Тони Парсонс - Моя любимая жена

• Название: Моя любимая жена
• Автор: Тони Парсонс
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38547-8

«Восток — дело тонкое». Тем более если это дело происходит в современном Китае.

Особо прихотливыми для человека Запада представляются здесь интимные отношения между мужчиной и женщиной. В этом пришлось убедиться молодому лондонскому юристу Биллу Холдену, приехавшему с семьей в Шанхай в надежде на быстрый карьерный рост. Внезапно вспыхнувшая любовь к китаянке настолько переворачивает его жизнь, что на многие вопросы он теперь смотрит иными глазами.

Общий тираж «Моей любимой жены» перевалил на сегодняшний день за три с половиной миллиона экземпляров. Это один из самых популярных романов всемирно читаемого Тони Парсонса.

---

К счастью, «муж» лишь довез Цзинь-Цзинь и уехал. Увидев ее вышедшей из лифта, Билл встал.

— Я не должен этого делать, — сказал он. — Я не имею права. Я люблю свою жену, люблю Холли. Я не намерен их бросать. Мне не нужна женщина на стороне. Понимаешь? Мне не нужна постоянная подружка. Такое не для меня! Я вообще не понимаю, почему я здесь! Ты уезжала с ним, а я сидел и ждал твоего возвращения. Что вообще со мной творится?!

Билл незаметно перешел с шепота на крик. Из-за двери соседней квартиры послышался недовольный женский голос. Судя по интонациям, китаянка требовала не шуметь.

Билл и Цзинь-Цзинь оба поглядели на дверь соседней квартиры, затем друг на друга.

— Как ты себе это представляешь? — снова спросил Билл. — Что, мы с ним должны соблюдать очередь?

Цзинь-Цзинь молча открыла дверь своей квартиры. Билл метнулся следом. Он захлопнул дверь, схватил женщину за плечи и повернул к себе.

— Ты готова ложиться с ним, а потом со мной? — спросил он. Лицо Цзинь-Цзинь стало невыразимо печальным. — Знаешь, кем ты тогда станешь?

— Я это прекращаю, — сказала она.

Когда Цзинь-Цзинь уставала, волновалась или была чем-то расстроена, она забывала про все грамматические тонкости, и многообразие английских глагольных времен сужалось до настоящего времени.

— Я прекращаю с этим человеком.

Билл ошеломленно смотрел на нее, не зная, что сказать. Он слишком опрометчиво судил о Цзинь-Цзинь и всегда ошибался.

— Сегодня вечером я ему говорю: «Мы не можем продолжать». — Цзинь-Цзинь подняла глаза на Билла. — Я ему это говорю, потому что не хочу такое продолжение. И потому что я люблю тебя все время.

Еще через секунду Билл сжимал ее в объятиях. Он безумно желал Цзинь-Цзинь, готовый сделать это где угодно, даже на полу. Он стонал от желания. Он без конца просил у нее прощения за все. Он благодарил ее за все. И все его мудрые решения испарились, едва только губы Цзинь-Цзинь коснулись его губ.

«Я не хочу такое продолжение. Я люблю тебя все время».

Билл вдруг понял, что и он любил ее все это время.

Глава 19

— Так, значит, мамин папа и мой дедушка умрет? — спросила Холли.

— Нет, ангел мой, — ответил Билл. Он и сам не понимал, почему расстояние, отделявшее его от дочери, ощущалось им как пульсирующая боль в свежей ране. — Твой дедушка не умрет. Он еще достаточно молод. И потом, у него хорошие врачи, которые его обязательно вылечат.

— А Мартин говорит, что рано или поздно все умирают.

Мартин был самым старшим из детей Сары. Билла захлестнула короткая волна неприязни к этому мальчишке, сменившаяся чувством вины. Сара (Билл с трудом привыкал в мыслях называть ее по имени, а не «этой сестрой») никогда не сетовала на его частые звонки. Похоже, она изучила «расписание» его звонков и всегда старалась сделать так, чтобы к этому времени Холли находилась возле телефона или неподалеку.

— Послушай меня, ангел мой, — мягко продолжал Билл. — В общем-то, Мартин прав. Никто и ничто не живет вечно. Например, цветок. Он расцветает, а потом увядает. Ты согласна?

В трубке слышалось сосредоточенное сопение девочки. Холли думала.

— И пингвины вечно не живут, — сказала она.

— Ты права. Я как-то не подумал о пингвинах.

— И динозавры тоже вечно не жили, — продолжала Холли.

— Динозавры? Да, солнце мое.

— Но динозавров убило похолодание, которое вдруг наступило на Земле.

— Надо же! — с искренним удивлением воскликнул Билл. — Холли, где ты об этом узнала?

— В школе.

— Какие интересные вещи вам рассказывают.

— Пап, если никто не живет вечно, значит, дедушки и бабушки тоже вечно не живут, — заключила она.

Способность рассуждать и делать выводы появилась у Холли совсем недавно. И вообще, год назад, когда ей было три, все ее разговоры состояли из бесконечной череды вопросов и повелений. Ее предложения начинались либо с «почему», либо с «ты должен». «Почему у Тони-тигра слюнявчик, если он уже вырос?» — спрашивала дочь. Или: «Ты должен сегодня быть принцем, папа». А на пятом году жизни ее стали волновать философские вопросы. Билл не знал, что ей ответить. Правда казалась ему слишком суровой, а ложь — оскорбительной.

