Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста

• Название: На тревожных перекрестках - Записки чекиста
• Автор: Станислав Ваупшасов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988

Из 40 лет, отданных службе в Советской Армии и в органах государственной безопасности, 22 года Герой Советского Союза полковник Станислав Алексеевич Ваупшасов провел в походах и сражениях, в партийном подполье и партизанских отрядах. Гражданская война, участие в боях за республиканскую Испанию, Великая Отечественная война, ликвидация националистического подполья в Прибалтике — все это страницы его удивительной судьбы. Об этом он вспоминает в своей книге. Книга рассчитана на массового читателя.

---

Мать встала на нашу сторону.

— Оставь ты свои думы, Алексей, — сказала она. — Какие из нас торгаши. Прокормимся как-нибудь крестьянским трудом.

Пришлось отцу отказаться от своих меркантильных планов. Хотя кто знает, чего в них было больше — чисто экономических соображений или надежд на иную социальную долю.

Наша семья находилась в самом низу общественной иерархии: безземельные крестьяне, да еще нерусские, инородцы, как именовались национальные меньшинства в царской России. И если наше материальное существование было сносным, то во всех остальных сферах жизни мы не могли чувствовать себя свободными и полноправными гражданами.

В нашем местечке, как почти всюду в Литве, дети коренного населения не имели возможности учиться на родном языке. Царское правительство русифицировало все национальные окраины империи. В Прибалтике оно делало это с особым рвением, так как сталкивалось здесь с конкуренцией немецких баронов, стремившихся германизировать прибалтийские народы.

В Грузджяе открылось начальное народное училище с преподаванием на русском языке. Объем знаний, который оно давало, не отличался широтой, зато имел ясно выраженный великодержавный характер. Однако при всей узости, тенденциозности и ограниченности курса наук, преподаваемых в училище, у него было одно несомненно положительное качество — оно приобщало юных литовцев к основам великой русской культуры.

Неполноправие наше напоминало о себе на каждом шагу. Оно тяжело отозвалось на семье в житейском плане. Управляющий пан Опацкий стал преследовать своими ухаживаниями мою сестру Людмилу. Отставной царский офицер, был он в годах и отличался громоздкостью: тучный, жирный, огромный, с красной шеей и сизым носом. А сестра была тоненькой, изящной, голубоглазой, нежной девушкой. Хороший вкус и здоровое воспитание не позволяли ей принять расположение потасканного господина. Пан Опацкий недоумевал и злился:

— Как так? Я, дворянин, офицер, беру на содержание батрацкую дочь, а она посылает меня ко всем чертям?! Кто я и кто она!

Он решил воздействовать на строптивую через отца. Отец ведь его работник, подчиненный, подневольный человек. Но и здесь нашла коса на камень. Алексей Ваупшас был работником пана Опацкого, подчиненным и подневольным, однако не бессловесной скотиной, а человеком, сохранившим и в своем зависимом положении человеческое достоинство.

— Я сводником никогда не был и не буду, — ответил он управляющему. — Тем более по отношению к своей дочери. Не по сердцу вы ей, а насильно мил не будешь. Лучше отвяжитесь от нее, не позорьтесь перед народом.

После такого ответа Опацкий разжаловал отца из кучеров в конюхи, но совсем прогнать не посмел, очевидно боясь огласки. Чтобы избавить дочь от приставаний старого распутника, родители отправили ее в Ригу, где она устроилась на работу. Управляющий и там не оставлял ее в покое, часто уезжал в город как бы по делам, однако все его попытки совратить мою сестру кончились неудачей.

История ухаживаний Опацкого за Людмилой длилась несколько лет, и все эти годы семья жила в нервной, напряженной обстановке, испытывая ненависть хозяйского холуя и постоянную угрозу остаться без работы и без квартиры.

В такой атмосфере проходило мое детство. Поначалу взрослым удавалось скрывать от меня свои тревоги и неприятности, связанные с наглыми притязаниями пана Опацкого. Но детское сердце трудно обмануть. Я многого не понимал в истинном положении семьи, однако инстинктивно чувствовал неблагополучие в доме.

Стараясь втереться в доверие нашей семьи, управляющий часто заигрывал даже со мною. Хвалил меня беспричинно, брал с собою на охоту и пытался внушить неприязнь к отцу. Как бы невзначай, он то и дело ронял такую фразу:

— Умный ты парень, хоть и сын дурака.

Но игра его была грубой, я не поддавался на лесть, не хотел верить, что отец мой плохой человек, и все старания пана Опацкого найти во мне союзника ни к чему не привели. Более того, чем дальше, тем сильнее ненавидел и презирал я этого хитрого, неумного и развязного господина, а после одного случая и вовсе перестал с ним общаться.

