Илья Вергасов - Крымские тетради

• Название: Крымские тетради
• Автор: Илья Вергасов
• Издательство: Терра-Книжный клуб
• Жанр: О войне
• Год: 2005
• ISBN: 5-275-01283-7

Крым во время Великой Отечественной войны… Опустевшие пляжи и мраморные дворцы, разоренные виноградники и отчаянное сопротивление оккупантам — партизанское движение, активным участником которого был автор «Крымских тетрадей» — Илья Вергасов — бывший начальник штаба партизанского соединения, а позднее командир объединенного партизанского района в Крыму.

«Крымские тетради» — это взгляд изнутри на партизанское движение, — воспоминания о боях с карательными отрядами, о спасенных жемчужинах Крыма — знаменитых коллекционных винах, памятниках истории и архитектуры, среди которых был музей А. П. Ч ехова. Партизанский быт, погибшие и выжившие товарищи… «Крымские тетради» — это взгляд человека, который не может и не хочет забыть те страшные годы, когда каждый человек делал свой собственный выбор — жить в страхе или бороться за жизнь и Родину.

---

Шли четыре женщины, пряча под тряпьем красоту, опасную в те дни спутницу. Не приведи бог попасться на глаза сытому «самостийному» полицаю или оккупанту!

Людмилу Ивановну не узнала бы мать родная: на голове шапка деда Сидора, похожая одновременно и на Капелюху и на татарский малахай. Из бекеши что-то выкроено — не то пальто, похожее на одеяло, не то одеяло, похожее на пальто.

Киев встретил взорванным Крещатиком и виселицами. Но мертвые уже не пугали.

В Крым, в Крым!

Два с лишним месяца тянулась эта дорога.

На тихой степной станции тайком забрались на платформу эшелона с паровозом, глядящим на юг. Их нашли, по ним стреляли, только выдержка Насоновой спасла им жизнь. Насонова заставила всех ползти по-пластунски.

Через день Людмилу Ивановну задержал полицай. Он ударил ее по голове и пихнул ногой. Шапка деда Сидора спасла. Насонова бросилась на него, он тесаком рассек ей лоб. Тогда четыре женщины кинулись на полицая, задушили его и бросили в густую ржавую траву.

И вот Симферополь. Он кишмя кишел офицерами, заполнен штабами, опоясан концлагерями. Патрульные строги, полицаи злы. Немцы не замечают горожан, они озабочены.

«Партизаны! Партизаны!» О них только и разговор.

Остановились у подруги Насоновой, Оли. Она ахнула, когда узнала, что Насонова и Пригон собираются в Ялту.

— И не доберетесь туда! Режим страшный. Там кругом партизаны.

Нет, только домой!

Тогда-то Людмила Ивановна впервые подумала о Шаевиче, своем бывшем директоре. Он наверняка в отряде где-то за Ай-Петри. И Алексеев, директор санатория «Субхи», свой человек, товарищ отца, должно быть, там. Не может того быть, чтобы не добралась до них.

Знакомая Насоновой уговорила румынского офицера, и он за три бутылки вина пообещал доставить женщин в Ялту.

Румыны посадили их в фанерный кузов грузовика, строго-настрого предупредив:

— Обнаружат — мы вас знать не знаем. Сами тайком залезли в кузов, а мы вас и не видали.

Дорога на Ялту была разбита, машину часто останавливали патрули.

На Ангарском перевале контроль был особенный. Немцы, видать, боялись заглянуть в кузов, они протыкали фанеру лезвиями штыков. Насоновой пропороли плечо, но она не охнула.

И вот Ялта! Страшно глядеть на город: грязь, зловещая тишина улиц, кованые сапоги жандармов.

Ночевали у родных Насоновой. Они приняли вроде с радостью, но боялись, не позволяли даже подойти к окнам.

Насонова отдохнула, а потом решительно заявила:

— Покажусь на людях, пройду всякие регистрации. Дальше могилевской губернии не пошлют!

Регистрация на бирже прошла удачно; мало того, Насонову направили на работу в городскую поликлинику.

Людмила Ивановна раздумывала: как ей поступить? Кандидат партии, депутат… По-всякому может обернуться. Но прятаться не было смысла, так или иначе, но люди будут знать, что она существует и живет в Ялте.

— Рискнем! — сказала Насонова.

Вышли вдвоем на набережную, Нину Насонову узнали, кланялись, перекидывались с ней словами. А вот Людмилу Ивановну никто не узнавал, даже хорошо знакомые проходили мимо.

Жизнь научила наблюдать за людьми. Счастливых среди них не было, а вот примирившиеся с обстановкой попадались, хотя и редко.

Вот идет пара пожилых. Он прихрамывает, лицо у него округлое, сытое. Этому человеку, видать, не так уж плохо живется.

— Кто он? — спрашивает Людмила Ивановна.

— Обер-врач биржи Петрунин! — сплюнула Насонова.

А вот еще один знакомый. Лицо напряженное, глаза пристальные.

Он узнал Людмилу Ивановну и очень обрадовался.

— Людочка, как это хорошо! — Это доктор Василий Алексеевич Рыбак, человек сильный, с характером. Он всегда восхищал Людмилу Ивановну. Появилась! Ну-ка расскажи о себе!

Насонова оставила их на время, побежала к какой-то знакомой, а они уединились на скамейке под платаном.

Василий Алексеевич выслушал ее с большим вниманием, помолчал. Взял за руку.