— Мы все умрем, — наконец сказал Билл. — Но ненадолго. Совсем ненадолго.

Холли молчала.

— Ангел мой, ты меня слушаешь?

Но внимание дочери уже отвлек окружающий мир. Где-то неподалеку из включенного телевизора изливалась реклама. Чуть дальше, вероятно в другой комнате, кто-то из взрослых увещевал вопящих детей. Билл терпеливо слушал. Ему казалось, что дом Сары битком набит взрослыми и детьми. Споры, крики, хлопанье дверей. Потом он услышал голос Сары: «Ну еще немножко… совсем чуточку… только один маленький кусочек…» Все это было незнакомо и непривычно. Как и Холли, Билл рос единственным ребенком в семье. Когда ты один, в доме гораздо тише; тебя не окружают нескончаемая болтовня и крики братьев и сестер. У тебя есть время побыть наедине с собой, подумать.

— Папа, и ты тоже умрешь? — вдруг спросила Холли.

Билл смотрел из окна на вечерний Пудун. Оттуда доносились совсем другие звуки. У Шанхая свой, особый шум, особенно по вечерам. Даже не шум, а гул от бесконечных машин, речных судов и почти двадцати миллионов жителей.

— Да, ангел мой. Когда-нибудь и я умру, — сказал Билл. — Но ненадолго. И знаешь что? Если я сумею вернуться и быть рядом с тобой, я обязательно вернусь и останусь навсегда. Куда бы ты ни пошла, я буду рядом. Ты к тому времени станешь совсем взрослой… такой, как я сейчас, и даже старше. Но я все равно буду рядом с тобой. Я буду в солнечных лучах на твоем лице, в дожде, который падает на твои туфли, в ветре, треплющем твои волосы. Я буду рядом, когда ты просыпаешься утром и когда ложишься спать. Все ночи я буду охранять твой сон, стоя возле твоей кровати. Ты будешь чувствовать мою улыбку. Тебе никогда не будет одиноко. Слышишь, ангел мой? Я всегда, в любую минуту, буду рядом.

В трубке что-то затрещало, потом стало тихо.

— Ангел мой, ты меня слышишь?

Но Холли не слушала его. Она смотрела телевизионную рекламу.

В карих, широко расставленных глазах Цзинь-Цзинь была какая-то странность. Они и сейчас оставались для Билла загадкой, хотя он столько раз подолгу глядел ей в глаза.

Поначалу он думал, что Цзинь-Цзинь пользуется особой тушью для ресниц. Но он ошибался. Она вообще не пользовалась косметикой — и в то же время получалось, что пользовалась, причем постоянно. Билла это ставило в тупик. Женатый человек, он давно привык к ритуалам Бекки, когда она накладывала, поправляла и удаляла с лица косметику. Он хорошо знал, как жена выглядит с наложенным макияжем и без оного. Если они собирались куда-то пойти, Бекка преображалась в сверкающую красавицу с журнальной обложки. Но когда они возвращались и она снимала свою «штукатурку», к ней возвращалась ее природная красота, которую Билл ценил гораздо выше косметических ухищрений.

Но у Цзинь-Цзинь было по-другому.

Билл вглядывался в ее лицо и никак не мог понять. Он терялся в догадках, зачем ей нужны эти вечно подведенные веки.

Загадка имела очень простое объяснение. Потом он удивлялся, что не разгадал ее самостоятельно.

— Постоянная окантовка, — сказала Цзинь-Цзинь.

Они лежали на диване, лицом друг к другу. Билл долго глядел на нее, не понимая, зачем таким прекрасным глазам нужно дополнительное украшательство.

— Постоянная? — переспросил он, пытаясь побороть наваливающееся раздражение. — Неужели ты имеешь в виду татуировку?

Именно это она и имела в виду.

— Я ее удалю.

Ощутив недовольство Билла, Цзинь-Цзинь спрыгнула с дивана и встала перед зеркалом. В лунном свете ее высокая, тонкая фигура казалась совсем прозрачной.

— Я это удалять. — Как всегда, волнение нарушало правильность ее речи. — Убрать совсем.

Билл тоже встал. Он подошел и обнял Цзинь-Цзинь сзади, говоря, что не нужно ничего удалять. Все замечательно. Просто для него это несколько непривычно. Билл не сказал, что ни у одной западной девушки он не видел татуированных век. Цзинь-Цзинь родилась не на Западе, а он иногда забывал об этом.

— Я была молода, — объяснила Цзинь-Цзинь.

«Совсем как актриса, вдруг увидевшая свои юношеские снимки, — подумал Билл. — Стандартная фраза из интервью многих актрис: „Я была молода. Я искала работу“».

— Училась в старших классах. Мы многого не знали, но хотели быть такими, как девушки в журналах.

— Прости меня. Все замечательно, — тихо сказал Билл, уводя ее от зеркала.

Он сожалел, что вообще заговорил об этом, и мысленно обещал себе больше ни единым словом не упоминать о ее татуированных веках. Зная характер Цзинь-Цзинь… она ведь решится на удаление татуировки. И тогда вместо нее на веках девушки появятся постоянные рубцы. Одна мысль об этом заставила Билла вздрогнуть.