжелым воздухом больного человека, и полно мух. Поэтому я решил устроиться жить в сарае, стоящем напротив дома через дорогу.

* * *

В последних числах мая 1943 года в один из субботних дней к нам в Толпино ночью на самолете прилетели из-за линии фронта, или, как мы называли, с Большой земли, десять офицеров и три сержанта. У них была своя рация и радист. С собой они привезли большое количество взрывчатки, бикфордова шнура, много капсюлей и других военных материалов, необходимых для проведения диверсионно-взрывных операций. Возглавлял эту группу старший лейтенант по имени Александр. Мы были необыкновенно рады этому событию. Наконец-то у нас теперь есть рация и радист. А сколько взрывчатки привезено — это же целый клад. Особенно радовался прилетевшим из-за линии фронта товарищам наш комбриг Гудков. На радостях от такой встречи он стал называть старшего лейтенанта Александра Сашкой «Субботой». Эту партизанскую кличку он получил от комбрига по той причине, что они прилетели к нам рано утром в субботу. Так и укоренилась за молодым симпатичным старшим лейтенантом эта партизанская кличка.

Прилетевшие к нам товарищи развернули большую подготовительную работу. Они занялись обучением всех партизан и партизанок подрывному делу. Привезенные ими толовые шашки были необычной формы. Каждая шашка с одной стороны была отпрессована по форме железнодорожного рельса. А в капсюль закладывался не обычный бикфордов шнур, а специальный шнур медленного горения. Кроме того, были привезены также специальные спички, которыми поджигался этот шнур. Эти товарищи, являясь инструкторами подрывного дела, демонстрировали нам, как нужно прикладывать к рельсу шашки, как вставлять капсюль, как закреплять колышком эту шашку у рельса и как поджечь шнур.