Александр Павлов - Божья воля

• Название: Божья воля
• Автор: Александр Павлов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87994-113-2

Роман повествует о годах правления российского императора Петра II.

В бескомпромиссной борьбе придворных группировок решается вопрос, куда пойдет дальше Россия: по пути, начатому Петром I, «революционером на троне», или назад, во времена Московской Руси. Пётр II предпочитает линию отца, казнённого дедом. Судьба реформ Петра I под вопросом, поражение за поражением терпят его сподвижники и только неожиданная смерть юного Государя ставит точку в этой борьбе.

---

Долгорукий чуть-чуть изменился в лице.

— Нет, ваше сиятельство, не видал. Он ко мне не заходит. Насколько и вам ведомо, мы с ним не в большой дружбе.

— Знаю! — сухо отрезал Иван Фёдорович, — потому и спрашиваю. — И, впившись пристальным взглядом в лицо Алексея Михайловича, он медленно, отчеканивая каждое слово, сказал: — Пропал, сударь мой, Василий Матвеевич, пропал! И думаю я, что в той пропаже вы сведомы.

Долгорукий вздрогнул всем телом и быстро вскочил с места.

Он тотчас же понял, что Антропыч сдержал своё обещание. Вчера старик намекнул ему, что теперь дело на мази и что он может быть спокоен за участь своего врага. Но Алексей Михайлович не придал этому намёку большого значения, потому что почти то же самое Антропыч повторял уже несколько дней. И только теперь он уверовал в правдивость его слов.

Он вспомнил, что Антропыч сказал ему вчера с достаточно таинственным видом:

— Ну-с, ваше сиятельство, приспело и наше время.

— Что ты ещё мелешь, дура? — оборвал его Долгорукий.

— Ничего не мелю, дело говорю. Попадётся наш князёк, как кур во щи! Такую фортеляцию я ему ноне подведу, что он сам в капкан полезет!

— Всё-то ты врёшь! Уж ты мне это который раз говоришь.

— Ничего не вру. Будьте спокойны, своё дело знаем. Вот где у нас их сиятельство сидит.

И он показал сжатый кулак.

Всё это сейчас припомнилось Алексею Михайловичу, и его охватила такая неудержимая радость при мысли, что его враг погиб, что он едва удержался от торжествующего восклицания. И только злая, насмешливая улыбка искривила его бледные губы, да глаза блеснули злым, нехорошим огоньком.

Старик Барятинский пристально следил за переменами его лица. Он подметил и внезапную бледность Долгорукого при его последних словах, заметил, как он вздрогнул, поймал и эту улыбку, которая яснее всяких слов говорила, что он не ошибся, что Долгорукий действительно виновен в исчезновении его племянника. И с внезапно вспыхнувшим взором старый князь быстро поднялся с своего кресла и воскликнул:

— Ну, что же, сударь, я ведь ответа жду! Сказывайте, куда вы задевали Васю?

Алексей Михайлович насмешливо улыбнулся и развёл руками.

— Извините, князь, я вас понять не умею! Сказываю вам, что мы с вашим племянником давно уж знакомства не водим. И клянусь вам Богом, я его вчера и в глаза не видал!

Вся кровь бросилась в голову Ивана Фёдоровича.

— Врёшь, злодей! — загремел он. — Ты его убил, ты!!

— Опомнитесь, ваше сиятельство, вы с ума сошли! — хладнокровно отозвался Долгорукий.

Это хладнокровие окончательно взорвало Барятинского. У него уж не оставалось никаких сомнений, что стоящий перед ним с таким вызывающим насмешливым видом человек действительно убил его несчастного племянника, и, охваченный дикою жаждой мести, он набросился на него и схватил его за горло, крича:

— Ты его убил, ты!! Кровь его на тебе! Ну, да я не дам тебе торжествовать! Умирай, собака, собачьей смертью!! — И он всё сильнее сжимал горло Алексея Михайловича своими костлявыми пальцами.

Его нападение было так неожиданно, что Долгорукий в первую минуту совершенно растерялся, но затем он собрался с силой, вырвался из рук душившего его старика и оттолкнул его от себя.

Иван Фёдорович взмахнул бессильно руками, глухо вскрикнул и замертво грянулся на пол. Возбуждение его было так сильно, что в ту минуту, когда Долгорукий оттолкнул его от себя, он лишился чувств и не мог удержаться на ногах.

Часть вторая Игра судьбы

Глава I В вихре событий

Прошло около двух месяцев.

Сенявин, конечно, нашёлся и был страшно поражён исчезновением Барятинского, которого ни он, ни Вельяминов, ни московская полиция не могли найти, несмотря на самые тщательные розыски. Не могли найти даже его тела, чтобы похоронить его с честью. Он исчез без следа, словно в воду канул.

