Джон Уиндем - Затерянные во времени

• Название: Затерянные во времени
• Автор: Джон Уиндем
• Издательство: Издательство АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014083-5

Джон Уиндэм (1903—1969). «Патриарх» английской научной фантастики. Классик — и классицист от фантастики, оригинальный и своеобразный, однако всегда «преданный» последователь Герберта Уэллса. Писатель, стилистически «смотревший назад» — но фактически обогнавший своими холодновато-спокойными «традиционными» романами не только свое, но и — в чем-то! — наше время...

Автор «Дня триффидов» и «Кукушек Мидвича», «Куколок», «Кракен пробуждается»...

Теперь перед вами — Джон Уиндэм, которого вы ЕЩЕ НЕ ЧИТАЛИ. Джон Уиндэм РАННИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ — повестей и рассказов, НИКОГДА РАНЕЕ не переводившихся на русский язык.

Не пропустите!!!

---

— Ревность,— пробормотал Фрауд, не обращаясь ни к кому конкретно,— чудовище с зелеными глазами и тому подобное.

— Что именно вы подразумеваете под словом «ревность», произнеся его таким таинственным тоном? — спросил доктор.

— Высший долг женщины — это материнство,— разъяснил Фрауд.— Оно — венец ее существования. Никакая женщина не может сказать, что она состоялась, пока не создала жизнь, не почувствовала в себе шевеление этой новой жизни, пока не выполнила ту функцию, которую Мать-Природа сделала ее священной задачей, ее мистической радостью, ее высшим достижением во все века...

— Что, черт возьми, все это значит? — терпеливо спросил доктор.

Фрауд поднял брови.

— Вам не нравится? А моим читателям такие рассуждения по душе, чуточку утешают их, как-то возмещая кавардак воспроизводства — заставляют забыть, что кошки, крысы и цветы делают то же самое более эффективно и просто.

— Да забудьте на секунду про своих читателей, если вам есть чего сказать. Попробуйте обыкновенной прозой.

— Моим искусством пренебрегли,— развел руками Фрауд.— Ладно, по вашей просьбе я сдеру все это рококо. Никто не может отрицать, что величайшее устремление женщины, я говорю обобщенно,— это творить. Такое творческое стремление необходимо для выживания человечества. Но природа позаботилась, чтобы при всей силе этого стремления его направление было ограниченным. Иными словами, природа решила: «Пусть женщина будет сознательной личностью, но создает только то, что необходимо для продолжения рода. Она не должна валять дурака, создавая омнибусы, консервные ножи или страховые компании. Пусть ее созидательный инстинкт будет сосредоточен на производстве детей и на делах, связанных с этой проблемой».

Я думаю, что это подлый трюк. Он привел к тому, что огромное количество женщин в очень большом и интересном мире заперто в весьма неинтересных отсеках. Потому что оказалось: дабы удержать женщин в этих рамках, необходимо ограничить их воображение. Такова средняя женщина: история ничего для нее не значит; будущее — и того меньше, хотя ее детям придется в нем жить; а мировые катастрофы куда менее интересны, чем местные неприятности. Природа дала ей монотонное воображение.

— Очень оригинально,— заявил доктор.— Но какое это имеет отношение к нашему...

— Я как раз к этому подхожу. Суть в следующем: женщины — создательницы, Машина — создатель, в этом они соперники. Чего же подсознательно страшатся женщины? Не того ли, что в один прекрасный день мужчина может применить Машину для создания жизни? Они не понимают своих страхов, но негодуют на необходимость делить мужчин наравне с машинами. Женщины мрачно ревнуют. Они пытаются принизить машину, словно отметая чары соперницы. Они не могут сказать о ней ничего хорошего. Машина и шумная, и грязная, и уродливая, и замасленная, и воняет. Она всего лишь путаница из металлических деталей. Что в этом может быть интересного? Она же не человек, она не разумна. Вот тут-то и таится разгадка: новая создательница, не человек, сталкивается с создательницей-человеком.

— Полагаю, все это что-то да значит,— произнес, словно размышляя вслух, Дуган, когда Фрауд умолк.

— Определенно,— ехидно согласился доктор.— Это значит, что мужчины интересуются машинами больше, чем женщины.

Фрауд небрежно махнул рукой.

— Валяйте! Можете не обращать внимания на мое мнение. Я всего лишь пытался пролить немного света...

— А вы, как женщина, какого мнения об этих перлах мудрости? — доктор повернулся к Джоан.

— Невысокого,— улыбнулась она.

— Именно этого и следовало ожидать,— хмыкнул Фрауд.— Вот если бы она могла высказаться как существо среднего рода...

— Большинство известных мне женщин,— продолжала Джоан,— не любящих машины, не любят их активно. Я хочу сказать, что они не любят их не так, как, скажем, не любят некомфортабельный дом. Впрочем, такие женщины во все века негодовали на игрушки мужчин, точно так же как мужчины — на поглощенность женщины домашней жизнью... Но мы, кажется, отвлеклись от темы. Дейл говорил, какие он испытывает чувства к машинам. Он привел в пример миссис Кертенс лишь для того, чтобы рассказать, чего он не думает, но мы не дали ему закончить.

