Фриц Лейбер - Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы

• Название: Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы
• Автор: Фриц Лейбер
• Издательство: А.С.К.
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-7707-0647-3

До другого тому вибраних творів видатного американського письменника Фріца Лейбера (1901–1992), неодноразового лауреата літературної премії «Х’юго», увійшли науково-фантастичний роман «Срібні яйцеголови», цикл повістей «Ніч вовка» та оповідання, вперше перекладені російською мовою.

---

Фриц Лейбер Избранное. Том второй Серебряные яйцеглавы. Ночь волка. Рассказы

Серебряные яйцеглавы

Бджо, Докону и Эрни

1

Гаспар де ля Нюи, писатель по найму, водил куском замши по мерцающему латунному основанию возвышающейся перед ним словомельницы с абсолютно такой же рассеянной привязанностью, с какой чуть позже в то утро собирался ласкать гибкий стан мастер-писателя Элоизы Ибсен. Он механически проверил тысячи расположенных рядами контрольных огней (все темные) и ряды шкал (все на нуле) передней панели машины высотой в два этажа. Затем зевнул, массируя при этом мышцы шеи.

Ночную смену Гаспар провел подремывая, попивая кофе и дочитывая «Грешников из пригородных районов» и «Каждый сам себе философ». Ни один писатель не пожелал бы более легкой ночной работы.

Наконец он бросил замшу в ящик старого стола. Критически оглядывая себя в маленькое зеркальце, пригладил пальцами черные вьющиеся волосы, щелчками заставил черный шелковый галстук ниспадать пышными складками и тщательно застегнул отделанный тесьмой черный бархатный смокинг. Потом Гаспар быстро подошел к табельным часам и отметил время ухода. Его напарник по дневной схеме опаздывал уже на двадцать секунд, но это уже была головная боль дисциплинарного комитета союза, а не его.

У двери похожего на собор зала, где находилось полдюжины словомельниц Рокет Хауз и Протон Пресс, он остановился, пропуская ахающую толпу ранних посетителей, сопровождаемых охранником Джо — сутулым старикашкой с вечно полупьяными глазами. В искусстве спать на работе тот преуспел не хуже любого из писателей. Тем не менее Гаспар обрадовался: наверняка не придется терпеть идиотских вопросов типа «Где вы берете идеи, которые закладываете в словомельницу, мистер?» и ловить подозрительно-любопытные взгляды — помимо всего прочего публика верила, будто все писатели — сексуальные маньяки, что было, впрочем, некоторым преувеличением. Он вновь порадовался возможности избежать назойливого любопытства посетителей, когда заметил в толпе прегнуснейшую парочку, одетую в костюмы «папаша и сынок». Мужичок явно походил на суетливую всезнайку, а малец изображал капризную скуку. Оставалось только надеяться, что Охранник Джо достаточно проспался для того, чтобы удержать этого последнего от издевательств над его любимой машиной.

И все же, принимая во внимание аудиторию, Гаспар вытащил свою огромную изогнутую желто-коричневую пеньковую трубку, поднял колпачок серебряной филиграни и принялся набивать ее кубиками табака из украшенного золотом кисета тюленьей кожи. Во время процедуры он слегка хмурился. То, что приходилось курить из этого германского урода, было единственным неприятным моментом в его положении писателя, не считая несколько дурацкой одежды, которую он вынужден был носить. Однако издатели тщательно следили за соблюдением подобных контрактных мелочей, как и за тем, чтобы писатель отсиживал полную рабочую смену, независимо от того, работали его словомельницы или нет.

Да какая к черту разница, с улыбкой напомнил себе Гаспар, ведь скоро он станет мастер-писателем и ему будет положено носить ливайсы и свитер, коротко стричься и курить сигареты публично. Хотя, несомненно, и со статусом писателя по найму ему приходилось полегче, чем писателям-подмастерьям, коим обычно вменялось носить такие костюмы, как греческая туника, римская тога, монашеская ряса или камзолы с широкими крахмальными воротниками. Да что там, Гаспар даже знавал беднягу-собрата, которого весельчаки-садисты из союза заставили по контракту одеваться древним вавилонянином и повсюду таскать с собой три каменные таблички и молоток с зубилом. Публике, конечно, нужна определенная атмосфера, но последнее было, пожалуй, крайностью.

Впрочем, в общем и целом писатели вели мягкое и даже приятное существование, поэтому Гаспара особенно удивляло, почему в их среде появлялось все больше и больше недовольных выпавшим жребием. Изливая грязь и обиды на своих издателей, они носились с иллюзией, будто имеют серьезные и глубокие мысли, которые необходимо донести до публики. Многие из них откровенно ненавидели свои словомельницы, что ранило Гаспара вдвое сильнее, чем святотатство. Даже Элоиза начала сбегать в короткие ночные часы на тайные встречи недовольных (о которых Гаспар даже и слышать не хотел), вместо того чтобы посвящать часы после смены здоровому сну, готовясь к его возвращению с работы.

