Эдуард Хруцкий - Поединок. Выпуск 10

• Название: Поединок. Выпуск 10
• Автор: Эдуард Хруцкий
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1984

В десятый выпуск сборника «Поединок» включены повести Б. Можаева «Падение лесного короля», А. Степанова «В последнюю очередь», Ю. Авдеенко «Ахмедова Щель», а также рассказы Н. Черкашина и В. Пронина.

Темы этих произведений самые разнообразные. Объединяет их в «Поединке» стремление авторов в остром, захватывающем сюжете сопоставить противоборствующие силы добра и зла, провозгласить торжество гуманизма и справедливости. В центре повестей и рассказов — люди, отстаивающие интересы нашего общества, борющиеся за победу высоких нравственных начал в человеке.

Традиционный раздел «Антология «Поединка» состоит из рассказов А. С. Новикова-Прибоя и С. Диковского.

---

— Тебе куда? — спросил Стародубов.

— Да ведь я к тебе…

— Иди ты! На ловца и зверь бежит. — Стародубов закрыл дверцу, газик тронулся. — По какому делу?

— У меня есть идея. Давай позвоним в райком первому. Предложим бюро созвать. Разберемся, как у нас отчетность ведется. Снабжение и все такое прочее, — он хлопнул по своей планшетке. — У меня тут собрался материалец: и по лесным делам, и кое-что от председателей колхозов, от финансистов…

— И когда же появилась у тебя эта идея? — спросил иронически Стародубов. — После того как прокурор отобрал у тебя дело?

— А при чем тут мое дело?

— При том. Типичная логика обиженного человека: ах, меня сняли! Ну, так я вам докажу — один я прав, а вы все виноваты. Знакомо, Леонид Семеныч.

— Ну, ну… И мне знакома одна старая побасенка: что может толковое сказать человек, изгнанный из Назарета? Что ж, вы не хотите слушать здесь, так в области разберутся.

— А если и там охотников не найдешь? — ехидно спросил Стародубов.

— Пойду выше. Останови-ка!

Они остановились напротив красного двухэтажного особняка с вывеской на дверях: «Райком КПСС». Коньков вылез из машины.

— Ну, ступай! — сказал ему вслед Стародубов. — Только смотри, не ушибись о дверной косяк.

— Благодарю за внимание!

Коньков легким поскоком через две ступеньки поднялся на второй этаж и прошел в приемную к первому секретарю.

Его встретила полная седая дама в черном костюме:

— Я вас слушаю.

— Я к Всеволоду Николаевичу, — сказал Коньков.

— Он будет в конце дня. Что передать? — она сидела за столиком перед пишущей машинкой.

— Передайте вот это, — Коньков вынул из планшетки голубенькую папку, положил на стол и сверх этого еще листок бумаги, исписанный от руки. — Скажите Всеволоду Николаевичу, я буду ждать приема весь день сегодня и еще завтра, до вечера. В ночь на послезавтра уеду в область. Дело не терпит отлагательства. Впрочем, тут все написано.

— Хорошо. Я доложу, — сказала секретарша.

21

Елена поджидала Конькова в палисаднике, и по тому, как смотрела на него тревожным и взыскующим взглядом, понял: все уже знает.

— Ну что, отстранили? Чего молчишь? — и губы, поджаты, вытянуты в ниточку.

Он присел на лавочку под окном и сказал примирительно:

— Садись! В ногах правды нет.

Она присела на краешек лавки и затараторила:

— Я как чуяла… С четвертого урока сбежала. Мне завуч шепнул: Савельев, говорит, чернее тучи. Ваш законник в печенке у него сидит. Стоит ли ссориться, говорит, хорошим людям из-за какого-то заезжего гастролера? Я и помотала к тебе. Думаю, упрошу: надо помириться. Ты же упрямый как осел. Торкнулась к тебе в кабинет — дверь заперта. Я к дежурному, к Реброву: Володь, говорю, где мой? А его, говорит, того… Отстранили. Дак что, в самом деле?

— В самом деле, — ответил, не глядя на Елену.

— У начальника-то был?

— Был.

— И что он?

— Да что… Не лезь, говорит, на рожон.

— А я тебе что говорила? — подхватила Елена, всплеснув руками. — Дак ведь ты уперся как бык. Все тебе надо правду доказать. Кому доказывать, начальнику, прокурору? А то они глупее тебя? Они что, не знают эту правду? Не знают, как лес добывали, как порядок нарушали? Дак они сами этот порядок устанавливали. Пускай сами в этом и разбираются. Твое-то какое собачье дело? Ты же следователь. Вот и гоняйся за преступниками. А этих людей не трогай. Они тебе не подвластны.

— Не трогай, не подвластны… — Коньков покрутил головой и грустно усмехнулся. — Ну, чего ты расшумелась, голова — два уха! Мое дело установить — отчего так получается, что человек по натуре честный против своей воли становится нарушителем. В чем причина, когда добросовестные люди оказываются виноватыми? Понимаешь? Истинную причину вины вскрыть надо. Вот моя задача! Вскрыть причины, дабы изменить условия, от которых и дело страдает, и люди оказываются без вины виноватыми. А причина эта в бесхозяйственности, в безответственности, да еще в лицемерии. Запутали всякую отчетность. Знают, но делают вид, будто они ни при чем.

