Джеймс Хилтон - Потерянный горизонт

• Название: Потерянный горизонт
• Автор: Джеймс Хилтон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-048388-4, 978-5-9713-7269-1, 978-5-9762-5455-8

Шангри-Ла.

Древняя буддистская легенда о существующей вне пространства и времени Обители просветленных?

Или последний островок безмятежности и гармонии в раздираемом войнами, истекающем кровью мире? Шангри-Ла тщетно искали великие ученые, мистики и философы.

Но однажды врата Шангри-Ла отворились, чтобы спасти четверых европейцев, похищенных из мятежного Афганистана…

Так начинается один из самых загадочных романов XX века «Потерянный горизонт» Джеймса Хилтона, книга, соединившая в себе черты интеллектуальной мистики с увлекательным приключенческим сюжетом!

---

— Возможно, если у вас есть вкус к пребыванию в тюрьме, — отрезал Мэлинсон.

— Ну, даже и такой случай можно рассматривать с двух точек зрения. Бог мой, подумать только обо всех этих ребятах там, в большом мире, где они зажаты в объятиях рэкета и все готовы отдать, лишь бы выбраться в местечко, подобное этому, да никак не могут вырваться из своих оков! Кто же в тюрьме — мы или они?

— Утешительное рассуждение для обезьяны в клетке, — возразил Мэлинсон. Им все еще владела ярость.

Позднее Мэлинсон разговаривал с Конвэем наедине.

— Этот человек по-прежнему раздражает меня, — говорил он, прогуливаясь во внутреннем дворике. — И мне не жаль, что его не будет с нами на обратном пути. Может, вы считаете меня чересчур чувствительным, но эта подковырка насчет девушки-китаянки не показалась мне остроумной.

Конвэй взял Мэлинсона за руку. Он все яснее сознавал, что, несмотря на все капризные вспышки Мэлинсона, тот ему очень нравится, а последние недели, проведенные вместе, лишь прибавили тепла в его отношение к молодому человеку. Он сказал:

— Я думал, он хотел уколоть меня, а не тебя.

— Нет, это он про меня. Он знает, что она меня интересует. Да, Конвэй. Я не знаю, почему она здесь и нравится ли ей тут. Боже мой, если бы я, как вы, мог поговорить с ней на ее языке, я бы быстро все выяснил.

— Не уверен. Она, понимаешь ли, не очень-то склонна рассказывать о себе.

— Меня просто поражает, что вы не пристаете к ней со всякого рода расспросами.

— Не уверен, что мне доставило бы удовольствие приставать к людям с расспросами.

Ему захотелось сказать больше. И вдруг он испытал острый приступ жалости. Этот юноша, такой порывистый, горячий, очень тяжело будет переживать, когда узнает истинное положение вещей.

— На твоем месте я бы оставил Ло-Тсен в покое, — заметил он. — Счастья ей хватает.

Решение Барнарда и мисс Бринклоу остаться, по мнению Конвэя, было к лучшему, хотя в результате они с Мэлинсоном оказались как бы в противостоящем лагере. Складывалась неожиданная ситуация, и он не представлял себе, как из нее выпутаться.

Хорошо, что видимой нужды в этом вовсе не было. До истечения двух месяцев не могло произойти ничего особенного. А потом предстояло пережить кризис, который не станет менее острым, как бы он к нему ни готовился. Поэтому, да и по другим причинам ему не хотелось беспокоиться по поводу неизбежного. Тем не менее как-то он сказал Чангу:

— Знаете, меня тревожит Мэлинсон. Боюсь, ему тяжело будет перенести, когда все откроется.

Чанг кивнул с некоторым сочувствием:

— Да, его нелегко будет убедить, что это во благо. Но трудности — это, в конце концов, дело временное. Через двадцать лет наш друг вполне успокоится.

Конвэй посчитал, что это, пожалуй, чересчур философский взгляд на вещи.

— Раздумываю, — произнес он, — как лучше преподнести ему правду. Он считает дни, оставшиеся до прибытия носильщиков, и если они не появятся…

— Но они обязательно придут.

— Вот как? А мне казалось, все ваши разговоры о носильщиках — это всего лишь милые сказки, чтобы облегчить нам восприятие действительности.

— Ни в коем случае. Мы в Шангри-ла придерживаемся умеренной правды, и смею вас уверить, все мои заявления насчет носильщиков почти соответствовали истине. По крайней мере мы ждем их примерно в те сроки, которые я называл.

— Тогда вам будет трудно удержать Мэлинсона, и он уйдет с ними.

— Мы и не станем пытаться. Он лишь удостоверится — и, конечно, на основе самостоятельного заключения, — что носильщики решительно не хотят и не могут взять с собой в обратный путь хотя бы одного человека.

— Понятно. Значит, это ваш способ? А на что рассчитываете потом?

— Потом, мой дорогой сэр, пережив крушение надежд, он, человек молодой, полный веры в лучшее, начнет уповать на то, что очередной отряд носильщиков, ожидаемый через девять-десять месяцев, окажется более сговорчивым и откликнется на его просьбу. И мы, проявляя мудрость, поначалу поддержим в нем эту надежду.

— Не уверен, что он будет вести себя именно так, — резко сказал Конвэй. — Склонен думать, он скорее попытается сбежать, в одиночку.

