Голо Раймунд - Из мещан

• Название: Из мещан
• Автор: Голо Раймунд
• Издательство: Типография Н. Л. Пушкарева
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1882

Молодая аристократка, Полина фон Герштейн, высоко ценящая свое происхождение, неожиданно для себя влюбляется в назначенного ей опекуном Ганса Геллига, мещанина по происхождению. Что победит – гордость или любовь?

---

Учитывая это, барон Рихард предложил кружку разойтись пораньше, и Полина легла спать, не видев Геллига.

10.

Всякий, кто бывал в Геллерсгейме и знал царивший там образцовый порядок, не узнал бы теперь поместья, заглянув в него сегодняшним утром.

Приказчик, по заведенному Геллигом порядку, явился рано утром к Блендорфу за приказаниями, но тот раскричался и выгнал его.

Тогда слуги, не зная, что им делать, принялись, за что попало: кто чистил лошадей и коров, а некоторые подчищали траву, дерзнувшую появиться на дорожках парка.

В спальне Геллига царила воскресная тишина. Стол с почти нетронутым завтраком был покрыт бумагами, а сам Геллиг лежал на диване, подложив руки под голову и предавшись размышлениям.

Послышался стук в дверь, больная собака слегка приподнялась, но не залаяла.

– Войдите! – сказал Геллиг.

На пороге показался барон Рихард.

Ганс поспешил встать, на лице его отразилось удовольствие, которое он старался прикрыть притворно-холодными словами.

Но барона нельзя было провести.

Он дружески крепко пожал протянутую ему руку, и сразу же приступил к цели своего прихода.

– Я пришел изложить вам свой взгляд на вчерашний случай: это я должен сделать для себя и для вас, а также и для Полины, которую я воспитал!… Что вы так смотрите на меня? Вы хотите сказать, что этим воспитанием я не вполне могу гордиться – это я знаю и без вас, но сознайтесь, что есть и хорошие стороны в ней!

– Конечно! – добродушно заметил Геллиг, тронутый любовью старика к этому своевольному ребенку.

– Очень рад, что вы согласны с этим, я иного и не ожидал от вас: умный человек всегда справедлив!… Но я хочу, чтобы вы знали, что люди разных сословий, если они находятся на одной ступени развития, имеют одинаковые понятия о добродетели и пороке!

– Всегда ли вы придерживались этого взгляда, барон? – с худо скрытой горечью спросил Ганс.

– Признаюсь, нет! – просто ответил Рихард. – Я долго искал в этом ложном взгляде утешения для себя. Мне хотелось свалить вину любимой женщины на мало развитое чувство чести и на недостаток такта во всем сословии! Но это предубеждение и прежде колебало мой рассудок, а благодаря вам, оно совершенно рассеялось! Я научился вас любить и уважать, как очень немногих! И я назову счастливым всякого отца, у которого такой сын, как вы!

Молодой человек с глубоким волнением на лице низко поклонился барону.

– Благодарю вас за такое мнение! – сказал он задушевным голосом. – Оно осчастливило меня больше, чем вы думаете! Мне всегда хотелось его заслужить!… Теперь я веселее расстанусь с Геллерсгеймом!

– Расстанетесь? – повторил барон. – Вот за этим я и пришел к вам!… Полина отказала вам, а я вам предлагаю место управляющего у себя. Вы будете независимым вполне, и я буду обращаться с вами, как с сыном! Тогда я буду в состоянии жить в Диттерсгейме, которого уже избегаю много лет!

– Вы очень добры и я вам благодарен от души, – отвечал взволнованно Геллиг, – но я не могу принять вашего лестного предложения!… Поселиться в Диттерсгейме – означало бы для меня разрыв навеки с теткой, которую я так люблю! К тому же, я у нее – единственная опора!

– Она богата, сказочно богата, имея вас! – сдавленным голосом произнес барон. – Но Боже сохрани, чтобы я посягнул на ее сокровище и пожелал бы разделить его с нею!

– Она тоже не хочет делиться, – нерешительно заметил Ганс, – она берет все или ничего!

Скорбная складка легла вокруг губ барона Рихарда.

– Все та же страстность, та же ненависть, – печально произнес он. – Чем она питает в себе эти чувства, которые должны отравлять ее жизнь?

– Сознание, что она невинно осуждена.

– Не сводите меня с ума, не говорите так! – воскликнул барон, вскакивая. – Я пережил мысль о ее вине, но о невинности нет! Да этого и не может быть! Если она отказалась от всяких объяснений – разве это не виновность ее?

– Причина всему: мещанская кровь!… Вы кинули ей эти слова, как приговор, как знак глубочайшего презрения!… А для меня лично, это – символ чистоты и честности!

Барон снова сел и, слушая молодого человека, все ниже и ниже склонял голову, словно под гнетом тайной горести.

