Роланд Харингтон - Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

• Название: Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских
• Автор: Роланд Харингтон
• Издательство: Новое литературное обозрения
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-326-1

Захватывающий авантюрный роман с элементами игры, фантастики и эротики, повествующий о политических и любовных приключениях американского слависта в России. Действие происходит в многомерном художественном пространстве на протяжении пяти веков русской и мировой истории. Среди персонажей романа — реальные сегодняшние политические деятели, олигархи, киллеры, некроманты, прекрасные женщины и порочные дети, а также знаменитые завоеватели и правители от Ивана Грозного до Билла Клинтона.

Роланд Харингтон — американский славист русского происхождения, профессор Мадисонского университета, автор восемнадцати книг и более трехсот статей. В 1990 году удостоен приза Густава Фехнера за книгу «Венерические болезни в русском романе». Работал консультантом в трех администрациях, сопровождал Б. Клинтона и Дж. У. Буша на встречах в верхах с президентами России Б. Ельциным и В. Путиным. Р. Харингтон — член дирекции научного центра им. Президента Эндрью Джонсона, председатель американского общества почитателей Ивана Грозного, член Академии изящных искусств штата Иллинойс.

---

Стихотворение написал Веня Варикозов. Оно заставило меня улыбнуться, и как профессора, и как крипторусского. В утробе моей головы мгновенно вызрел план. Я вступил в действие. Поорал на начальника отделения, ощерился декану — и вскоре патриотический поэто-прозаик получил приглашение приехать в Мадисонский университет прочитать лекцию за неприличный гонорар. Веня предложил тему «Американские бациллы в теле русской культуры», я от имени вуза сказал «да» и обещал обеспечить патриоту-моноглоту синхронный перевод своими собственными устами.

На следующий день после приезда, еще не очумев на новом месте, Варикозов выступил перед университетской публикой. В ходе лекции он сообщил много странных сведений, заставляющих насторожиться, а в заключение завопил, причем по-английски: «Russia is the motherland of baseball!»[125]

Либеральные профессора и студенты его освистали, как соловьи-разбойники. Кое-кто даже предложил визитеру вернуться туда, откуда приперся.

Я тогда не сдержался от такой нелюбезности. Не вставая с места, многосерийным русским матом выразил восхищение от выступления неистового Вениамина.

— Сволочи, опомнитесь! Перед вами стоит славянофил с человеческим лицом! — гремел мой голос от одного края кампуса до другого.

Так я совершил гражданский подвиг: публично и лично защитил иностранного писателя перед всем честным университетом.

После лекции Веня пожал мне руку.

— Роланд Роландович, вы какой нации будете?

— «Нация — это группа людей, объединенных заблуждениями о своем прошлом и ненавистью к своим соседям», — процитировал я Ренана и добавил чуть ли не стихами, — зачем, мой друг, блуждать и ненавидеть?

Варикозов восторгся.

Я пригласил его поселиться у меня. Mi casa es mi casa.[126] Мы сожительствовали две недели. Конечно, не взял с него ни цента: недаром я от русской матери родился. По вечерам сидели на веранде, курили «Capri» и научно беседовали. Об истории трепались, друг другу проклятые вопросы задавали. Оказалось, я Варикозова с полуслова понимаю. Он начнет говорить, а я тут же перебиваю и завершаю его мысль. Сошлись оригинальными характерами!

Благодарный Веня начал заниматься со мной психоанализом по методу Василия Розанова. Каждую ночь мой новый друг выводил меня в сад на лунный свет. Вместо фрейдистской кушетки я ложился на скамейку, и русотерапевт допрашивал меня про маму, жену и любовниц. На эти вопросы я отвечал информативно, но сдержанно, подтверждая его диагноз, что на розановской шкале сексуальной прогрессии я — твердая девятка.

Так началась наша дружба, которая очень мужская. Теперь каждый раз, когда я в Москве, Веня Варикозов от меня ни на шаг. Но расскажу все по порядку: не хочу фабулу с сюжетом мешать, как модернист в мудреном романе.

* * *

Внимание, преамбула закончилась. Возвращаюсь в настоящее время — четвертый год путинской эры.

Итак, подкуплен последний архивист, прочитан последний документ, сделана последняя фотокопия. В тусклый октябрьский вечер хлопнул дверью пригородной хрущобы, в которой разместилось собрание литературных документов. Празднуя мой уход, бдительный милиционер, охраняющий рукописные сокровища, ласково сделал мне «на караул».

На следующее утро я был уже готов к заветному путешествию в прошлое моего семейства. 100 000 acres, here I come![127]

С портативной котомкой за спиной спустился в фойе бордель-гостиницы. Там, как всегда, сновали члены мафии и запоздалые дамы ночи. Разрезая плечом преступную толпу, вышел на Тверскую, где уже не одну минуту маятником качалась сутулая борода моего приятеля.

Варикозов составил для меня насыщенную программу. Первое: выступление на крестьянском митинге. Второе: концерт художественной самодеятельности детей и взрослых. Третье: деловой ужин с отцами деревни. Четвертое: молебен в церкви. Пятое: посещение усадьбы фон Хакенов (ныне краеведческий музей).

