Евгений Муляров - Джуна

• Название: Джуна
• Автор: Евгений Муляров
• Издательство: Олимп, АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7390-0855-7 («Олимп»). 5-237-01653-7 (ООО «Фирма «Издательство ACT»)

«Встает над миром знак России Водолей, — писала Джуна М. С. Горбачеву. — Символ Водолея — урна с мертвой водой и амфора с живой...» Знаменитая вра- чевательница и пророчица за год предсказала распад СССР, катастрофу на Чернобыльской АЭС, увидела двух мертвыхв мавзолее Гур-Эмир, где находится над­гробие Тамерлана.

Книга рассказывает о странной судьбе и необычай­ных деяниях нашей современницы, превратившейся из обычной сельской девушки в ассирийскую царицу.

---

Ну что страшного, скажем, в кукле? Все мы играли в детстве, у каждого из нас был люби­мый зайчонок или щенок, сшитые из тряпочек, или настоящая кукла, у которой, если ее медлен­но наклонить, закрываются глаза, а еще она может пропищать что-то похожее на слово «мама».

Так почему же мы так боялись в детстве уронить эту любимую куклу или ненароком за­деть зайчонка? «Им будет больно», — говорили мы. Но разве они живые? Как бы живые, по крайней мере, для нас они были живы особой жизнью. А то, что кукла не ела манную кашу, так и мы сами не любили эту горячую, липкую и тягучую манную кашу.

И вот мы выросли. Любимцы нашего детства пропали, затерялись навсегда. А мистический страх в нас остался. Мы боимся рвать фотогра­фии — вдруг тому, кто на них изображен, это навредит. И с трепетом в душе выслушиваем рассказ о том, что какая-то старая бабка-воро­жея взяла фотографию человека, поколдовала над ней, и человеку сделалось плохо. А то и со­жгла, уничтожила. И человек умер.

Собственно, это и есть симпатическая магия. И мы верим, что по фотографии можно предска­зать человеческую судьбу. Верим, что, если из­готовить куколку, человеческую копию, и совер­шать с ней разные манипуляции, на человека легко наслать болезнь, хворобу. Пережившие любовную драму стараются достать фотографию того, в кого влюблены, чтобы та же бабка-воро­жея наколдовала, наворожила по этой фотогра­фии, «присушила» изображенного на ней челове­ка или отомстила ему, покалечила, сгубила.

Существует ли в действительности симпати­ческая магия и насколько она сильна, каждый волен решать сам. Но один эпизод из жизни Джуны, относящийся к тбилисскому периоду, дает обильный материал для размышлений.

Дело происходило незадолго до полуночи. Вдруг в дверь позвонили. По самому характеру звонка, слабому, дребезжащему, сразу было по­нятно, что это не какой-нибудь припозднивший­ся друг или знакомый, а человек совершенно по­сторонний, долго собиравшийся с духом перед тем, как нажать кнопку. В звуке чувствовалась явная нерешительность.

Джуна встала с постели, в которой спала она и ее маленький сын, и направилась к двери. Щелкнул замок. На пороге стояла молодая жен­щина. Джуна видела ее впервые. Но достаточно было бросить на нее один-единственный взгляд, чтобы все понять. Измученный вид, робость в движениях и слезы на глазах говорили — у нее какая-то беда.

Женщина обратилась к Джуне по имени, и это неудивительно, ибо рассказы, граничащие с легендами, а иногда и попросту легенды о фан­тастических способностях Джуны, о совершен­ных ею чудесах, давно ходили по всему Тбили­си. Она была местной достопримечательностью, которой гордились и которую одновременно по­баивались. Ведь Джуна творила чудеса.

Тихим голосом женщина попросила о помо­щи. Больше надеяться ей было не на кого. Ее маленький сын умирал, и врачи не могли ничего сделать. Она с трудом отыскала адрес и вот те­перь умоляет хоть что-нибудь предпринять.

Джуна оделась и отправилась в ночную тем­ноту. Женщина показывала дорогу и одновре­менно рассказывала о своей жизни, нелегкой, несложившейся. Она замужем, но замужество оказалось неудачным. На этом браке настаивали родители, а в Грузии слово родителей — закон. Теперь этой женщине приходилось тянуть се­мейную лямку. Единственная ее радость — ма­ленький сын. С ним в ее дом пришел покой. Только ради него она и существует. Она даже представить не может, что ее сын умрет, рухнет последняя опора ее хрупкого мира. Без сына ей тоже нет смысла жить.

Джуна молча слушала скорбный рассказ и понимала: сразу две жизни находятся теперь в ее руках. Жизнь маленького, тяжелобольного маль­чика и жизнь его матери, не знающей иного счастья, кроме своего ребенка.

От нее ждали чуда, но едва Джуна взглянула на мальчика, который лежал в постели, она по­няла, какая трудная, почти невыполнимая задача стоит перед ней. Мальчик был необыкновенно бледен, кровь отлила от лица. Ребенок еще дышал, но дыхания почти не было слышно. Врач, находившийся тут же, у постели больного, сообщил Джуне: «Медицина бессильна». Врачи боролись за жизнь ребенка до конца, но, кажет­ся, уже начался отек легкого.

