Александр Зимин - В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

• Название: В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России
• Автор: Александр Зимин
• Издательство: Мысль
• Жанр: История
• Год: 1986

Книга советского историка А. А. Зимина (1920–1980) посвящена последней четверти XVI в. — времени экономического и политического кризиса, в который ввергла Россию опричнина. Глубокое знание эпохи и источников, ее отразивших, позволило автору ярко осветить путь Бориса Годунова к власти, проанализировать закономерности формирования феодальной формации в России и проследить развитие предпосылок первого массового антифеодального движения начала XVII в.

Для историков, специалистов смежных наук, а также широкого круга читателей.

---

Шествия проходили во время подготовки и проведения заседаний соборного типа. 17 февраля 1598 г. Борис Годунов был избран на царство[720]. О подготовке собора сообщал немецкий агент из Пскова в депеше от 28 февраля: недели три или четыре назад (т. е. в начале февраля) «выписали для выборов духовных прелатов, воевод и некоторых именитых бояр из главных городов, как-то Новгорода, Пскова, Onür’а и проч., важнейших из общества; так как имели в виду избрать великого князя, то их потребовали к присяге. По таковом призыве к избранию на их место были тотчас назначены другие воеводы, родственники (приверженцы?) Годунова». Борис, по его мнению, «сел на царчетво насилием»[721].

К. Буссов пишет, что когда в Москву были созваны «все сословия, высшие и низшие», то большинство остановилось на кандидатуре Бориса, ибо он «вершил государственные дела так, как не вершил их еще никто с тех пор, как стоит их монархия». Это было неприятно слушать «многим знатным вельможам, князьям и боярам, да пришлось им стерпеть». И. Масса считал решающим моментом в избрании Бориса позицию народа, который кричал, что не знает другого, более достойного быть царем; что Годунов правил при покойном Федоре и был любим народом. Федор Никитич, чтоб избежать междоусобия, передал корону Борису, но тот отказался от трона. Тогда бояре стали упрашивать Федора Никитича, а народ — Бориса. Присягу народа Борису принял И. В. Годунов, его «дядя», затем присягнули и бояре, и Романовы. Борис же все время находился дома и делал вид, что ничего не знает[722].

Согласно «Новому летописцу», «князи… Шуйские едины ево (Бориса. — А. З.) не хотяху на царство: узнаху его, что быти от него людем и к себе гонению; оне же от нево потом многие беды и скорби и тесноты прияша». Степень достоверности этого позднейшего известия не ясна[723].

Московские события 1584 и 1586 гг. показали, какую силу представляет народ при решении важнейших политических вопросов. Этот опыт отлично усвоил Борис. Сложившуюся в 1598 г. ситуацию он использовал для того, чтобы при посредстве «московского многолюдства», церкви и аппарата управления оказать прямое давление на боярскую оппозицию и вынудить ее на избрание его царем. Видя, что всякое сопротивление этому решению приведет не только к внутрибоярским сварам, но и к взрыву народного негодования, Ф. Н. Романов и связанная с ним группа феодальной знати в конечном счете присоединились к тем, кто настаивал на избрании Бориса.

Имперский гонец М. Шиль писал, что едва окончилось время траура, как бояре в Кремле, приняв важное решение, дважды выходили на Красное крыльцо и увещевали народ принести присягу на имя Думы. Дьяк В. Щелкалов убеждал толпу, что присяга постриженной царице не действительна и необходимо целовать крест боярам. Но эти доводы не вызвали в народе воодушевления. На этом основании Р. Г. Скрынников полагает, что «раскол верхов фактически привел к образованию в столице двух властей. Созванный патриархом собор принял решение об избрании Бориса. И одновременно высший орган управления — Боярская дума — объявил о введении в стране боярского правления»[724]. Это преувеличение.

Положение действительно было неопределенное, но двух правительств тогда не было. Если и доверять сообщению Шиля, то речь могла идти лишь о временном управлении страной Думой до решения вопроса о царе. Когда «двоевластие» могло бы иметь место? Как будто после избрания Бориса. Но после решения Земского собора 17 февраля 1598 г. бояре не могли настаивать на переходе власти к Думе, ибо уже 21 февраля Борис был наречен на царство, а 20–21 февраля состоялись шествия в Новодевичий монастырь, в которых бояре участвовали[725].

Характеризуя представительство на Земском соборе 1598 г., В. О. Ключевский писал, что «в составе избирательного собора нельзя подметить никакого следа выборкой агитации или какой-либо подтасовки членов». Вслед за ним С. Ф. Платонов полагал, что «состав земского собора 1598 г. был нормален и правилен»[726]. Этот вывод нуждается в переосмыслении. Наблюдения С. П. Мордовиной показали, что данные о составе февральского заседания собора 1598 г. носят общий характер, а сведений о представительстве на нем почти нет. Упоминаемые в утвержденной грамоте лица (и лица, подписавшие ее) могли и не присутствовать на заседаниях, а поставить подписи позднее, поэтому перечень лиц в грамоте можно рассматривать как программу действий по сбору подписей у лиц, которые, по мнению правительства, должны были подписать грамоту (вне зависимости от того, присутствовали они на заседаниях или нет). Но если так, то вопрос о том, в какой степени представительными были заседания собора, нуждается в ином подходе.