— Я не могу тебе не доверять. Признаешь мое старшинство?

— Да, Василий Алексеевич.

— Так вот, Люда. Меня оставили на подпольную работу. Жду человека с гор. Но его нет. Четвертый месяц жду. Не знаю, что и подумать. Партизаны там действуют активно, особенно в этом месяце. Но вот человека нет, а я уже на прицеле гестапо. Чувствую это, догадываюсь. Надо что-то делать. Я тебе открою еще один секрет. Мне было заявлено: ежели не будет связного через три месяца, то связывайся со своим двоюродным братом, который живет в Ново-Алексеевке. Дали пароль. Короче, Люда, ты должна пойти в Ново-Алексеевку и найти моего двоюродного брата. Ты согласишься на такое опасное дело? Говори честно.

— Да, я согласна!

Доктор поцеловал ей руку.

— Спасибо.

Ночью побывала в Гаспре, обняла родителей. С матерью поплакала. Отец, Иван Федорович, смотрел на дочь и никак не мог насмотреться. Мать, Юлия Иосифовна, спросила напрямик:

— Куда нее теперь, доченька?

— Вернусь через неделю, подумаем.

— Тебя схватят.

— Уйду в партизаны.

— Там голод, народ говорит.

— Как всем, так и мне.

Утром простилась и ушла в Ново-Алексеевку.

Дорога была неблизкой, но по ней шел человек, прошедший в десять раз больше, много повидавший и, что самое важное, знающий, что ему надо.

Дошла без приключений.

Двоюродный брат- доктора должен был работать сторожем питомника, так говорил Василий Алексеевич.

Туда она и пошла, присмотрелась, нашла пожилую женщину, обвязанную платками, спросила, где ей найти такого-то человека, она принесла ему доброе слово от брата.

Женщина шарахнулась в сторону, оглянулась вокруг, потом прошептала:

— Убили бедненького, вчера убили. Ты уходи, а то в беду прпадешь.

Будто перед пропастью оказалась. Что же дальше?

Ходила вокруг питомника, еще одного человека расспросила. Тот пристально посмотрел на нее, нахально улыбнулся:

— Шлепнули твоего молодчика.

Спохватилась: надо уходить!

Но нельзя было миновать ново-алексеевский базар. Ведь она шла менять вещи на зерно: так отвечала всем.

Вот и базар, шумный и бестолковый. Выменяла пальто на полмешка пшеницы, перекусила и стала собираться в обратную дорогу.

Только взвалила мешок на плечо, кто-то взял за рукав. Повернулась Асанов! Форма на нем полицейская.

Асанов! Бывший председатель курортно-поселкового Совета. В этом Совете она была депутатом…

— Ну, здравствуй, здравствуй, мой депутат!

Похолодело сердце.

— Зачем зашла так далеко?

— На базар пришла.

— Издалека пришла! — Асанов посерьезнел, подошел ближе. — Зачем ходила в питомник, а?

Ответила совершенно спокойно:

— Шла мимо, на отдых напросилась.

— Спрашивать больше не буду. Все знаю! Твой человек расстрелян! Но тебя, Пригон, я спасу. И знаешь почему? Не за красивые твои глаза. Ты человек порядочный, придет ко мне беда, ты поможешь. Поможешь?

Людмила Ивановна растерянно смотрела на него.

Асанов заметил какого-то офицера, принял официальный вид, стал кричать:

— А ну уходи прочь, баба! — И тихо шепнул: — Запомни, что сказал!

Ушла. Страха не было, но было что-то похуже — омерзение.

Ялта встретила более страшным: арестован и расстрелян доктор Василий Алексеевич Рыбак.

Вот когда стало по-настоящему одиноко.

Насонова успокаивала:

— Людочка, надо жить.

Затихла в доме родителей, никуда не выходила, ни с кем не встречалась.

Но о ней уже знали власти. Неожиданно вызвали на ялтинскую биржу.

Она пришла на биржу, увидела Петрунина. Тот только кивнул головой и сразу скрылся. Обида захлестнула Людмилу Ивановну. Вдруг она вспомнила рассказ о том, как встречали его, когда он приезжал в санаторий на консультацию, дарили ему букеты роз.

Зарегистрировали, отпустили, но строго предупредили: никуда не отлучаться!

Вечером в домик пришел знакомый человек, бывший шофер, санатория «Субхи» Нафе Усеинов. Она знала его чуть ли не с детства, знала его семью. Старший брат Нафе, Абдулла, — чекист, младшие братья, Ибрагим и Кязим, комсомольцы, сражаются против фашистов.

Но мало ли что… Ведь и Асанов был коммунистом!

Однако Нафе почему-то верилось. Трудно сказать, как складывалась эта вера, может быть, помогло мнение отца… Они вместе работали: отец бухгалтером санатория, Нафе шофером.

Бухгалтеры — народ прозорливый.

— Садись, Нафе, гостем будешь, — сказал отец и сел рядом с шофером.

Нафе сразу начал с дела:

— Людмила Ивановна, тебе скрываться надо. Завтра будет облава.

— Но я на бирже зарегистрировалась.

— Это не спасет. Я шофер общины, мне доверяют они, всякие старосты. Я говорю, я знаю.

Поверила.

— Куда посоветуешь?

— Иди к Михайловой.

— К Елене Николаевне?! — Ушам своим не поверила.

— Она ждет тебя.