Chatwin Bruce - Брюс Чатвин - Тропы Песен (1987)

• Название: Брюс Чатвин - Тропы Песен (1987)
• Автор: Chatwin Bruce
• Издательство: Логос
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2007
• ISBN: 5-98797-003-2

Ранее прославившийся своим эссеистическим трэвелогом-исследованием «В Патагонии», в «Тропах песен» Брюс Чатвин предпринимает путешествие внутрь еще одной мистерии, но уже на другом конце земли — во внутренней Австралии аборигенов.

---

23

Проснувшись утром, я обнаружил, что лежу посреди ярко-синей подстилки, а солнце уже высоко. Старики на завтрак снова захотели мяса. За ночь лед в «эски» растаял, и куски говядины плавали в кровавой воде. Мы решили приготовить их, прежде чем они совсем раскиснут.

Я раздул вчерашние угли, снова развел костер, а Аркадий тем временем совещался с Аланом и с человеком в голубом. Он показал им на карте, что железная дорога пройдет по крайней мере в трех километрах от Скалы-Ящерицы, и выудил из них неохотное согласие. Затем он показал им следующий участок земли, отрезок длиной около 38 км, куда собирался ехать дальше.

Почти все утро наши автомобили медленно пробирались по пересеченной местности на север. Солнце было ослепительным, а растительность — выжженной и безрадостной. К востоку земля ухудшалась и поднималась навстречу гребню светлых песчаных холмов. Долину, лежавшую посередине, покрывала непрерывная серебристо-серая чаща безлиственных в этом сезоне деревьев мульга, издалека походившая на низко стелющийся туман.

Все было неподвижным, лишь дрожали вдалеке теплые воздушные потоки.

Мы все время проезжали следы пожаров. Кое-где от кустарника остались лишь торчавшие вверх, закаленные огнем острые колючки, протыкавшие нам шины, когда мы наезжали на них. У нас спустило три шины, у Мэриан в «лендровере» — две. Всякий раз, как мы останавливались, чтобы поменять колеса, в глаза нам летели пыль и пепел. Женщины выпрыгивали из машины и радостно отправлялись искать в буше лакомства.

Мэвис пребывала в очень возбужденном настроении, ей хотелось как-нибудь отблагодарить меня за шлепанцы. Она схватила меня за руку и потащила к вялому зеленому кусту.

— Эй! Куда это вы? — окликнул нас Аркадий.

— Хочу угостить его бананами, — крикнула Мэвис в ответ. — Он никогда не видел бананов, какие растут у нас в буше, — но бананы, когда мы до них добрались, совсем скукожились.

В другой раз они с Топси погнались за вараном, но рептилия оказалась куда проворнее их. Наконец Мэвис нашла кустик со спелыми ягодами соланума и стала сыпать их мне целыми пригоршнями. Они и видом, и вкусом напоминали незрелые помидоры черри. Я съел несколько штук, чтобы порадовать Мэвис, и она сказала: «Ну, вот», протянула свою пухлую руку и погладила меня по щеке.

Всякий раз, как что-нибудь в пейзаже хотя бы чуть-чуть напоминало «признак», Аркадий тормозил и спрашивал старика Алана: «Это что такое?» или «Здесь все пусто?».

Алан пристально смотрел в окно на свои «владения».

Около полудня мы доехали до эвкалиптовых зарослей: это был единственный клочок зелени посреди пустыни. Неподалеку на поверхность выходил песчаник — скала метров шести в длину, едва возвышавшаяся над уровнем земли. Она была обозначена на аэросъемке и являлась одним из трех одинаковых обнажений пород, лежавших в ряд вдоль горной цепи.

Аркадий сказал Алану, что инженер, возможно, захочет начать здесь добычу камня для судового балласта. Возможно, он захочет взорвать эту скалу динамитом.

— Ну, так что, старик? — спросил он.

Алан ничего не отвечал.

— Здесь никакой истории нет? Ничего?

Тот молчал.

— Значит, эта земля пуста?

— Нет. — Алан глубоко вздохнул. — Дети.

— Чьи дети?

— Дети, — повторил он — и тем же усталым голосом начал рассказывать историю о Детях.

Во Время Сновидений Человек-Бандикут, Акука, и его брат охотились вдоль этого горного хребта. Была засушливая пора года, и их мучил чудовищный голод и жажда. Все птицы и звери разбежались. Деревья растеряли все свои листья и по этой земле пронеслись пожары.

Охотники всюду искали живность, какую можно было бы у бить у и вот у уже на последнем издыхании, Акука заметил бандикута, удирающего в свою нору. Брат остерег его у напомнив, что запрещено убивать своих собратьев, что это табу. Но Акука ослушался его.

Он вытащил бандикута из норы, убил его копьем, ободрал его, съел и немедленно ощутил судороги в животе. Живот у него раздувался и раздувался, пока не лопнул, и тогда из него выскочила целая толпа Детей, которые сразу закричали, что хотят пить.