Сохранились три группы источников о составе собора. Утвержденная грамота содержит примерный состав чинов, присутствовавших на соборе. Свидетельства иностранцев дают самые неопределенные указания о «всех сословиях» (Буссов), «государственных чинах», «всем народе» (Маржерет), участвовавших в заседаниях собора. В памятниках публицистики имеются стереотипные перечни соборных «чинов». Так, в разрядной повести говорится: «.. совещастася же меж себя единодушно всем государьством Московским: святейший патриарх Иов со всеми митрополиты… и весь священнический [собор (или чин)], тако же и бояре, и дворяне, и дьяки, и дети боярские, и приказные люди, и гости, и много московского народу». «Новый летописец» сообщает: «Царствующаго ж града Москвы бояре, и все воинство, и всего царства Московского всякие люди ото всех градов и весей збираху людей и посылаху к Москве на изобрание царское. Бояре же и воинство и все люди собирахуся..»[727].

Если сопоставить эти самые общие сведения с практикой соборного представительства XVI в. (особенно с собором 1566 г.), то можно сделать некоторые выводы. Очевидно, на соборе 1598 г. присутствовали члены Освященного собора и Боярской думы, чины приказного аппарата, московское дворянство и те из числа «выбора» (верхнего слоя провинциального дворянства), кто в то время находился в Москве. Ни о каких «выборах» на собор речи быть не могло. Да и далеко не все члены Думы и дьяки присутствовали на заседании 17 февраля (многие из них находились в других городах страны). И все же это был по понятиям XVI в. совершенно законный Земский собор «правильного» типа[728]. Собор не только избрал Бориса царем, но и принес ему присягу на верность (в утвержденной грамоте упоминалось о «прежней целовальной записи» Борису). Обстановка, в которой заседал собор, была тревожной. Немецкий агент из Пскова сообщал 28 февраля 1598 г.: «Позавчера их (бояр?) так сильно понуждали и приневоливали, что они вынуждены были присягнуть со своими подданными; думаю, не иначе, что из этого возникнет много раздоров. Простолюдины весьма недовольны Годуновым и его шайкою, которую он поставил во главе (?) людей при принесении присяги». Новому царю присягали «помещики (?), горожане и крестьяне»[729].

После избрания Бориса 18 февраля состоялся торжественный молебен в Успенском соборе. 20 февраля патриарх Иов и чины собора отправились в Новодевичий монастырь сообщить Ирине и Борису о решении собора и просить Ирину отпустить брата на царство. Сначала брат и сестра отказались исполнить эту просьбу. Тогда 21 февраля состоялось новое торжественное шествие с иконами и «святостью». На этот раз Борис соизволил согласиться принять «шапку Мономаха» и был «наречен» царем в Новодевичьем монастыре.

Но есть одно обстоятельство, осложняющее картину предвыборной борьбы. Как обратила внимание С. П. Мордовина, в первой редакции утвержденной грамоты говорится не столько о Земском соборе, сколько о церковном:

[730].

Подобная интерпретация событий в первой редакции грамоты, возможно, объясняется ее происхождением из патриаршей канцелярии.

«Тотчас» по наречении на царство Борис посылает к Казы-Гирею гонца Леонтия Лодыженского «объявить свое государево царство», а также «о дружбе и о братстве»[731]. 26 февраля («в неделю сыропустную») Борис впервые после отъезда в Новодевичий монастырь возвращается в Москву. Здесь в Успенском соборе патриарх Иов снова благословляет его на царство[732]. Затем Борис, «наедине беседовав» с Иовом, решает провести «четыредесятницу» в Новодевичьем монастыре и отбывает из Москвы. Чем объяснялся отъезд Бориса из Москвы, сказать трудно[733]. Очевидно, он ожидал присяги членов избирательного собора.

9 марта патриарх собирает Освященный собор и «весь царский сигклит» (Думу) и заявляет, что наступает пора коронации Бориса («облещися в порфиру царскую»). Иов решил объявить день 21 февраля, когда Борис дал согласие венчаться на царство, ежегодным праздником. Принято было постановление о составлении утвержденной грамоты, скрепленной печатями и подписями представителей всех чинов («приговор о утвержденной грамоте», «повеле списати сию утвержденную грамоту»). Вскоре приступили к процедуре принесения присяги новому царю[734]. 15 марта патриарх составил окружную грамоту об избрании Бориса и, очевидно, так называемое соборное определение. Оба этих документа являются как бы первоначальными набросками официальной версии об избрании Бориса, нашедшей полное выражение в более поздней утвержденной грамоте[735].