Фёдор Леонов - Секретный пианист

• Название: Секретный пианист
• Автор: Фёдор Леонов
• Жанр: Ужасы и Мистика

 АННОТАЦИЯ

Неожиданный провал операции российской разведки и путешествие по океану со своей спасительницей – это только начало приключения, в которое нас мастерски завлекает лихо закрученный сюжет совсем не простого романа Фёдора Леонова «Секретный пианист».

Роман о человеческом любопытстве и сверхчеловеческих способностях нашей памяти, о древних техниках инициаций, расширяющих сознание, когда душа оставляет тело и направляется в личное путешествие, нарушая законы пространства и времени.

С любопытством неофита изучает Лера чьё-то далёкое прошлое, пестрящее удивительным калейдоскопом великих событий, великих людей и великого наследия, скрытого в её снах и пока неизвестной родословной…

СЕКРЕТНЫЙ ПИАНИСТ. ИСТОРИЯ О ТОМ, ЧЕГО НЕ МОЖЕТ ПРОИСХОДИТЬ В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ С ОБЫКНОВЕННЫМИ ЛЮДЬМИ.

Изложение от первого лица.

---

 Хмурюсь.

                - Завтра же пойду осматривать  могилы.

 Отто предупреждает:

                - Только не одна! Пойдем вместе с вами и Фабианом.

 Рано утром мы уже  на семейном кладбище. Следы последнего вскрытия еще остались. Мастера не успели  поправить склеп до нашего приезда.  Сажусь на скамью, сосредоточиваюсь и на уровне  подсознания слышу голос Августины:

                - Внученька моя, тебе и роду нашему  ничего не грозит. Книгу не найдут. В поместье их нет. Я все сделала для этого.  

 Осторожно спрашиваю:

                - Бабушка, а где они спрятаны?

                - Их забрали мои сыновья. Рукописи  больше никому не пригодятся. Люди не готовы знать их содержание. Придет время, все знания откроются и без участия  этих книг.

                - Когда это  произойдет?

                - Никто не знает, когда. Известно, только, что очень не скоро. Еще много поколений людей родится и умрет, много войн произойдет, много несчастий. Мы пока не в силах это предотвратить. Закон человеческого развития невозможно повернуть в другое русло, пока не придет новое, прогрессивное время и не изменится сознание людей. Продолжай жить так, как чувствуешь, поступай честно, расти детей в радости. Хотя бы иногда приезжай к нам в Богемию, приучи к этому своих детей, а они пусть приучат своих. Я буду обновлять оберег рода при каждом посещении.

 Голос Августины постепенно пропадает.

               - А кто вскрыл ваши могилы? - успеваю спросить я.

               - Вы не знаете этих людей и никогда не увидите. 

 Естественно, что опять, кроме меня, никто ничего не слышал.

               Августина не обманула. Весь месяц, проведенный в поместье, проходит спокойно.

               Посещаем стекольную фабрику Отто. Как нам нравятся изделия из цветного стекла! Мы, как водится у дворян, накупаем сервизов себе и друзьям в качестве подарков и, тем самым, невольно делаем рекламу Отто.  Вот только довезти это красивое стекло будет проблематично. Ничего, справимся - запакуем получше.

                Отто предлагает открыть такой же завод в России, но Фабиан отмахивается. Он ничего не смыслит в коммерции. Ему достаточно службы при дворе, которая отнимает много сил и времени.

(ФАБИАН)

           Второй день идет дождь. Грязная  раскисшая земля разъезжается под сапогами, лошади не могут протащить телеги. В нашем лагере плохо с продовольствием.

              Странный народ – русские, и удивительная у них держава. Не понимаю, как такое имеет место быть, но уже давно заметил закономерность: чем тщательнее разрабатывается  план, чем более умов работают над ним, чем старательнее учитывают малейшие детали,  тем вернее он рушится, и все идет не так!

 Закономерность сия довольно ярко проявилась в этом злосчастном походе, который сулил лишь славу Петру и русскому оружию, а получился из этого полнейший разгром, позор и людская смерть...

              Государь мой, Петр Алексеевич, еще задолго до похода заключил соглашение с господарями Молдавии и Валахии  о том, что они предоставят нам военную помощь против притесняющих нас турок. Цыган и не упрекнешь, что они не держат слово. Только вот держат они его по-своему, по-цыгански.

             Шестого дня, когда мы подошли к Яссе. Кантемир явился в лагерь русской армии, но привел с собой всего шесть тысяч оборванцев, вооруженных самодельными пиками, коими они махали как поп паникадилом! И что было делать государю? Всего сорок тысяч воинов, да крестьяне, которых перебьют в первом же сражении без всякой пользы, а против нас – двухсотпятидесятитысячная армия с конницей и артиллерией. Правда, ежели о турецкой коннице еще можно сказать доброе слово - по крайней мере, кони у них точно добрые, то артиллерия их опасна разве тем, что глядя на стрельбу турок, можно помереть со смеху!

