Игорь Ефимов - Свергнуть всякое иго: Повесть о Джоне Лилберне

• Название: Свергнуть всякое иго: Повесть о Джоне Лилберне
• Автор: Игорь Ефимов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

«Свергнуть всякое иго» — первое произведение писателя в историческом жанре. Оно посвящено судьбе Джона Лилберна — одного из вождей английской буржуазной революции XVII века, главы партии левеллеров, мужественного борца с политическим гнетом. Судьба его оказывается одновременно подвигом и трагедией: подвигом бескорыстной борьбы за свободу и трагедией человека, опередившего свой век.

---

Он жестом приказал остальным ехать поодаль и, развернувшись, пустил коня бок о бок с лилберновским. Тихо беседуя, они въехали рядом на улицы городка.

— Друг мой, — говорил Кромвель, — я восхищен вашим мужеством, но, умоляю, сдержите себя теперь, не реагируйте ни на какие оскорбления, как бы граф ни бесился. Я буду рядом и вмешаюсь при первом удобном случае.

— Хорошо, я постараюсь. Хотя согласитесь, генерал, от всего этого можно сойти с ума. Мыслимое ли дело — воевать, когда собственный командующий все время хватает тебя за руки. И кто? Человек, с которого до сих пор не снято обвинение в государственной измене. Он, видимо, уже забыл, как король пытался расправиться с ним два года назад.

— Я сам не могу понять, что с ним стряслось. Знаете, что он сказал мне недавно? «Мы можем победить девяносто девять раз, но король все равно останется королем и всегда найдет себе новую армию. Стоит же нам потерпеть хоть одно поражение, и все мы превратимся в бунтовщиков и изменников, которых ждет виселица».

— Интересно, о чем же он думал, берясь за оружие?

— То же самое я спросил у него — он только пожал плечами. Кроме того, его капелланы, его шотландцы, его друзья пресвитериане поют ему в оба уха о разложении армии сектантами, которых Кромвель собрал со всей Англии. Так или иначе — он растерян, испуган, он дрожит за свои лавры победителя под Марстон-Муром, он опасается своих больше, чем противника…

— …боится победить короля…

— …да, и, может быть, поэтому ни за что не хочет двинуться из пределов восточных графств. Однако для такой пассивности нужны какие-то предлоги. Парламент и «Комитет обоих королевств»[28] потребуют объяснений. Чего же лучше — вражеские гарнизоны, засевшие всюду в неприступных замках. Мы не можем тронуться с места, оставив такую угрозу за спиной.

— И в это время является наглец, утверждающий, что неприступные замки готовы сдаваться.

— …И хочет, чтобы его встретили с распростертыми объятиями.

Нет, на объятия Лилберн не рассчитывал. Но хотя бы надменная вежливость, хотя бы тень смущения, пусть спрятанная за насмешкой, за высокомерием. Казалось, они все успели обсудить и предусмотреть, проезжая по тихим вечерним улочкам, и все же к тому, что их ждало, они не были готовы.

— Я вас повешу! Бандит, проходимец! Кто командует армией — я или вы?! Стража, арестовать! Военно-полевой суд… завтра же!.. На первом суку!..

Лилберн настолько был изумлен переменой, происшедшей в этом всегда изящном, любезном и выдержанном вельможе, что поначалу не чувствовал ничего, кроме сострадательной брезгливости. Хорошо еще, что парламентеров и конвой они оставили на улице. Казалось, Манчестер в своей неумелой ярости хотел уподобиться кому-то очень грозному, но за сумятицей его криков, жестов и поз проступал капрал, разносящий новобранца. Потом смысл выкрикиваемых угроз и оскорблений стал доходить до Лилберна, он увидел перед собой брызжущий рот, выпуклые по-восточному глаза и не мог понять, Манчестер ли приблизился к нему вплотную, или он сам бессознательно двинулся на него, чтобы заставить замолчать. В это время тяжелая рука отодвинула его назад, и Кромвель стал между ними.

— Милорд! Парламентеры роялистов в двух шагах отсюда. Они могут слышать каждое слово.

— Это вы, вы наполняете армию такими смутьянами! — кинулся к нему Манчестер. — За вашей спиной они безнаказанно творят что им вздумается. Они богохульствуют, они позорят дело парламента, они…

— Милорд, вы не можете арестовать человека за то, что он исполнил прямой приказ командира — мой приказ.

— Я отменил ваш приказ!

— Те кто слышал ваши слова, не смогут подтвердить этого. Вы обещали повесить подполковника Лилберна, если Тикхилл-кастл не сдастся. Но парламентеры у ворот и готовы принять ваши условия.

— Мое главное условие, чтобы ваши люди научились наконец дисциплине. Чтобы они прекратили богохульствовать. Чтобы безграмотные солдаты не смели проповедовать и толковать священное Писание. Чтобы были запрещены изъявления радости по поводу поражений пресвитерианских генералов. Чтобы приказы главнокомандующего…

— Милорд! — голос Кромвеля мгновенно наполнился такой яростью, что рядом с ней гнев Манчестера поблек еще больше. — Милорд, я и мои люди шли на смерть за вас, не спрашивая о ваших религиозных убеждениях. Это я, покровитель сектантов, каждый день умоляю вас поспешить на выручку пресвитерианскому генералу, лорду Эссексу, и это вы, пресвитерианский генерал, под разными предлогами остаетесь на месте. Страна и парламент из последних сил наскребают на содержание нашей армии по тысяче фунтов в день, а вы позволяете себе потратить этот день на охоту.