Умирая от жажды, Дети отправились к северу от Синглтона, а потом к югу, к Тейлор-Крику, туда, где сейчас плотина. Они набрели на болотце, но выпили всю воду и вернулись к тем трем скалистым выходам породы. Эти скалы и были теми Детьми, которые сбились в кучу, когда ложились умирать, хотя и получилось так, что они еще не умерли.

Их дядя, брат Акуки, услышал их крики и попросил своих западных соседей, чтобы те вызвали дождь. И с запада принесся дождь (те обширные серые заросли мульги были грозой, которая потом превратилась в деревья). Тогда Дети снова пошли прежним путем на юг. Переходя ручей неподалеку от Скалы-Ящерицы, они упали в воду и «растворились».

То место, где Дети «вернулись восвояси», называлось Акверкепентье, что означало «далеко странствующие дети».

Когда Алан закончил свой рассказ, Аркадий мягко сказал ему:

— Не печалься, старик. Все будет хорошо. Никто не тронет этих Детей.

Алан огорченно замотал головой.

— Разве ты не рад?

Нет. Он не был рад. Эта проклятая железная дорога ничем и никогда не порадует его; что ж, по крайней мере за Детей можно было не бояться.

Мы поехали дальше.

— Австралия, — медленно проговорил Аркадий, — это страна заблудившихся Детей.

Еще через час мы оказались у северной границы станции Миддл-Бор. Теперь у нас осталась только одна запасная шина для «лендкрузера», поэтому, чтобы не рисковать, мы решили возвращаться не той же дорогой, а окольным путем. Старая грунтовая дорога шла оттуда на восток, а потом поворачивала на юг и проходила позади Аланова поселения. В конце маршрута мы должны были пересечься с железнодорожниками.

Землю вдоль намеченной линии будущих путей уже расчищали. Экскаваторы прорезали рвом заросли мульги, и вдаль тянулась полоса перелопаченной земли шириной в сотню ярдов.

Старики с жалким видом смотрели на множество поваленных деревьев.

Мы остановились поговорить с чернобородым великаном. Росту в нем было больше двух метров, и казалось, сам он сделан из бронзы. Голый по пояс, в соломенной шляпе и в шортах, он молотком забивал в землю маркировочные столбы. Через час или два он уезжал отсюда в Аделаиду — в отпуск.

— О Господи, — сказал он. — Вы бы знали, как я рад отсюда выбраться!

От дороги ничего не осталось. Наши машины едва ползли, барахтаясь и увязая в рыхлой рыжей земле. Трижды нам приходилось вылезать и толкать их. Аркадий совсем измотался. Я предложил сделать небольшой привал. Мы свернули в сторону, в пятнистую тень деревьев. Повсюду торчали муравейники, заляпанные птичьим пометом. Аркадий достал кое-какие съестные припасы, а вместо навеса растянул подстилку, на которой я спал ночью.

Мы думали, что наши старики, как всегда, окажутся голодными. Но они, с хмурым видом сбившись в кучу, отказывались есть и разговаривать: судя по выражениям их лиц, они явно испытывали страдание.

Мэриан с женщинами расположились на отдых под другим деревом. Женщины тоже сделались молчаливыми и угрюмыми.

Поднимая клубы пыли, мимо проехал желтый бульдозер.

Аркадий улегся на землю, накрыл голову полотенцем и вскоре захрапел. Я подложил под голову свой кожаный рюкзак, прислонился к стволу дерева и принялся листать «Метаморфозы» Овидия.

Миф о превращении Ликаона в волка вмиг перенес меня в тот ветреный весенний день в Аркадии, когда я глядел на известняковую вершину самой горы Ликаон и различал в ней очертания припавшего к земде царя-зверя. Я читал о Гиацинте и Адонисе; о Девкалионе и Потопе; о том, как из теплого нильского ила были сотворены «зародыши всяческой твари». И мне вдруг пришло в голову — теперь, когда я столько узнал о Песенных тропах, — что, пожалуй, вся классическая мифология представляет собой пережитки гигантской «песенной карты»; что все эти странствия богов и богинь, пещеры и священные источники, сфинксы и химеры, все эти мужчины и женщины, превращенные в соловьев или воронов, в звуки эха или цветы-нарциссы, в камни или звезды, — всё это вполне можно толковать с точки зрения тотемической географии.

Наверное, я и сам незаметно задремал, потому что, когда я очнулся, на лице у меня сидели мухи, а Аркадий звал:

— Вставай. Пора ехать.

Мы приехали в Миддл-Бор за час до заката. «Лендкрузер» не успел еще как следует остановиться, когда Алан и человек в голубом открыли двери, вышли и, даже не кивнув, зашагали восвояси. Большой Том пробормотал что-то вроде: железная дорога — «это плохо».

Аркадий выглядел подавленным.

— Черт! — сказал он. — И зачем это все нужно?

Он винил себя в том, что дал им увидеть экскаваторы.

— Но ты же не виноват, — возразил я.