– Жену из своего сословия вы бы не сочли способной на такое преступление, – продолжал Геллиг, – а огромная любовь жены, жены по вашему выбору, не могла спасти ее от подозрения и осуждения, потому что в жилах ее текла не дворянская кровь!

– Все это я слышал от вас, но мне странно одно: почему Леонора не пыталась исправить дело кротостью и лаской, а выказала гордость и озлобление?… Вы видели, как я склонил голову из уважения к вам, так неужели молодая жена не смогла бы обезоружить любовью мое высокомерие?

– Но вы снимаете с нее обвинение? – спросил Геллиг, замирая от ожидания ответа.

Барон покачал головой.

– Нет, – сказал он печально, но решительно, – я отдал честь мещанству: я научился отделять личность от сословия – и только!

– Все напрасно, – тихо прошептал Ганс, простонав, – один Бог может оправдать ее.

– Если вы не хотите у меня жить, – продолжал барон после долгого молчания, – то располагайте моей шкатулкой, если будете в затруднении при внезапном выезде!

– От всего сердца благодарю вас, – воскликнул Ганс, пожимая руку барону, – но у меня есть кое-какие средства: наследство от отца и подарки господина Ридинга. Так что я, не стесняя себя, могу представить залог в 3 тысячи талеров, которые требует с меня г-н Блендорф по случаю моего завтрашнего отъезда.

– Залог? – медленно повторил изумленный барон. – Залог от вас! Но это, должно быть, ошибка! Нельзя так компрометировать Полину!

– Не говорите ей ничего об этом!

– Но я уверен, что она ничего не знает!

– Она же знала Блендорфа и все-таки назначила его моим преемником – значит, она наперед одобрила все его распоряжения!

– Но после вчерашнего поступка у нее не было иного выбора! Но теперь она хочет назначить на это место моего племянника Альфреда.

Геллиг навострил уши, но постарался как можно равнодушнее переспросить:

– Барона Альфреда? Но это невозможно! Никто не может быть одновременно и мужем и опекуном молодой девушки! А барон предпочел права супруга! Его мать писала…

– Полина отказала Альфреду! – перебил Ганса барон.

По членам Геллига пробежала сладостная дрожь, на лице его отразилось сильное волнение, но Рихард сделал вид, что ничего не заметил.

– Вы еще не сказали мне, куда вы так внезапно собрались ехать?

– К тетке, – ответил Геллиг. – Но я давно собирался к ней, потому что она болеет все!… Но тут приехали вы, и я остался, чтобы…

– Чтобы – что? – нетерпеливо переспросил барон.

– Чтобы узнать хорошего человека, который сделал ее несчастной, и научился ненавидеть его, как она!

Барон побледнел.

– Ну и что же, удалось вам? – с легкой дрожью в голосе спросил он.

– Нет, я не мог! – твердо отчеканил Геллиг. – Да простит она мне это – но я вас почитаю и уважаю от всего сердца! – со страстным порывом закончил он.

Барон протянул руки с выражением искренней благодарности в прекрасных старческих глазах.

– Уважение честного человека – самая прекрасная вещь!… Вы отказались от всех моих предложений, но умоляю вспомнить обо мне, если будете в затруднении!… Когда вас ждать обратно?

– Не позже, как через десять дней!

– Счастливого пути вам!

Когда дверь за бароном закрылась, Геллиг вернулся к столу, его внимание привлек изящный ящичек, отделанный золотом и перламутром.

Он открыл его, вынул несколько писем и бумаг, затем, нажав пуговку на крышке ящика и убедившись, что пакет, лежавший там, цел, тщательно запер крышку и замок шкатулки, ключ от которой опустил в боковой карман.

Устройство потайного ящика было не особенно искусным, но не каждый сумел бы его найти.

Уложив бумаги в портфель, Геллиг уселся в кресло и снова погрузился в свои мысли. По временам лицо его меняло свое выражение, а с губ слетали какие-то слова.

– Она ему отказала, – явственно наконец прошептал он, и лицо его озарилось лучом торжества, сделав его ясным и безоблачным.

11.

Треволнения, которым подвергалась Полина за последние три дня, оказались не под силу даже для ее крепкой и выносливой натуры.

Полина слегла в постель с тем ощущением тупого и усталого равнодушия, которое часто бывает следствием безнадежного горя.

Она знала, что Геллиг потерян для нее навсегда, и гордость, подавляющая ее юную любовь, была довольно сильно поколеблена раскаянием.

Ссылаясь на болезнь и усталость, Полина никого не принимала, кроме дяди Рихарда, старательно избегавшего всего, что могло навести его любимицу на грустные размышления.

Полина ничего не знала про предстоящий отъезд Геллига, которого она не видела днем.

Только ночью ей послышался его голос, звучавший необычайно мягко и задушевно, но она в это время засыпала и не могла бы решить, во сне или наяву она его слышала.