Дороти Иден - Никогда не называй это любовью

• Название: Никогда не называй это любовью
• Автор: Дороти Иден
• Издательство: Локид
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-320-00279-3

Роман Дороти Иден «Никогда не называй это любовью» – печальная история любви Китти О'Ши и Чарлза Стюарта Парнелла. Действие романа происходит в пуританской Англии, а затем переносится в маленькую непокорную Ирландию.

---

– Нет, я еще не думала об этом.

– Ну, тогда подумаем об этом все вместе. И дадим ей славное имя нашей семьи.

Младенец зашевелился, раскинул в стороны ручки и заплакал. «Какой тихий, слабый у нее плач», – с тревогой подумала Кэтрин. И еще – девочка отказывалась брать грудь. Сиделка утверждала, что ничего, пусть немного поголодает, хотя рисковать не стоит – у ребенка и без того очень мало сил.

– А она первая, кто так похож на тебя, Кэт. Коричневые волосы. А какого цвета у нее глаза?

– Наверное, они должны быть темные.

– Ну, они еще сто раз изменятся! – бодро проговорил Вилли. – Ладно, пошли, дети. Не надо утомлять маму. У вас еще будет уйма времени повосхищаться вашей сестренкой.

Вскоре пришло письмо из Дублина:

Не могу описать словами мое облегчение, когда из твоей маленькой записки я узнал, что все прошло хорошо. Я очень долго плакал… Тебе ни в коем случае нельзя волноваться, если ты хочешь вновь быть здоровой и сильной…

Кэтрин очень медленно приходила в себя, силы возвращались к ней словно нехотя. Девочка набирала силы еще медленнее. Увы, все опасения Кэтрин сейчас и вправду сбывались. Ей придется преодолеть большие трудности, чтобы вырастить этого слабенького ребенка. Девочка плохо ела, росла очень плохо и все время плакала. Этот жалобный плач ранил Кэтрин в самое сердце. Она часами сидела, держа девочку на руках, и убаюкивала, успокаивала ее. Потом наступило и вовсе ужасное время, потому что малютка простудилась, и теперь ее крошечное личико часто синело и она с трудом дышала.

Вилли был непривычно задумчив. Он подолгу оставался дома и разрешал Кэтрин уделять все время младенцу. Ей пришлось поведать в письме Чарлзу о своих тревогах, а он отвечал следующими краткими записками:

Я очень волнуюсь о нашей дочурке. Скажи, это опасно?

И еще:

Если бы ты прислала мне волосок нашей девочки, я бы положил его в медальон вместе с твоим локоном. А тебе не кажется, что очень красивое имя – Софи? Так зовут одну из моих сестер. Я очень, очень волнуюсь о здоровье нашей малышки и надеюсь, что из-за этой болезни она не останется слабенькой.

И еще он писал:

Д. освобождается сразу после Пасхи, и если обнаружится, что в связи с его освобождением ничего не случилось, возможно, они найдут в себе мужество освободить и меня. Во всяком случае, вряд ли правительство будет тянуть с этим до следующего заседания парламента.

В конце концов девочку назвали Софи Клод. Поскольку она была слишком слаба, чтобы нести ее в церковь, Вилли договорился со священником, что тот явится к ним домой. Так что церемония крещения произошла в гостиной.

Спустя некоторое время девочка, казалось, начала крепнуть и расти. Однажды вечером она открыла свои огромные карие глаза и, посмотрев прямо в глаза матери, впервые одарила ее улыбкой. Она признала мать! Кэтрин любила всех своих детей, но никого из них она не любила так сильно, как эту малышку. И она, умиротворенная, заснула рядом с любимой дочкой.

Вилли все время напряженно работал; он писал длинные письма Парнеллу и Чемберлену о предполагаемых переговорах, которые должны состояться между правительством и ирландской партией. Было ясно, что скоро заключенных отпустят на свободу.

В то апрельское утро, когда маленькой Софи исполнилось восемь недель, Вилли вернулся в Лондон. Джейн и верная Эллен, которые, вероятно, догадывались о большем, чем им следовало бы, устремились к Кэтрин, сидящей в гостиной, и одновременно вскричали:

– Мадам! Мистер Парнелл!

Кэтрин вздрогнула, стремительно поднялась и схватилась за горло.

– Что с ним?! С ним случилось несчастье?! Он болен?! Ну, говорите же!

– Да нет же, мадам, он здесь! В дверях. Господи Боже мой! – склонив голову, добавила Эллен.

Чарлз был уже не в дверях, он стоял позади служанок. Кэтрин чуть не сбила их с ног, когда бросилась к нему.

– Не может быть! Глазам своим не верю! Тебя освободили?

– Не совсем. Я еду в Париж. Умер от тифа племянник, сын моей сестры Феодосии. И меня под честное слово отпустили на похороны.

– О Чарлз, как грустно!

– Да, это настоящая трагедия. Ведь ему шел всего лишь двадцать второй год. А как ты, Кэт? Как ребенок?

