Сергей Беляков - Гумилёв сын Гумилёва

• Название: Гумилёв сын Гумилёва
• Автор: Сергей Беляков
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44967-3

Сергей Беляков – историк и литературовед, специалист по биографии и научному наследию Льва Николаевича Гумилева. Около двадцати лет занимается изучением созданной ученым пассионарной теории этногенеза.

Сын Анны Ахматовой и Николая Гумилева, узник Норильска и Камышлага, переживший четыре ареста и два лагерных срока, солдат Великой Отечественной, участник штурма Берлина, Лев Николаевич Гумилев – историк с уникальной судьбой и странной, полной тайн и загадок личной жизнью. Гумилев писал в основном о Древнем мире и Средних веках, но созданная им теория лучше других объясняет сегодняшний день и позволяет прогнозировать будущее России и Европы, Китая и мусульманского мира. "Я только узнал, что люди разные, и хотел рассказать, почему между народами были и будут кровавые скандалы", — говорил Лев Гумилев. Его идеи необходимы нам сегодня, в эпоху нового переселения народов, во времена банкротства мультикультурализма и толерантности.

Эта книга – самая полная биография русского историка, основанная на обширном собрании документов и материалов, в том числе не публиковавшихся ранее.

---

Избавиться от трудового рабства до окончания войны казалось почти невозможно, войне же не было конца. Да и отпустят ли и после войны, ведь потребности Норильского комбината в специалистах, в рабочих, в сырье год от года росли. Призыв в армию был единственным шансом Гумилева. Даже осужденным служба в штрафной роте приносила свободу. Гумилев, уже отсидевший свой срок, мог добиться снятия судимости, восстановиться в университете, вернуться к своим тюркам, гуннам, монголам, к университетским и академическим библиотекам. Путь к любимой научной работе с неизбежностью вел на передовую.

Письмо Гумилева к Эмме Герштейн почти отчаянное. Он уже несколько раз просился на фронт, подавал заявления – без толку. Отказывали почти всем работникам Норильского комбината – и заключенным, и «вольняшкам», просившимся на фронт. Впереди была короткая осень и долгая приполярная зимовка на Нижней Тунгуске.

Много лет спустя в своей ленинградской квартире за бокалом марочного грузинского вина Гумилев будет рассказывать своему собеседнику, студенту Андрею Рогачевскому: «По сравнению с Восточной Сибирью передовая – это курорт. Северная тайга – это зеленая пустыня, по сравнению с которой Сахара – населенное, богатое и культурное место».

Все это объясняет психологическое состояние Гумилева, когда он решился на отчаянный и совершенно экстравагантный поступок, о котором позднее рассказал Эмме Герштейн: «…явился к коменданту, держа на запястье бритву, и пригрозил: "Вот я сейчас вскрою себе вены, своей кровью твою морду вымажу, а тебя будут черти жарить на сковороде" (тот боялся Страшного суда). Вот так меня и отпустили».

Ольга Новикова отказывает Герштейн в доверии: «Что-то маловероятно, не в характере Л.Н.Гумилева были истеричные поступки урок. Скорее всего… это очередная черная легенда или злая шутка о Льве Гумилеве». Новикова предпочитает верить не Герштейн, а самому Гумилеву, который совершенно иначе рассказывал про обстоятельства своего призыва в армию: «Мне повезло сделать некоторые открытия: я открыл большое месторождение железа на Нижней Тунгуске при помощи магнитометрической съемки. И тогда я попросил – как в благодарность – отпустить меня в армию. Начальство долго ломалось, колебалось, но потом отпустили все-таки».

Но зачем же Эмме Герштейн сочинять «черную легенду» о Гумилеве? Она могла перепутать, но для чего же ей лгать? Эту историю она слышала от самого Гумилева, и слышала не она одна, по тому что уже в декабре 1944-го в Москве появились «сенсационные рассказы» о Гумилеве, который будто бы вскрыл себе вены и только тогда добился призыва в армию. Эта легенда, несомненно, основана на искаженной версии истории «о бритве и Страшном суде». В декабре 1944-го Гумилев с Эммой Герштейн не встречался, значит, он рассказывал свою историю комуто из знакомых, повидавших его на Киевском вокзале, — Томашевской, Харджиеву, Шкловскому или Ардову, а уже через них история стала разноситься по литературной Москве, обрастая фантастическими подробностями (солдат со вскрытыми венами, добравшийся в теплушке из Восточной Сибири в Москву, — действительно фантастика).

Другое дело, что Эмма Григорьевна плохо разбиралась в субординации и не различала военное и экспедиционное начальство, поэтому мы так и не знаем, к кому же пришел Гумилев, к военкому или к начальнику Нижнетунгусской геологоразведочной экспедиции А.П.Бахвалову? В любом случае никакие «коменданты» здесь роли не играли. Военнообязанного мужчину призывает военкомат, а начальник экспедиции, наделенный немалой властью, мог и, по служебным инструкциям, должен был призыву помешать. Вероятно, Гумилев явился с бритвой именно к Бахва лову. После его визы решение военкома было предопределено.

