Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь

• Название: Это твоя жизнь
• Автор: Джон ОФаррелл
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86471-334-1

Джимми Конвей всегда мечтал стать знаменитым, богатым и удачливым. В детстве он даже писал письма — самому себе, но только повзрослевшему — о том, как полагается вести себя истинной звезде. И вот эти письма дошли до Джимми — ему уже тридцать пять, и ни славой, ни богатством он похвастать не может. И никаких перемен в своей жизни Джимми не ждет. Но однажды судьба подкидывает ему роскошный шанс. Как-то вечером, выгуливая собаку, Джимми перекинулся парой слов со знаменитым комиком Билли Скривенсом, а на следующее утро выяснилось, что Билли умер. С этого дня Джимми раздает интервью, выступает в телевизионных шоу, снимается в рекламе и держится на равных со звездами. Мечта его исполнилась, но есть одна проблема: все считают Джимми комиком недюжинного таланта. И ему ничего не остается, как только подпитывать эту ложь, которая очень быстро разбухает до невероятных размеров. Джимми блефует каждую минуту своей новой жизни; спотыкаясь и дрожа от страха, он взбирается вверх, к славе и успеху, пока не наступает развязка — столь же невероятная, как новая жизнь Джимми и его ложь.

Второй роман Джона О'Фаррелла (автора комического бестселлера «Лучше для мужчины нет») — смешная и немного горькая сатира на наш мир, в котором люди одержимы славой в той же мере, что и деньгами.

---

Позади меня в своем фирменном пиджаке с искрой и галстуке-бабочке стоял Билли Скривенс и ухмылялся мне.

* * *

Через несколько недель после того, как святой Петр был свидетелем распятия Иисуса Христа и лицезрел смерть Господа и учителя своего, он встретил Иисуса, шедшего по дороге в Иерусалим. Для него это, думаю, стало шоком, хотя Петр был парень крепкий и, верно, справился с этим получше меня. Тем более, он знал, что Иисус — Сын Божий, и, пораскинув мозгами, мог быстро смекнуть, что к чему. Но я стал свидетелем гораздо более странного явления. То есть Билли Скривенс, конечно, большая звезда и весьма разносторонний артист, но восстать из мертвых? По-моему, такой трюк не по плечу даже самому великому таланту.

Сказать, что мой мир перевернулся вверх тормашками, все равно что не сказать ничего. Все мое существование в мгновение ока обесценилось. Покойная сверхзвезда, чьим старым другом я себя называл, чей труп ограбил, присвоив себе статус знаменитости, чьи юмористические сокровища похитил, а потом преступно извратил, пока он стоял и слушал за кулисами, — в общем, такой ситуации трудно найти идеально простое объяснение.

Билли постоял секунду, улыбаясь мне, как призрак Банко.[63] Я в ужасе застыл. И оглянулся на двухтысячный зал, ожидая, что они разделяют мое непонимание и удивление, надеясь на какую-то солидарность в миг откровения, но все хохотали надо мной, наслаждаясь моим немым замешательством.

В первую секунду сработал первобытный инстинкт выживания — бежать, бежать отсюда прочь. Хорошо говорить, а как сделать? Я ведь стоял на сцене перед двумя тысячами людей, и меня в прямом эфире показывали по национальному телевидению. Но я все равно рванулся к огромной деревянной бутафорской двери, однако та была накрепко заперта. Под восторженный визг зрительского трибунала я лязгнул большой металлической ручкой, крики и аплодисменты приветствовали мой ужас, а сзади, простирая руки, на меня надвигался ухмыляющийся зомби. Что он хочет? Обнять или задушить? Откуда мне знать. Дверь не поддавалась. Меня загнали в ловушку на сцене и бросили одного, чтобы я стал легкой добычей этого людоеда от индустрии развлечений.

С перекошенным лицом я повернулся к Билли Скривенсу.

— Джимми! — сказал он с теплой улыбкой. — Сколько лет, сколько зим! — И заключил меня в такие крепкие объятия, что толпа взорвалась радостными овациями, видя воссоединение старинных друзей.

Я был буквально парализован от страха и не заметил, что публика не разделяет моего изумления. Напротив, они искренне радовались, видя мое неверие, потому что в начале концерта пережили такой же сюрприз. Лишь потом я узнал, что был далеко не первым в целой веренице крупнейших звезд, которые стали жертвами величайшего розыгрыша Билли Скривенса — в прямом эфире, в специальном двухчасовом выпуске программы «Ага!». Те, кто упоенно рыдал на его похоронах, сегодня прибыли на гала-концерт, чтобы почтить его память, и вдруг он собственной персоной появляется сзади и хлопает по плечу. Смерть Билли, его похороны, весь благотворительный памятный гала-концерт — все это стало частью колоссального розыгрыша величайшей звезды британского телевидения, затмив все проделки и трюки, которым когда-либо подвергались телезрители. Но ему простили, ведь концерт был благотворительный.

Зато у меня за плечами был год жуткой фальсификации, и я видел, что настал час, когда меня разоблачат как шарлатана и лжеца.

Билли ослабил свои медвежьи объятия и, пока я отчаянно искал оправдания в свою защиту, вывел меня на середину сцены.

— Ну, Джимми, ты как?

Предназначенную для моего ответа паузу я заполнил жалким хихиканьем, но эйфория в зале была так велика, что это вызвало сильнейший взрыв хохота.