— Сбежать? Разве это слово здесь подходит? В конце концов, перевал открыт для кого угодно и в любое время. У нас нет охранников, кроме тех, которые назначены природой.

Конвэй улыбнулся:

— Ну, надо признать, она-то постаралась на славу. И все же не думаю, что вы полагаетесь на нее при всех обстоятельствах. Как насчет попадавших сюда исследовательских экспедиций? И для них тоже перевал был открыт, когда они собирались уйти?

Теперь очередь улыбаться была за Чангом.

— Особые обстоятельства, мой дорогой сэр, требовали иногда особого рассмотрения.

— Прекрасно. Значит, возможность побега вы предоставляете людям только тогда, когда знаете, что они будут выглядеть дураками, если ею воспользуются? И все же, я полагаю, некоторые идут на это.

— Ну, изредка это случалось, но, как правило, беглецы с радостью возвращаются после одной только ночи, проведенной на плато.

— Без всякого прикрытия от ветра, без нужной одежды? Если так, то ваши мягкие приемы не менее действенны, по моему разумению, чем самые жесткие. Ну, а когда беглецы все-таки не возвращаются?

— Вы сами ответили на свой вопрос, — сказал Чанг. — Они не возвращаются. — И поспешил добавить: — Могу вас, однако, заверить, что действительно лишь немногие обрекли себя на это несчастье. И надеюсь, ваш друг не будет настолько опрометчивым, чтобы увеличить их число.

Конвэй не успокоился после этого разговора, и будущее Мэлинсона все еще занимало его. Ему хотелось, чтобы юноша получил возможность вернуться с согласия лам и это не стало бы беспримерным событием, как свидетельствовал недавний случай с Талу, летчиком. Чанг признавал, что хозяева монастыря имели полное право поступать так, как они полагали разумным.

— Но разве было бы с нашей стороны разумнее, мой дорогой сэр, поставить себя и свое будущее в полную зависимость от чувства благодарности, которое может испытывать ваш друг?

Конвэй внутренне согласился, что вопрос этот по делу, поскольку поведение Мэлинсона едва ли позволяло сомневаться насчет того, как он станет действовать сразу же по прибытии в Индию. Мэлинсон постоянно говорил об этом.

Но все это, конечно, относилось к мирской жизни Конвэя, заботы которой постепенно вытеснял из его сознания все проникающий дух Шангри-ла. Кроме мыслей о Мэлинсоне, ничто не нарушало его поразительного состояния полной удовлетворенности. Он все лучше узнавал новую среду своего существования и не переставал удивляться, насколько же тонко все здесь было приспособлено к его запросам и вкусам.

Как-то он спросил Чанга:

— Между прочим, а как вы, обитатели этих мест, относитесь к любви? Ведь наверняка у людей, попадающих сюда, возникают нежные привязанности?

— Довольно часто, — отвечал Чанг с широкой улыбкой. — Ламы, разумеется, этому не подвержены, равно как и обитатели Шангри-ла, достигшие преклонного возраста. Но пока мы молоды, мы остаемся обыкновенными людьми, разве что ведем себя более разумно. И это, Конвэй, дает мне удобный случай заверить вас во всеохватывающем характере гостеприимства Шангри-ла. Ваш друг мистер Барнард уже этим воспользовался.

Конвэй улыбнулся в ответ.

— Не сомневаюсь в этом, — сухо сказал он. — Спасибо. Но сегодня у меня нет столь острых потребностей. И интересовался я скорее эмоциональной, а не физической стороной дела.

— Вы полагаете, будто легко отделить одно от другого? А может быть, вы начали влюбляться в Ло-Тсен?

Конвэй опешил, но надеялся, что ему удалось не показать виду.

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что, мой дорогой сэр, с вашей стороны это было бы вполне оправданно — в пределах умеренности, конечно. Никакого страстного отклика от Ло-Тсен вы не дождетесь. И не надейтесь. Но вы можете рассчитывать на очень радостные переживания. Уверяю вас. И говорю это в известном смысле со знанием дела, поскольку сам пережил влюбленность в нее, когда был намного моложе.

— Иными словами, ответной любви не возникло?

— Можно считать и так, — сказал Чанг слегка назидательным тоном. — Она всегда следовала своему правилу — не допускать, чтобы ее поклонники испытали насыщение и их охватило чувство, которое приходит с достижением цели.

Конвэй рассмеялся:

— Все это очень мило, пока дело касается вас и, возможно, меня. Ну, а если появляется горячий молодой человек вроде Мэлинсона?

— Мой дорогой сэр, если такое произойдет, лучшего и не придумать! Поверьте мне, Ло-Тсен не впервые утешила бы отчаявшегося изгнанника, осознавшего, что возврата не будет.

— Утешила бы?

— Я не случайно пользуюсь этим словом. Ло-Тсен не дарит никаких нежностей, если не считать того, что самим своим присутствием она ласкает разбитое сердце. Что говорит ваш Шекспир, например, о Клеопатре? «Она тем больше возбуждает голод, чем меньше заставляет голодать».[28] Несомненно, подобные женщины часто встречаются там, где людьми управляет страсть. Но уверяю вас, в Шангри-ла для них не нашлось бы места. Если позволите переиначить эти знаменитые строки, я бы сказал, что Ло-Тсен гасит голод, когда менее всего насыщает. Это более тонкий процесс и сильнее результат.