Если вчера моросил дождь, то сегодня погода подтянулась. Был один из тех ясных осенних дней, когда к Пушкину приходило вдохновение и он писал еще одно стихотворение на лицейскую годовщину ностальгическими пентаметрами. Городской воздух веял чем-то пряным. Мне хотелось вырваться из плена асфальта и бетона, чтобы разлечься на засыпающем теле матушки-природы. Кровь кипела, члены зудели!

Верный друг повез меня в фамильный Heimat[128] на малотиражной автомашине «Запорожица». Она была, как желток, желта. Веня оснастил ее патриотическими суразностями. Сиденья устилали овчинки, вместо волана из пульта управления торчала березовая баранка, а на антенне развивалась небольшая хоругвь с ликом Хомякова.

Неудобно рассевшись на узком сиденьи солнышко-машинки, я закурил и кивнул: можно отправляться в путь. Варикозов осторожно отрулил от обочины и стал выжидать момента, чтобы присоединиться к потоку автомобилей, мчавшихся по Тверской.

Два американских туриста фермерского вида, жевавшие у дверей «Макдоналдса», сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к машинке, чем ко мне с Варикозовым. Среди уличного шума я уловил знакомые среднезападные интонации.

— Check out that wheel, man, — сказал один другому. — Have you ever seen anything like it? What do you think, could that wheel make it to Kanzas?[129]

— Are you kidding?[130]

Я спустил стекло и взмахнул сотовым телефоном «Nokia 6320».

— Just one call, and you’ll become what you are eating![131]

Фермеры поперхнулись. Радостный русопят нажал на газ. «Запорожица» задребезжала, закачалась и устремилась вперед.

Скоро Москва была за моими мускулистыми плечами. Аховый автомобиль мчался в неизвестность. Lá vão os pés onde quer o coração.[132] По лесным ушибам и шоссейным распутьям ехали-ехали, разговаривая о высоком, среднем и низком.

Зашла речь о недавней телевизионной передаче «Мисс Лужники-2003», смутившая национал-целомудренные чувства Варикозова.

— Бритоногие, понимаешь, по сцене расхаживают. Каблуки, бикини, косметика. Жопами вертят, понимаешь, а народ голодает. За державу обидно!

— Не вижу связи между этими фактами.

— Будь моя воля, запретил бы половые сношения после тридцатилетнего возраста. Это же омерзительно, когда взрослые люди трутся друг о друга на потных простынях, вместо того чтобы духовно очищаться перед путешествием на тот свет.

— А спад населения в России?

— Не могу поступиться принципами!

Возбужденный Веня крутанул баранку так, что «Запорожица» встала на дыбы и запрыгала по шоссе, как кенгуру. Позади раздался децибеловый вой сирены. Я невозмутимо оглянулся: на машинку наезжал бронированный «БМВ» мафиозного владения и управления. Я невозмутимо сделал неприличный жест, и лимузинный преступник, ошеломленный моей смелостью, обогнал «Запорожицу», не убивая нас.

Я включил радио. В кабинке машинки зазвучал шальной шлягер, который в конце прошлого века пела вся Москва.

Ельцин, Ельцин, эх, эх, эх!
Женщине с тобой не грех.

Варикозов негодующе взмахнул бородой.

— Черт те что, понимаешь. Мелодии бесовские! Шумы шимпанзейские!

— Веня, вы строги, как аятолла Хомейни.

Писатель польщенно потупился и перестал ехать куда глаза глядят, отчего «Запорожица» едва не вскочила в кузов шедшего впереди нас самосвала.

Варикозов вывернул баранку и пару раз бибикнул.

— Говорят, раньше у вас была популярна шведская группа «Abba». Две супружеские пары. Скандинавы. Все чин-чином. Песни ансамбля отличались размеренностью и гармоничностью. А эти тут, понимаешь! — Писатель показал бородой на радио. — Давно доказано, что синкопы чужды русскому национальному сознанию, а они оскверняют отечественный эфир своим улюлюканьем. В толчок надо спускать таких музыкантов!

— На да нет и суда.

Сегодня Варикозов был более разговорчив, чем обычно. Мое присутствие у него под боком видимо, — вернее, слышимо, — тянуло его за язык.

— Мы в институте выпустили новый номер нашего журнала, — сказал славянофил теплым мужским голосом.

— Как он называется?

— «Пращур».

— Сколько у вас абонентов?

— Это вопрос непростой. Не каждый желающий может на журнал подписаться. Сначала мы вызываем потенциального читателя на собеседование, проверяем, достоин ли он его получать, не хромает ли по пятому пункту. Затем на собрании редколлегии рассматриваем каждую кандидатуру и принимаем решение, но не голосованием, а как издревле водилось на Руси…

— Кулачным боем? — понимающе перебил я.

— Нет, спонтанным соборным решением.

«Запорожица» глотала, икая, километры дырявой дороги. Мимо промелькнули амбары-хибары города Клизмы. В царское время это был фешенебельный уездный центр, куда мои предки ездили faire des courses et faire la noce,[133] но теперь там живут лишь провинциалки в коммуналках.

От Клизмы до имения было подать рукой, если не ногой.

Впереди показался ориентир — трубы местной атомной электростанции. Я был у цели, а именно, бывшей родовой вотчине Свидригайлово. Теперь это колхоз имени Чапаева. Черный передел!