Когда я появился со своим номером, зрители уже знали, что Билли жив. Но что еще им сказали? Может, пока я терпеливо сидел в раздевалке, лишенный возможности слышать или видеть, что происходит на сцене, Билли раскрыл мою ложь? Объяснил, как я прорвался на его похороны? Показал на экране фотографии моего дома из журнала «ОК!», а вслед за ними — сделанные тайком удручающие снимки моего настоящего дома и интервью с шокированной корейской четой, хозяевами роскошной квартиры? Предупредил ли их Билли, что я сейчас выйду и исполню интермедию, которую украл в его доме из коробки с личными документами, из бумаг Билли, которые, как я решил, разбирает его скорбящая вдова? У меня мелькнула мысль кинуться к фанерной церковной двери с другой стороны сцены, но я смекнул, что и она наверняка наглухо закрыта.

— Ну, что тут скажешь? — запинаясь, произнес я. — Как-то неловко вышло.

Толпа опять захохотала. Билли поднял руку, чтобы унять зрителей, и они повиновались.

— Неловко? С чего бы тебе чувствовать себя неловко?

Злопамятный мерзавец, решил-таки вытянуть из меня правду; все-все детали, да еще на глазах у тысяч зрителей.

— Да вот это все, — показал я рукой на сцену и зал. — И вдруг ты… — Я попытался изобразить ироничный философский смех, но вышел сиплый хрип.

— Малость неожиданно, а? — спросил Билли.

— Э, ну да, пожалуй. Только вот позволь, я скажу: про это можно всякое думать, но в конечном счете никакого вреда никому нет, правда? Я имею в виду, серьезного вреда?

Не снимая руки с моего плеча, Билли мудро кивнул, и раздались чуть приглушенные хлопки, которые, как ни странно, ободряли. Зрителей явно попросили отнестись ко мне снисходительно.

— Спасибо, Джимми. Очень мило с твоей стороны. Обязательно найдутся зануды, которые скажут, что вся эта история с фальшивой смертью и похоронами — пошлая, политически некорректная затея и прочее, только, по-моему, им лучше помнить, что мы соберем кучу денег на благотворительность для детей Великобритании. — Это вызвало рефлекторный приступ аплодисментов и одинокое «Правильно!» из партера.

А потом Билли и вовсе снял напряжение, добавив:

— И вообще, как еще я мог отсрочить уплату налогов!

Шутка была встречена смехом и аплодисментами. Билли не понял, что я говорил о себе, а не о его концерте. Вот такие они, звезды, все мысли только о себе, любимых.

Я почти кожей ощущал симпатию, изливавшуюся на нас из зала. Стало ясно, что Билли не будет портить всем настроение, выясняя со мной отношения на сцене. Маэстро Легкого Семейного Развлечения не намерен был устраивать дикий скандал в прямом эфире, чтобы все видели, какой он злопамятный. Все это он приберег на потом. Нет, дошло до меня, сначала этот подлец даст мне помучиться. Он решил продемонстрировать, какая пропасть разделяет нас: вот он, с его почти магической властью над публикой, и вот я, провалившийся несмотря даже на ворованный шедевр.

— В общем, Джимми, ты тут вроде бы развлекал почтенную публику, прежде чем тебя грубо прервали. Я уйду, пожалуй, а ты заканчивай номер. — И Билли повернулся к залу: — А потом мы с вами выясним, кто следующий кандидат на главный шок в его жизни!

Я слабо запротестовал, но Билли убежал, оставив меня одного в центре сцены. Я увидел, как улыбка исчезла с его лица, едва он вышел за кулисы, где ему дали полотенце, чтобы вытереть пот со лба.

Теперь я стоял перед обожателями Билли как приговоренный к смерти. Ладно, может, они не знают пока моей тайны, но скоро все выяснится и я стану всенародным посмешищем: фальшивомонетчик, который подделал славу.

— Помните, как Билли Скривенс восстал из мертвых? — будут говорить они друг другу. — Там еще был этот как бы юморист, который прославился, уверяя, что они закадычные друзья, даже сумел пролезть на телевидение и все такое, но он был последнее барахло, так и остался жалким ничтожеством…

— А, точно, а я и забыл о нем. Джимми… как его? Боже, ну и унылое было зрелище!

Вот какая известность ждет меня, когда истекут отведенные четырнадцать с половиной минут славы. Меня оставили на сцене исполнить последний ритуал над моей умирающей карьерой, и палач заставил меня рыть себе могилу на людях. Не найдя контакта с публикой в первом раунде, я был вынужден и во втором встать с ней лицом к лицу. Только теперь публике уже напомнили, что такое настоящий юморист.

— Хм, ну так, на чем мы остановились? — Я в замешательстве почесал затылок, и, странное дело, раздался слабый смех, скорее, пожалуй, из чувства неловкости и сострадания.

Что-то там о компьютерах, припомнил я. Зрители еще загадочно засмеялись — потому что, как выяснилось, покойный Билли Скривенс паясничал у меня за спиной. Что ж, это моя лебединая песня. Деревянным движением я снял микрофон со стойки. Я уже не жаждал любви публики. Пожалуй, я даже испытывал к ней смутное презрение. Мне так хотелось успеха, когда я выходил на эту сцену, но с тех пор, казалось, минули долгие часы. Теперь, решил я, плевать на все с высокой башни.

Первую шутку я пробурчал с равнодушной ухмылкой, даже не пытаясь скрыть безразличие. Но они засмеялись. Наверное, их рассмешила заносчивость юмориста, которую он выставлял напоказ. На бумаге эта шутка не казалась мне самой смешной из всего, что я сказал, но, похоже, моя манера как-то развлекла ее величество Публику. Я оглянулся, почти ожидая увидеть, что за моей спиной Билли Скривенс крадется на цыпочках, а может, принцесса Диана с Элвисом Пресли танцуют танго в глубине сцены. Но я был один. Все еще источая жалкую антипатию, я неохотно выдавил из себя следующую шутку, и они опять засмеялись. Теперь им, кажется, было со мной комфортно; их удивляло и забавляло, что я посмел им грубить.