Алексей Ваупшас слыл добрым семьянином, справедливым и трезвым человеком. Но однажды он появился дома пьяным и донельзя раздраженным. Я помог ему разуться, а он в гневе запустил в меня сапогом, разбил в щепки дубовый стул.

— Убью! — кричал отец. — Убью этого мерзавца Опацкого! Проклятый пан, нет больше моей мочи, убью!

Вот до чего довел отца подлый управляющий. Лишь мысль о том, что этой местью он пустит по миру свою семью, удерживала Алексея Ваупшаса от крайнего шага.

Драматизм нашего положения еще в детские годы привел меня к выводу, что окружающий мир недобр к нам, что в жизни наряду с хорошим существует темное, необъяснимое зло. Отсюда у меня возникла ранняя обостренная чувствительность к любому проявлению несправедливости.

Иногда я реагировал на нее очень резко. В последнем классе начального училища произошел такой инцидент с учителем Вольским. Мой приятель подсказывал на уроке двум русским девушкам. У меня с ними были хорошие отношения. Вольский это знал и подумал, что подсказываю я. Подскочил, разъяренный, ко мне и дал пощечину. Недолго думая, я так ударил его в лицо, что он упал. Класс захохотал от неожиданности. Поднявшийся на ноги Вольский запустил в меня грифельной доской. Я выскочил за дверь.

Случай произошел накануне выпускных экзаменов. За каждого выпускника учитель получал премию 25 рублей. Это обстоятельство помогло отцу и мне добиться у Вольского прощения, я был допущен к экзаменам и получил свидетельство об окончании училища.

Исподволь созревавший во мне протест привел к тому, что я не захотел остаться на родине и заниматься крестьянской работой. В годы учения нам, детям батраков, много пришлось потрудиться на помещичьих землях. Ведь учились мы только зимой, а летом выходили в поле и гнули спину почти наравне со взрослыми. Платили подросткам неплохо, да много ли радости в деньгах, когда безрадостной и унизительной была вся судьба батрака! Этот вывод я сделал, основываясь на всем своем жизненном опыте. Меня соблазнял пример сестры, удачно устроившейся в городе и ежемесячно присылавшей домой 10 рублей. По тому времени сумма была немалая.

Первый мой выезд был в Ригу. Остановился у сестры и стал искать работу. Но кому нужен мальчишка, не владеющий никакой городской профессией! Послонявшись безрезультатно по разным предпринимателям, я возвратился в Грузджяй ни с чем. Однако ветер странствий в моей душе не угомонился, и отец чувствовал мое состояние. Не раз он увещевал меня:

— Выкинь из головы большие города. Нет в них счастья человеку. Я вот и в Америке побывал, да что толку с той Америки! И Людмила в Ригу подалась не по своей воле, жизнь заставила. Сиди, сынок, дома да займись родительским ремеслом, добра тебе желаю.

Не послушал я отца и в 1914 году пятнадцатилетним пареньком уехал в Москву. Сестра к тому времени вышла замуж и стала жить в Москве. Вновь на первое время я остановился у нее и начал подыскивать работу. И опять ничего приличного мне предложить не могли. Устроился землекопом. Работа изнурительная, хорошо еще, что у меня имелась привычка к физическому труду.

Началась империалистическая война, пошли разные административные строгости, а я был беспаспортным, и меня могли в любой день выслать из города по этапу. Посоветовался с товарищами по работе: что делать? Они сказали, что надо дать взятку полицейскому чиновнику, и он оформит паспорт. Порекомендовали сходить в Лефортовскую часть к приставу, наверняка получится, не впервой. Я так и поступил: дал приставу 25 рублей и попросил выписать документ. Мне назначили день; пришел за паспортом, глянул в него и говорю:

— Ваше благородие, а я не Ваупшасов. Моя фамилия Ваупшас. Переделайте, пожалуйста.

— А в солдаты не хочешь? — спросил пристав. — Подумаешь, велика разница! Что Ваупшас, что Ваупшасов — один черт. Давай кати отсюда, не то мигом лоб забрею!

— Да у меня возраст не вышел, дяденька!

— А мне один черт. Будешь глаза мозолить — забрею в солдаты! Вот и все.

Выкатился я от него слегка перекрещенным на русский лад и с тех пор так и ношу эту фамилию.

К тому времени я уже работал в артели арматурщиков. Железобетон в России появился совсем недавно, в 1912 году, и профессия арматурщика считалась привилегированной, зарабатывали они иногда по 30 рублей в неделю. Платили с пуда установленной арматуры, чем прутья были толще, тем работа была выгоднее. Артель нанималась на разные предприятия в Москве и в отъезд. Пришлось мне потрудиться с нею на заводе «Проводник» (ныне Электрозавод имени В. В. Куйбышева), на крупных стройках в Нижегородской губернии и в Малороссии. Мы всегда находились в больших пролетарских коллективах, и это сыграло роль в формировании моих взглядов.