— Зато тебе больше всех надо, — с какой-то злой обидой сказала Елена.

— Да пойми ты, если я этого не сделаю, не скажу, мне будет стыдно людям в глаза смотреть.

— Смотри-ка, застыдился, бедный. За людей переживает… Вон у людей и дома свои, и автомашины. А ты все на казенной квартире живешь. За сорок лет один мотоцикл нажил.

— Мотоцикл-то с коляской! Все ж таки у тебя есть свой выезд. Правее меня сидишь, как начальник, — он ткнул ее шутливо в бок и захохотал.

— Да ну тебя! — она приняла эту шутку, озорно блеснули ее темные быстрые глаза, и радость вспыхнула в них за мужицкую стойкость крутой и неуступчивой натуры своего благоверного, и помимо воли растянулись губы ее в игривую улыбку, но только на одно мгновение… Затем ее небольшое по-детски округлое личико затуманилось, и озабоченно опали книзу уголки губ. — Доездились! Что ж, опять в ассенизаторы пойдешь? В мусорщики?

— А что мусор? По двести восемьдесят рублей в месяц заколачивал! Мотоцикл купил.

— Эх, Леня!.. Ни самолюбия у тебя, ни гордости.

— По-твоему, самолюбие в том, чтобы идти на сделку с совестью?

— Да иди ты со своей совестью!.. Носишься с ней как с писаной торбой. Чего теперь делать будем?

— Живы будем — не помрем. Найду работенку. У нас безработицы не бывает.

— Поесть собрать?

— Нет. Молочка, пожалуй, выпью. Пойду в сарай, постругаю, да дров поколю… А ты сиди дома, от телефона ни шагу.

— А что тебе телефон?

— Звонить будут, от самого. Я ему все бумаги отнес и написал кое-что.

— Думаешь, примет? — усмехнулась недоверчиво.

— Примет, — уверенно сказал Коньков. — Он человек неглупый, поймет. А я ведь на районном пороге не остановлюсь. Он меня знает.

До самой темноты провозился Коньков в своем сарайчике, то дрова колол, то протирал мотоцикл, то гнал стружку — новые доски шлифовал для кухонной перегородки и все думал, как он войдет к секретарю, как поведет свою речь, издалека, по-умному, обложит Савельева, как медведя в берлоге, и такие доводы приходили на ум и все так складно получалось, что он совсем успокоился и не заметил, как вечер подошел.

Елена пришла к нему в глубоких сумерках; он сидел на чурбаке, понуро свесив голову.

— Ты хоть бы свет включил. Темно.

— А! — отозвался тревожно. — Звонка не было?

— Нет. Ужинать пора.

— Хорошо. Я сейчас приду, — а сам ни с места.

Елена прижалась к нему грудью, запустила пальцы в мягкие волнистые волосы.

— Переживаешь! — потеребила губами кончики его ушей. — Наверное, не примет тебя.

— Ничего… Завтра поеду в область.

— Эх ты, Аника-воин! Пойдем, хоть накормлю тебя. Не то отощаешь. Гляди — штаны спадут, — она озорно оттянула резинку его лыжных брюк: — Еще опозоришься перед начальством.

— Хорошо, Ленок. Ступай! Я сейчас приду.

Она поднялась на заднее крыльцо, растворила дверь и вдруг крикнула с порога:

— Лё-оня! Телефон звонит!

Он бросился, как тигр из засады, одним махом заскочил на верхнюю ступеньку крыльца, опередил ее на пороге и первым схватил трубку.

— Ты чем занимаешься? — панибратски звучал в трубке знакомый басок первого секретаря.

— То есть как? В каком смысле? — насторожился Коньков.

— А в самом прямом. Ты свободен?

— Так точно!

— Тогда давай ко мне. Мы тебя ждем тут.

— Я в один момент. Через десять минут буду.

— Смотри за порог не зацепись, — насмешливо заметил секретарь. — Ждем! — и положил трубку.

— Ну, что я тебе говорил? Крой тебя горой! — ликовал Коньков, потрясая поднятой рукой. — Нам нет преград на суше и на море…

— Рано веселишься… Смотри не прослезись. Как возьмут тебя в оборот…

— Меня?! Да я их за Можай загоню.

— Ну да… Заяц трепаться не любит. Поешь сперва, не то натощак-то голос еще сядет, — сказала, глядя, как он, не успев толком подпоясаться, уже китель натягивал.

— Ты что, не слыхала? Я же сказал: через десять минут буду у них.

— Господи! Не смеши хоть людей. Ты что ж, и побежишь, как пионер, через весь город?

— А мотоцикл на что?

— В райком на мотоцикле?

— Только так.

— Дуракам закон не писан. Смешно.

— Смеяться будем потом.

В кабинете первого секретаря за столом уже сидели Стародубов и Савельев. Сам Всеволод Николаевич, поскрипывая протезом левой ноги, тяжелой развалистой походкой вышел из-за стола навстречу Конькову.

Это был сумрачный брюнет могучего сложения с густой седеющей щеткой коротко стриженных волос, в черном дорогом костюме и в белоснежной рубашке с откладным воротником.