Мысль об Элоизе, ожидающей его на их пыльном ложе любви, заставила Гаспара нахмурить лоб во второй раз. Так или иначе, два часа, посвящаемых нежной горизонтальной деятельности, пусть даже и с настоящим мастер-писателем, казались ему чрезмерными, если не сказать изматывающими. Вполне хватило бы и одного часа.

— А вот писатель, сынок…

Излишне громкий шепот за спиной возвестил о приближении гнусной парочки. Гаспар сделал вид, что не заметил в этом шепоте презрительного негодования, и продефилировал мимо рассеявшихся посетителей с бесстыжей ухмылкой. Мой жребий, напомнил он себе, принадлежать к профессии, все представители которой были половыми гангстерами. В конце концов, два часа блаженства, светящих ему, были компромиссом между часом, предложенным им, и тремя, на которых настаивала Элоиза.

Читательский Ряд — проспект в Нью-Анджелесе штата Калифорния, — на котором сосредоточились все англоязычные издательства Солнечной системы, выглядел в это утро на удивление безлюдным (возможно ли, что вся дневная смена проспала?). Правда, на улице сновало много весьма суровых на вид роботов — угловатых металлических парней семи футов ростом с единственным, как у Полифема, телеглазом и небольшими громкоговорителями для общения с людьми. Впрочем, между собой они предпочитали общаться посредством прямого контакта или неслышного коротковолнового радио.

Увидев знакомого робота, который выделялся среди собратьев шероховатой, но ухоженной вороненой сталью, как скаковой конь среди першеронов, Гаспар воспрял духом.

— Привет, Зейн! — радостно крикнул он. — Что это тут происходит?

— Приветствия, Гаспар, — отозвался тот и, подойдя ближе, добавил со значительно меньшим усилением: — Я не знаю. Эти чудовища не хотят говорить со мной. Они, конечно же, подонки, нанятые издателями. Может, водители снова забастовали и издателям не по нраву попытки вмешаться в распределение книг?

— Тогда это не наше дело, — весело заключил Гаспар. — Что, опять был занят все эти дни, старый металлолом?

— Платы за весь день едва хватает, чтобы подзарядить батареи, старый мешок с мясом, — заметил робот, отвечая на колкость, — но тогда я идиотски взболтанное электропойло.

Гаспар тепло улыбался, слушая добродушное урчание давнего приятеля. Ему действительно нравилось общение с роботами, особенно с Зейном, хотя большинство людей с неодобрением относились к братанию с врагом, как они это называли между собой, а Элоиза однажды во время любовной ссоры окрестила его «грязным роболюбом».

Наверняка любовь к роботам выросла из его восхищения словомельницами, но Гаспар никогда не пытался проанализировать ее глубже. Он просто знал, что его влекло к ним, и боролся с антироботическими предрассудками, где бы они ни поднимали свою молотообразную голову. Какого черта, говорил он себе, роботы — веселые ребята, всегда готовы помочь, и если они как-то случайно и взяли верх над миром своих создателей, то им, по крайней мере, на это было наплевать, а уж вопрос о смешанных браках или тому подобный бред никогда не испортит отношений между двумя расами.

В любом случае Зейн Горт был прекрасным парнем и выделялся даже среди металлического народа. Вольный робот, посвятивший себя сочинению приключенческих историй для других собратьев, он прекрасно знал мир, глубоко симпатизировал ему и шел по жизни с зачищенными контактами (зачищенные контакты у роботов были эквивалентом мужественности), что превращало его в настоящего интеллигента — одного из миллиона.

— Гаспар, — неожиданно сказал Зейн, — до меня дошли слухи, что вы, человеческие писатели, планируете забастовку или даже какие-то более отчаянные действия.

— Да не верь ты этому, — успокоил его Гаспар. — Элоиза бы мне сказала.

— Рад это слышать. — Вежливое гудение тем не менее свидетельствовало, что Зейн не совсем убежден в этом. Внезапно между его правым захватом и лбом прогрохотал сильный разряд.

— Прости меня, — извинился он, когда Гаспар невольно отшатнулся, — но я должен лететь. Уже четыре часа как мучаюсь с моим новым романом. Я загнал доктора Вольфрама в переделку, из которой никак не мог его вытащить. А тут вдруг решение стрельнуло прямо в голову. Хей-я! — И он исчез с проспекта, словно голубая молния.