В глазах ребенка застыла мольба. Глаза не кричали о помощи, они тихо угасали. Мальчик умирал. Джуну глубоко потряс этот взгляд, уже почти не видевший мира, меркнущий и затухаю­щий.

Джуна поняла — она должна помочь. Вер­нее, должна попробовать помочь. Беззвучно она повторяла молитву, обращенную к природе, к Вселенной. Джуна сама нуждалась в поддержке, ее силы требовали подкрепления чего-то больше­го, не осознанного людьми, того, чему дают раз­ные имена, а порой не дают никаких имен. Она взялась за работу.

Ее руки, о которых молва рассказывала чу­деса, проделывали всевозможные пассы. Джуна пробовала разные приемы врачевания, вдруг какой-нибудь из них поможет.

Казалось, в комнате сейчас не существовало ничего, кроме умирающего ребенка и рук целительницы, сообщавшей маленькому, опустошен­ному смертью телу энергию жизни. Но нет, в комнате были люди, и они внимательно следили за каждым движением рук Джуны. Они пони­мали, при них разыгрывается вечная драма, драма борьбы за жизнь, драма сопротивления смерти. И присутствующие были на стороне жизни, они мечтали о том, чтобы борьба увен­чалась успехом и смерть отступила.

Сколько времени продолжался сеанс, Джуна не помнила. Кажется, очень долго. Будто столетия прошли с того момента, как она переступила порог дома и приблизилась к постели страдаю­щего ребенка, и до того момента, как ее руки опустились бессильно.

Не говоря ни слова, Джуна вышла из квар­тиры, где обитала уже не просто беда. Здесь во­царилась смерть.

Мать ребенка, изнемогшая от ожидания, бро­силась к врачевательнице с единственным вопро­сом, ответ на который решит и ее судьбу. Но Джуна не ответила. Она шла под темным, не­проглядным небом. Огромные звезды сияли на нем. И среди этих огромных и сильных звезд тускло светились маленькие звездочки, их свет был слабым, лишенным силы. И одна из звез­дочек готовилась упасть. Джуна видела звезды, но они расплывались, ибо глаза ее застилали слезы.

Быстрей, быстрей домой. Обнять маленького сына, которому было столько же лет, сколько умирающему ребенку, и забыть, забыть о проис­ходившем несколько минут назад. Лучше всего забыть навсегда. Ведь память о подобном станет рвать сердце и через годы, и через десятилетия.

Джуна легла в постель и крепко обняла спя­щего Вахо. Какое счастье, что он жив, здоров, что ему ничего не грозит. А там, откуда она пришла, царила скорбь и справляла свой тихий, торжественный праздник смерть.

Сын на мгновение пробудился, увидел мать и обрадовался ей, тоже обнял и безмятежно за­снул. Ведь если ребенок здоров и спокоен, сны его безмятежны, какие бы страшные, причудли­вые, даже чудовищные картины ни открывались ему в сновидении. Ребенок переживает их, но не прочитывает, не толкует, картины снов для него сродни картинам реальности, тут дети схожи с пророками.

Именно такое детское бесстрастие, что бы ты ни увидел, какую бы картину ни открыла духов­ному взору таинственная область сверхъестест­венного, сохраняет пророк. Однако в отличие от детей, наутро забывающих свои сны, пророк по­мнит об увиденном и старается рассказать людям об открывшемся ему. И может быть, люди по той самой причине и не верят пророкам. Они считают открывшееся тайное знание только снами, плодами фантазии или — если пророче­ство страшное — полночным кошмаром.

Сын спал, а Джуна, которой из-за горьких мыслей было совсем не до сна, крепче и крепче прижимала его к себе. И ей казалось уже, будто в ее объятиях находится не ее сын, ее плоть и кровь, а мальчик, которому она не смогла по­мочь. И, не отдавая отчета в том, что делает, она старалась отогреть его, исцелить. Она шеп­тала мольбы, обращенные то к небесам, то к ре­бенку, заключенному в ее объятия.

Ночь длилась и длилась, а Джуна продолжа­ла шептать молитвы и согревать ребенка. Руки ее источали свет. Однажды она уже преврати­лась в луч света. Тогда, когда летела то ли в яви, то ли во сне и загадочная сгорбленная ста­рушка отвела ее к умирающему юноше, чтобы Джуна вылечила его силой свой любви, своим прикосновением.

А сейчас чувствовала, что каждый удар ее сердца сообщает силы сердцу ребенка, спящего в ее объятиях, и сердце бьется, и тело мальчика принимает силы из ее тела.

Когда она засыпала, слезы заливали ее лицо.

А наутро новый звонок. Но звонили не у двери квартиры. Надрывался, трезвонил теле­фон. Выводил длинные звонкие трели, и в тре­лях этих слышалась уже не робкая печаль, а за­таенная радость, освещенная надеждой.