Служанки незаметно удалились, и Кэтрин наконец смогла устремиться в его объятия и на несколько минут ощутить драгоценное тепло его тела; потом она запрокинула голову, чтобы хорошенько рассмотреть каждую черточку любимого лица, и от ее взгляда не ускользнула худоба и бледность.

– О Чарлз, какое счастье, что я вижу тебя! Я думала, что мы никогда больше не встретимся.

– Давай лучше поговорим о тебе, дорогая! Расскажи, как ты живешь. Ты уже оправилась после родов?

– Со мной все в порядке, но вот наша крошка Софи… – Она грустно покачала головой. – Поднимись наверх и взгляни на нее. Сколько времени ты сможешь пробыть здесь?

– Не больше нескольких минут. Для всех я сейчас нахожусь на пути в Париж. Но я не мог уехать, не заглянув сначала к тебе. – Он с такой силой сжал ее пальцы, что они онемели. – Кэт, это никогда больше не повторится.

– Значит, ты должен остановить это, – пылко проговорила она, глубоко дыша и тщетно пытаясь изобразить улыбку. – Я прошу тебя, Чарлз, не вынуждай меня говорить то, о чем я могла бы пожалеть впоследствии. Пойди и взгляни на ребенка.

Колыбель стояла рядом с постелью Кэтрин. Она отодвинула занавеску, давая ему взглянуть на крохотное сонное личико.

– Она похожа на тебя, Чарлз. Посмотри на этот округлый лоб. И глаза ее точь-в-точь, как у тебя. Вчера она мне улыбнулась. Может, разбудить ее? Посмотрим, улыбнется ли она своему отцу.

– Нет, умоляю, не надо. Она такая хрупкая. С ней все будет хорошо?

– Не знаю. Я очень боюсь за нее.

– Ты изнуряешь себя, так сильно беспокоясь об ней.

– Меня это не волнует, лишь бы только она выжила.

– Ее окрестили?

Кэтрин кивнула, заметив, что его лицо напряглось.

– Но я назвала ее так, как хотелось тебе. Софи.

– Спасибо, любимая.

Комок подкатил к ее горлу, а на глаза навернулись слезы.

– Вилли в Лондоне. Он усердно добивается твоего освобождения. И еще обсуждает договор с мистером Чемберленом.

– Знаю. Передай ему, что я очень благодарен и что на обратном пути из Парижа обязательно заеду сюда. Я предварительно телеграфирую ему. Передашь, Кэт?

– Значит, мне сказать ему, что ты заходил сегодня к нам?

– Разумеется. – Он вскинул голову. На лице его появилось выражение твердой решимости. – Почему-то теперь мне не кажется, что в будущем придется проявлять особую секретность касательно моих передвижений. По-моему, меня ожидает немыслимое – снова и снова покидать тебя! Вот и сейчас мне пора идти.

– Неужели у тебя даже не найдется времени, чтобы немного передохнуть и перекусить? Ты такой бледный.

– Да, это тюремная бледность. Мне надо постараться не лишиться ее. Это довольно ценное приобретение. – Он на секунду склонился над колыбелью, потом нежным движением задвинул кружевную занавесочку, скрывающую лицо младенца от света. – Я благодарю Господа за вас обеих, – прошептал он и так неожиданно быстро оказался возле двери, что Кэтрин воскликнула в отчаянии:

– Чарлз, неужели ты даже не скажешь мне «до свидания»?

– Если я и попытаюсь это сказать, то не выйдет ли это у меня слишком печально?..

Он вышел из комнаты и молниеносно спустился по лестнице, перескакивая на длинных ногах сразу через две ступеньки. Спустя несколько секунд хлопнула дверь.

Чарлз ушел. Теперь она могла спокойно разрыдаться.

Глава 12

Вернулся Чарлз через три дня. Вилли, получив от него телеграмму, ожидал гостя дома. Оба тут же погрузились в дискуссию по поводу того, что предполагалось назвать Килмейнхэмским соглашением. Вилли заявил, что Чемберлен на его стороне и он убежден: Гладстону необходимо лишь представить несколько конкретных условий, которые тоже следует обговорить. Он предполагал составить документ сегодня же ночью, чтобы его можно было отправить первой утренней почтой.

Они разложили бумаги на обеденном столе в столовой и просидели над ними всю ночь. Кэтрин, которая в иных обстоятельствах, следила бы за подобными действиями с острым интересом, на этот раз едва слушала то, о чем говорят мужчины. Фермеры-крестьяне, аренда земли, поправка к биллю о земле, обещание положить конец насилию… Эти слова ничего не значили для нее, ибо она отчаянно боялась, что умрет ее дитя. Жизнь этого крошечного комочка висела на волоске: девочка еле слышно плакала, едва дышала, и для Кэтрин это скорбное зрелище было невыносимо. Сейчас она не думала даже о Чарлзе. Мысли о нем подождут, несмотря на то что и сам он вызывал у нее тревогу, ибо выглядел совершенно больным и изможденным до неузнаваемости.

В половине одиннадцатого вечера она встала и отправилась наверх.

– Нет, пожалуйста, останься, Кэт, – запротестовал Вилли. – Нам хотелось бы выслушать и твою точку зрения. От нее тоже может быть польза. Чем больше голов, тем лучше.