Старый князь Барятинский лежал при смерти. Никто не мог узнать об его беседе с Алексеем Михайловичем Долгоруким, потому что старика разбил паралич, и не было никакой надежды на его выздоровление. Сам Долгорукий, понятно, и заикаться не смел об этом разговоре, чуть не стоившем ему жизни и так печально кончившемся для Ивана Фёдоровича. Тем более что он подозревал, что не один старик Барятинский считает его убийцей Василия Матвеевича, но что и Вельяминов и Сенявин держатся о нём такого же мнения. Он прекрасно видел это по тем презрительным взглядам, которые они бросают на него при встрече, и опасался мести с их стороны.

Но не о мести помышляли друзья несчастного Барятинского. Не до мести им было в то время, когда Иван Фёдорович стоял одной ногой в могиле, а княжна Анна, невеста Василия Матвеевича, таяла не по дням, а по часам! Когда ей сказали наконец, что Барятинский пропал, она воскликнула, побледнев как полотно и готовая упасть в обморок:

— Это его Долгорукий убил!

В обморок она не упала, даже не заплакала, а как-то окаменела сразу, точно ушла в себя, словно мир потерял для неё весь интерес, словно жизнь, которая ещё так недавно улыбалась ей, стала её тяготить…

— Знаете, батюшка, — сказала она отцу, — если Вася не найдётся, я уйду в монастырь.

— Ну, вот глупости! — возразил старик Рудницкий. — И в монастырь ты не уйдёшь, и он найдётся…

Анна покачала головой.

— Нет, не найдётся… Чует моё сердце, что не видать мне больше радости.

И на все утешения родных, на все обещания Вельяминова и Сенявина отыскать пропавшего жениха она улыбалась бледной печальной улыбкой и так же качала головой. И только с каждым днём она становилась всё бледнее и бледнее, точно тяжёлая сердечная рана, нанесённая ей судьбою, точила по капле её кровь, которая словно испарялась и бесследно исчезала из её ещё недавно здорового и крепкого тела. Пропал румянец лица, поблёкли губы, глаза потеряли свой прежний блеск, ушли в орбиты и глядели оттуда точно из какой-то бездонной пропасти, — и все окружающие её с ужасом замечали, как подкашивает её здоровье какой-то тайный недуг, который в конце концов совершенно сломит молодую, едва успевшую расцвести жизнь.

Между тем события придворной жизни шли своим чередом. По-прежнему проживала вдали от дворца принцесса Елизавета Петровна; по-прежнему молодой царь веселился и охотился; по-прежнему усиливался Алексей Григорьевич Долгорукий.

Мысль о возвращении в Петербург была оставлена уже окончательно. По настоянию бабки царя, царицы Прасковьи, и под влиянием Алексея Григорьевича юный император окончательно убедился, что положение Москвы, как столицы, более благоприятно, что кругом Москвы гораздо больше лесов, в которых можно охотиться, что московский воздух для него гораздо полезнее и что — самое главное — в случае возможной войны с Швецией Москва не может подвергнуться нападению, которое неизбежно для Петербурга. Но не одно только перенесение столицы в Москву знаменовало возвращение к прежним допетровским порядкам. Многое, созданное Петром, подвергалось не только осмеянию, но и уничтожению. Так, решено было отменить рекрутский набор; торговля в Архангельске, запрещённая Петром, разрешена была вновь; казённые постройки в Азове приказано было приостановить; устройство петергофских фонтанов было брошено; даже староверам, которых преследовал гениальный преобразователь России за их закоснелое невежество и упорное противодействие его нововведениям, были сделаны значительные послабления.

Приверженцы старины громко радовались таким реформам и предвещали ещё многое на этом пути возвращения вспять. Говорили, что Россия медленным, но верным шагом вернётся назад к тем обычаям и порядкам, какие существовали до Петра.

В то же самое время толки о браке царя с княжной Екатериной Долгорукой усиливались всё больше и больше. Теперь об этом говорили уж не тайно, как прежде, а почти вслух. Многие даже поздравляли Алексея Григорьевича с счастливой фортуной, выпавшей на долю его дочери.

Долгорукий не протестовал против таких поздравлений, а только скромно улыбался и отвечал:

— Не решено пока ничего, государи мои…

Алексей Григорьевич продолжал начатую им игру и положительно не отпускал молодого царя от себя ни на шаг, сопровождая его всюду и окружая постоянно членами своего семейства, среди которых первенствующее место занимала, конечно, княжна Екатерина. Алексей Григорьевич брал её на царские охоты, привозил во дворец для игры с царём в шахматы, — словом, старался приучить юного государя к её присутствию, привязать его к ней и сделать её так же необходимой, как необходим был для юного императора ещё недавно фаворит Иван Долгорукий.

И это ему мало-помалу удалось.

Иван Долгорукий почти совершенно отдалился от царя, несмотря на все увещания друзей, предвещавших ему, вследствие этого, если и не полное падение, то, во всяком случае, немилость.