Что касается интервью Льва Николаевича, то оно как раз и не внушает доверия. За хорошую работу начальство могло его премировать продуктами, одеждой, деньгами или поездкой в Туру ханск, но отпускать такого ценного работника не было никакого резону. Надо учитывать и обстоятельства двух рассказов Гумилева. В сороковые историю о бритве рассказывал молодой человек, солдат, бывший зэк, студент, еще не успевший восстановиться в университете. А интервью давал уже пожилой историк, доктор наук, знающий себе цену. Солидному человеку рассказывать о шантаже суицидом не к лицу, вот он и не рассказывал.

ВЕСЕЛЫЙ СОЛДАТ

Гумилев-младший, правдами и неправдами пробившийся на передовую, очень напоминает своего отца. Николая Степановича из-за близорукости «и некоторого косоглазия» нельзя было призвать в армию, но он сумел настоять на своем и пошел в армию «охотником», то есть добровольцем. Озадаченный врач написал в своем заключении, что Гумилев, несмотря на свое зрение, «прекрасный стрелок».

Как бы ни был Лев Николаевич похож на отца, различий между ними все-таки много. Вольноопределяющийся Николай Гумилев мог при желании стать офицером. Он и в самом деле в 1915 году дослужился до прапорщика. Лев Гумилев остался рядовым, хотя в армию попал не в двадцать восемь лет, как отец, а в тридцать два года. Николай Гумилев служил в престижном лейб-гвардии уланском полку, Лев Гумилев – в зенитном. Николай Гумилев получил несколько орденов, Лев – только две медали. Боевой путь Гумилева-старшего хорошо известен, сам поэт рассказал об этом в «Записках кавалериста», сохранились и свидетельства его боевых товарищей. Сведения о службе Гумилева-младшего надо собирать по крупицам. Три военных стихотворения, несколько сохранившихся писем, несколько замечаний в интервью конца восьмидесятых, военный билет и наградные документы – вот и все источники, по которым можно судить о военной службе Льва Гумилева.

13 октября 1944 года Туруханский райвоенкомат призвал Гумилева в ряды Красной армии. Из Туруханска начался его путь сначала на юг, вверх по течению Енисея, а затем на запад – по Транссибу.

В Красноярске Гумилев распродал свою экспедиционную одежду, а ночевать пошел к Василию Абросову. Видимо, тот еще в 1943-м оставил Гумилеву свой красноярский адрес. Гумилев много раз будет вспоминать эту встречу и долгую ночную беседу «о построении мостов между науками».

Из воспоминаний Василия Абросова: «…переночевал на полу. Лечь на кровать он отказался – не захотел оставлять после себя насекомых, появившихся у него при жизни в глухой тайге. На следующий день Лев Николаевич попросил меня по возвращении в родной город разыскать мать и рассказать ей о его жизни на Севере».

Просьбу друга Абросов исполнил. Весной 1945-го он впервые появится в Фонтанном доме, а Гумилев к тому времени уже будет воевать.

В ноябре или начале декабря 1944-го Гумилев попал в запасной полк, где его обучали воинскому искусству: «День – стрелять из трехлинейки, шесть – отдавать честь офицерам». Строевая подготовка не давалась Гумилеву еще в университете, за что его терпеть не мог военрук, Гумилев же мстил военруку по-своему – сочинял о нем обидные песенки.

О порядках в советских запасных полках времен Великой Отечественной современный читатель обычно судит по «Чертовой яме» Виктора Астафьева. Гумилев воспоминаний о запасном полку не оставил. А если источников нет, то и писать нечего. Из запасного полка Гумилев отправился на фронт. Никогда не любивший жаловаться, он все же вспомнил этот путь недобрым словом: «Отправка в телячьем вагоне без нар. Голодуха…»

В декабре поезд прибыл в Москву на Киевский вокзал, откуда рядовой Гумилев позвонил Виктору Ардову и Виктору Шкловскому. Оба приехали на вокзал, и Лев попросил Шкловского известить о его приезде Николая Харджиева. Шкловский в писательской столовой передал записку Харджиеву, и тот вскоре приехал на вокзал вместе с Ириной Томашевской. Вокзал был забит эшелонами, найти среди них нужный было нелегко. Хар джиев и Томашевская ходили вдоль составов, а сопровождавший их часовой у каждого вагона выкрикивал фамилию Гумилева. В ответ слышалось: «Такого нет». Наконец, вспоминал Харджиев, «из дальнего вагона выскочил солдат, в котором мы с радостью узнали Л.Гумилева». «Николай Иванович, денег!» – воскликнул он. Харджиев отдал Льву 60 рублей (все, что у него было), а То машевская тут же за углом продала свои продовольственные карточки и вручила деньги Гумилеву. Лев тем временем рассказывал им о пассионарности, чем изрядно напугал Ирину Николаевну. Гумилев приравнивал свое открытие «к теории Карла Маркса», и Томашевская, услышав это от полуголодного солдата, решила, что он просто сошел с ума. Харджиев оценил состояние Гумилева иначе: «Можно было подумать, что он отправляется не на фронт, а на симпозиум».

На прощание Томашевская благословила Льва, и тот несколько недель спустя в письме к Харджиеву вспомнит их доброту и бескорыстную помощь: «Большой мой привет Ирине Николаевне, благодаря Вам и ей я доехал до места относительно сытым».