— Я не считаю,— отозвался капитан, с трудом подыскивая слова,— что хорошая машина — это совершенно безличная вещь, путаница из металлических деталей, как только что сказал Фрауд. Как не считаю, будто музыкальная композиция — путаница из нот. И машина не может быть безличной. В ней остается нечто от создателя, его изобретательности, мастерства и гордости работой, как в тронутом резцом камне остается нечто от скульптура. А инженер при виде плавно ходящих, быстро вращающихся валов и колес, скользящих штоков, точных взмахов и идеального взаимодействия частей получает своего рода чувственное наслаждение. И за всем этим кроется ощущение силы. Силы, которая в соединении с человеческими мозгами не знает границ.

— Сила для свершения чего? — спросила Джоан.

— Чего угодно. Не знаю. Иногда кажется, будто сила сама по себе цель: сила, побуждающая к овладению силой.

— Послушать вас,— вмешался Дуган,— все кажется таким пугающе-сложным. Я хочу сказать, машины-то мне нравятся, спору нет. С ними очень забавно поиграть, но будь я проклят, если способен понять хоть половину из того, о чем вы говорили. Машины созданы просто для того, чтобы мы ими пользовались; и мир без них был бы крайне скучен. Мне бы не хотелось родиться пару веков назад или даже один век. Как представлю себе, что летать невозможно! Это было бы... Чем же тогда мы бы занимались? Честно говоря, я не понимаю, к чему вы клоните. У нас есть машины, мы не можем без них обойтись. Естественно, мы пользуемся ими. Что еще тут можно сказать?

И тут прозвучал голос, которого не ожидали. В разговор вмешался Бернс:

— Да, ты прав, мальчик. Пользуйся машинами, и пользуйся ими достойно. Не перегружай их, не разбивай им сердца. Заботься о них, и они тебя не подведут, а это больше того, что можно сказать о некоторых людях.

Глава 13 Прибытие

Здесь не место для лекций о подробностях межпланетного путешествия. Если вам нужны цифры количества использованной взрывчатки, темпы ускорения и торможения, подробности коррекции курса, расхождения между теорией и практикой, то вы их найдете вместе со множеством других подробностей в книге Дейла «Мост через Космос», а изложенные более популярно — в книге Фрауда «Рейс «Глории Мунди»». Автора же интересовали такие мелочи, которые ни тот, ни другой джентльмен не включили в свои книги. И хотя я считаю, что Фрауд какое-то время подумывал о более живом и полном рассказе о полете, теперь уже маловероятно, что он будет когда-либо написан.

Прошло уже двенадцать лет с тех пор, как обсерватория «Маунт Вильсон» потеряла из виду «Глорию-II». Неизвестно, удалось ли Дейлу, Фрауду и остальному экипажу добраться до Венеры. «Глория-II» так и не вернулась. Следовательно, если я не расскажу вам эту историю такой, какой узнал от Джоан, а частично — от остальных, то ее, вероятно, никогда так и не расскажут.

Читатели могут сказать: эти люди, похоже, слишком много разговаривали на отвлеченные темы. Похоже, астронавты не задумывались, что участвуют в одном из величайших приключений в истории. Но позвольте заметить, что хотя космическое путешествие и может быть волнующим приключением, однако на практике, как меня заверили, оно крайне нудное.

Вот что сказал доктор Грейсон:

— Космический полет — это мечта купить немеркнущую славу ценой всего лишь шести месяцев заключения в тесном гробу.

В то время как Фрауд процитировал классические слова неустрашимого летчика былых времен: «Это был паршивый полет — и это еще мягко сказано».

Но, оглядываясь на прошлое, они видели его в перспективе и соглашались, что путешествие не всегда было монотонным. Полет распадался на отчетливые фазы, каждая со своими особенностями. Скажем, все оживились, когда Джоан объявила, что верит в разумность машины.

Момент она выбрала весьма удачно. Четырьмя наделяли раньше, когда воспоминания о повседневной жизни еще не сгладились, такое утверждение тут же высмеяли бы. Но теперь от него не стали отмахиваться хотя бы потому, что изменилось отношение астронавтов к девушке. А еще потому, что при угрозе смертельной скуки нельзя было отказаться от любой темы, сулившей интересную беседу. Невероятное предположение Джоан приняли более благосклонно, чем оно того заслуживало. Хотя и сомнительно, что кто-либо из экипажа поверил в разумность машин, зато нашлась тема для рассуждений. Тем более что в это время интерес астронавтов к тому, что их ждет на Марсе, стал острее.

Ожидания Дейла были скромными. Он признался, что был бы разочарован, обнаружив лишь безводный мир, неспособный поддерживать жизнь. Хотя пустился в путь, предвидя именно такие условия.