— Воображаю, как вы распишете такой выигрышный эпизод в своих донесениях парламенту.

— Вы не хотите даже пальцем пошевелить, чтобы выбить кавалеров из Ньюарка, хотя это нам вполне по силам.

— Что бы вы ни измышляли для нападок на меня, теперь-то я знаю подлинную причину вашей ненависти. Да-да, вы сами проговорились на днях. Мой титул — вот в чем дело!

— Я сказал лишь, что дела в Англии не пойдут на лад, пока вас не будут звать просто «мистер Монтегю», но это не значит…

— Это значит! Вы не питаете никакого уважения к монархическим учреждениям, к традициям. Для вас права палаты лордов — пустая побрякушка, если они становятся поперек вашим страстям и тщеславию!

— Милорд, остановитесь!

— Ваши замыслы…

— Остановитесь! — Кромвель дышал со свистом, лицо его набрякло до блеска. — Мы слишком отвлеклись от нашего предмета. Приказываете ли вы мне отослать парламентеров? В этом случае я вынужден буду сообщить парламенту, что вы по непонятным причинам отвергли капитуляцию роялистской крепости.

Манчестер отступил на несколько шагов, обвел глазами напряженно ждущие лица своей свиты и, видимо, заметив и в них тень страха и сомнения, сумел, наконец, совладать с собой, взять обычный приветливо-небрежный тон. Палец его коснулся плеча начальника штаба.

— Генерал, займитесь этим делом. Согласуйте с противником условия сдачи полуразвалившейся твердыни, из-за которой столько шума. Только проследите, чтобы ничто из добычи не прилипло к недостойным рукам.

Он сделал изящный отпускающий жест, задержал презрительный взгляд на сапогах Кромвеля и исчез в дверях своего дома.

Жара незаметно перешла в теплые розоватые сумерки, деревья чуть шумели, расправляя листву, и Лилберн, проезжая уже четвертый раз за день все той же дорогой, вслушивался в настойчивый хриплый шепот Кромвеля, доказывавшего ему, что нельзя поддаваться порывам, что для победы над королем можно и нужно перетерпеть любых союзников и любых командующих, что если он, Лилберн, подаст завтра в отставку, это будет настоящей изменой их делу, божьему делу, что они не должны выпускать меча из рук; и хотя сердцем он поддавался этим уговорам и аргументы казались ему неодолимыми, смутное предчувствие того, что военная победа не будет концом пути, что меч сам по себе ничего не решит, проникало в него все глубже и наполняло тревожным и торжественным предчувствием новой борьбы — неизведанной, изнурительной, долгой, чреватой новыми страданиями, новым одиночеством, но, может быть, кто знает, и новым братством.

Сентябрь, 1644

«Из Пембрука пришло письмо, в котором было описано, как войска принца Руперта, особенно отряды, составленные из ирландцев, угоняли скот, съедали или уничтожали все запасы крестьян, сжигали их деревни и неубранный хлеб, резали всех от мала до велика. Людей пожилых и безоружных они раздевали догола, одних хладнокровно убивали, других подвешивали вниз головой или прожигали плоть до костей и оставляли умирать в страшных мучениях».

Уайтлок. «Мемуары»

Январь, 1645

«В это время шли переговоры с роялистами в Аксбридже, ведшиеся в основном по трем пунктам: 1) управление церковью, 2) командование милицией, 3) подавление восстания в Ирландии. Но еще до начала и во время переговоров король использовал все средства, чтобы получить иностранную помощь. В письмах к королеве, находившейся во Франции, он заклинал ее убедить короля французского, кардинала Мазарини и других католиков поддержать его войском и деньгами. Королева, со своей стороны, тоже убеждала его не уступать в вопросе о епископах и не покидать своих друзей — английских и ирландских католиков, столь верно служивших ему в этой войне. Поэтому переговоры кончились ничем. Даже о подавлении Ирландии у сторон не было согласия, ибо король заключил мир с тамошними бунтовщиками и не хотел идти против них».

Мэй. «История Долгого парламента»

Март, 1645 Оксфорд

Кипы бумаг, завалившие поначалу весь стол, диван, подоконник, стулья, теперь понемногу таяли, теряли свой пугающий вид. Часть их уже была разобрана, завязана в аккуратные пачки, уложена в дорожный сундук; другая часть, рассортированная начерно, ждала своей очереди в стопках, придавленных то книгой, то табакеркой, то подсвечником. Все остальное постепенно улетало горячим пеплом в каминную трубу. Но прежде чем бросить какой-нибудь листок на уголья, Хайд заставлял себя проверить, действительно ли он содержит лишь те даты, имена, сообщения, которые можно будет восстановить и по другим бумагам. Смутное ощущение того, что судьба постепенно относит его из центра событий на окраину и отныне, может быть, на долгие годы ему придется довольствоваться ролью свидетеля, не оставляло его последние дни. И об руку с этим предчувствием пришла вдруг острая, чисто свидетельская жадность ко всякому письму, черновому наброску, собственной дневниковой записи, к любому документу, сохранившему отблеск последних лет.