             Только нам  не до смеха. Наверное, разумнее было подождать турок на Днестре, хорошо укрепившись и надеясь, (не напрасно ли?) что их хоть немного потреплет валашское ополчение. Но Петр решил иначе - повел армию навстречу противнику по местности, выкошенной саранчой, да еще и под непрерывными атаками стремительной турецкой конницы. Вскоре мы подъели все запасы продовольствия и бросили большую часть телег, а оставшиеся заняли раненые, большинству из них  предстояло умереть...

             Ночью я услышал  глухой  дробный звук, словно тысячи конских копыт переступают неторопливо, без спешки, но целенаправленно,  направляемые волей их всадников. Я вышел из палатки и увидел сбившихся в кучку офицеров. Как оказалось, проход конницы разбудил не только меня одного. Офицеры взволнованно переговаривались. Я  подошел и спросил у  явно встревоженного генерала Януса фон Эберштедта:

            - Что происходит?  Почему половина русской конницы покидает лагерь  в неизвестном направлении?

             - Сие есть глупость! – шепотом произнес генерал, косясь на офицеров и боясь, чтобы его не услышали и не донесли императору, (Петр бывает скор на расправу и подвержен гневу), - генерал Ренне отправлен, дабы  взять хоть какое-нибудь укрепление на Дунае!

            - Какое-нибудь? – удивился и не поверил я, - так ли отдают военные приказы?

            - Сия глупость – есть не военный приказ, а политический, - процедил сквозь зубы Янус, - Ренне должен одержать победу  все равно над кем, хоть над шайкой разбойников, засевших в деревне, главное, чтобы весть о победе русских над турками дошла до Валахии.

            - О! – сообразил я, - Император хочет перетянуть Бранкована на нашу сторону! Я бы не назвал  его решение такой уж глупостью. Валашское ополчение – сила, и она может помочь.

            - Увы, не сейчас, - возразил мой собеседник, - я имею секретные сведения: турки уже подошли к границе Валахии. При таком положении дел Бранкован никогда не уйдет под руку императора, даже если Ренни и возьмет Браилов. Ха-ха…

           - Чему вы смеетесь? – удивился я.

           - А что он сможет со своими драгунами против сильно укрепленной крепости? Вам самому-то не смешно? – едко спросил Янус.

           - Нет, не смешно. Мне грустно… Я поспешил закончить разговор и вернулся в палатку.

          …Ренне ушел выполнять странный приказ Петра, возможно, продиктованный отчаянием, и увел за собой шесть тысяч отличных воинов. А мы продолжаем двигаться вперед…Что за нелепость?… Подожду до утра.

            Утром государь получил сведения, что большой отряд турок идет в нашу сторону по левому берегу Прута. Встретить их «как следует» был отряжен генерал Эберштедта. Около полудня в лагерь на взмыленной лошади влетел гонец:

            - Генерала атаковали янычары с артиллерией! – запыхавшись, выпалил он.

            Петр тут же выслал  в помощь пехотную дивизию. Как оказалось, это и была его  самая большая ошибка. Позднее выяснилось, что мосты, на которые наткнулся Янус, оказались ложными, и, конечно, никаких янычар, да и никаких пушек там не было и быть не могло. Сие, видно, привиделось доблестному военачальнику с испугу и, нарушив прямой приказ Государя, он повелел отступать. Поняв, что русская армия бежит от их  муляжей, турецкая конница немедленно бросилась в атаку. Пришлось спешно построиться в каре и пятиться назад со скоростью слепой улитки, отражая лихие наскоки и теряя множество людей убитыми и ранеными.

            Положение, которое после ухода Ренни стало шатким, теперь сделалось вовсе безнадежным. Мы остановились в очень неудобном месте - на берегу Прута. Сердце мое буквально кричало, что нужно двигаться вперед, уходить немедленно и как можно дальше, и голова  вполне согласилась с сердцем - хуже позиции нельзя  и выдумать! Прижатые к воде, мы совсем лишились возможности маневрировать и применить конницу, вернее, ее остатки. Люди и животные,  изнуренные усталостью и голодом,   не могли двигаться дальше. К тому же, разведка доносила, что все спокойно, движения противника в нашем направлении нет. В этой сложной ситуации мы приняли решение встать на отдых, а спустя три часа были неожиданно вырваны из глубокого сна ружейной канонадой и воплями атакующих.

            Как оказалось, визирь переправил конницу вплавь еще двумя днями раньше, затем реку преодолела их пехота. Сколько врагов потонуло – неизвестно, но оставшиеся набросились на нас с остервенением псов, спущенных с цепи.

           Под шум сражения турки спешно наводили мосты, по которым переправлялась их артиллерия. (Вот она где скрывалась, а не там, где почудилась Янусу!) Мы, связанные боем, к которому оказались совершенно не готовы,  смотрели на происходящее и с ужасом ждали, когда их пушки окончательно добьют нашу армию. Вот вам и сарказм, что глядя на стрельбу турок,  можно помереть со смеху!  Я понимал – поправить ситуацию невозможно.