Эрик Ластбадер - Черный клинок

• Название: Черный клинок
• Автор: Эрик Ластбадер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 1996
• ISBN: 5-7020-0909-1, 5-88196-926-Х

Главный герой книги лейтенант нью-йоркской полиции Вульф Мэтисон, наделенный сверхмощным даром ясновидения, вступает в неравную борьбу с верхушкой могущественного японского тайного общества `Черный клинок`, стремящегося к мировому господству, и в результате выходит победителем.

---

Хэм вспомнил то свежее осеннее утро, когда отец взял его на совещание в Пентагон. Он тогда только-только вернулся из Вьетнама, весь в наградах, и думал, что отец хочет показать его коллегам в наилучшем виде.

По иронии судьбы, совещание проходило в том же кабинете, куда спустя несколько, лет его с отцом пригласили, чтобы заслушать их соображения относительно избавления от экономического господства Японии.

Его поразила и, по правде говоря, озадачила та степень уважения и влияния, которыми пользовался отец среди военных, – лишь высшие офицеры всех родов войск присутствовали на совещании. По опыту он знал, что в Пентагоне на штатских, то есть на всех, кто не служит в вооруженных силах, смотрят с большим недоверием, чтобы не сказать – с презрением. Военные – это своего рода священное братство, и они, наподобие масонов, не допускают к своим делам посторонних.

Хэм хорошо запомнил высокопоставленного контр-адмирала, выступившего против предложения Торнберга создать централизованную инспекцию, которая давала бы добро" на поставки новейших типов вооружений для всех родов войск. У отца имелся тут и собственный интерес – он только что объединил четыре небольшие, но перспективные оружейные фирмы в первый в то время специализированный конгломерат по созданию новых видов оружия для вооруженных сил.

Контр-адмирал, явно предвидя, что такая централизация урежет его полномочия, стал утверждать, что реализация этого плана сведет на нет преимущества конкуренции, существующей благодаря уже установленной системе распределения подрядов.

Затем слово взял Торнберг. И Хэму, как и всем остальным присутствующим, его выступление очень понравилось. Отец начал выдавать факты и цифры за последнее десятилетие, то и дело иллюстрируя неэффективность установленного порядка. Он показал, как много средств уходит впустую из-за дефектов на стадии разработки оружия, из-за накладок при запуске в производство и подтасованных результатов испытаний. И все это из-за безумного стремления максимально сбить стоимость подряда, уложившись в искусственно сжатые самими же военными сроки. А после всех этих разоблачений он продемонстрировал, каким образом предложенная им новая система покончит с недостатками и расточительностью старых порядков.

Это умное и тщательно продуманное выступление уже само по себе должно было убедить его высокопоставленную аудиторию. Но Торнберг не ограничился выступлением. Он тут же представил своего сына, весьма к месту упомянув о должностях, которые он занимал во Вьетнаме, а после этого попросил Хэма изложить свое мнение о военном снаряжении, используемом КВСВ на театре военных действий в Юго-Восточной Азии.

Последовавший за этим отчет Хэма, своими глазами видевшего многочисленные неполадки в технике, с которыми военным приходилось сталкиваться во время ведения боевых действий во Вьетнаме, довершил разгром оппонентов Торнберга.

И теперь, глядя, как отец набрал еще немного кетчупа, Хэм снова подумал, что тот действительно сметет со своего пути кого угодно. Он безжалостен и настойчив, как акула, и именно поэтому находиться с ним рядом было одно удовольствие. Полушутя отец назвал его правильным и, по мнению Хэма, совершенно точно определил самую суть морали Коирада-младшего.

Торнберг тем временем извлек из коробки с серебряной инкрустацией сигару, повертел ее меж пальцев, понюхал, глубоко втягивая воздух, и нерешительно положил обратно.

– В своем большинстве люди считают меня аморальным, – заявил он, прибегнув к своему повергающему собеседников в изумление приему, когда он, казалось, читал чужие мысли. – Но что они в этом понимают? Знаешь, у большинства мнение основано на невежестве.

Он посмотрел на сына в упор и продолжал:

– Открою правду лишь тебе одному. А правда в том, что у меня свой собственный моральный кодекс. От общепринятого он отличается тем, что основан на совершенно иных установках. Я избрал чертовски трудный путь. Мне требовались сила и хитрость. Лишь для того, чтобы уцелеть в драке. Бог, однако, свидетель, что для процветания мне нужно было еще кое-что.

– Понимаю, сэр.

– Конечно, понимаешь, – кивнул Торнберг. – Ты всегда все быстро схватывал. Не успел на свет народиться, а уже не давал водить себя за нос.

Хэм знал, что старик имеет в виду его брата Джея, чья многообещающая карьера в одночасье рухнула из-за любовной интрижки с женой старшего партнера по юридической конторе.

– Мужики, которые думают не головой, а задницей, вообще не мужики, – изрек Торнберг. – От них обязательно жди какой-нибудь беды.

– Сэр, мы оба теперь могли бы как-то помочь Джею, – вставил Хэм.

Проигнорировав замечание сына, Торнберг развернулся в кресле и уставился на Тиффани, которая, приняв сидячее положение, покрывала свое обнаженное тело очередным слоем лосьона.

– Ага, видишь! Бог меня все еще не забывает, – обрадованно провозгласил он, потирая свой худощавый подбородок. – У меня между ног встает от одного только вида того, как она массирует себе груди. Глянь-ка на эти соски. Великолепные... Да, крепкое тело. Чего бы я только не отдал за то, чтобы быть таким же юным!

– На что ты жалуешься? – спросил сын. – Ты смотришься так молодо, что по внешности даже в отцы ей не годишься.

Торнберг повернулся к нему.

– Тебе еще надо очень многое понять в жизни, сынок, – сказал он. – Я знаю людей из всех слоев общества – от высших до низших. Прибегать к этому преимуществу в спорах с тобой было бы с моей стороны просто нечестно.

Хэм тут же переключил на отца все свое внимание. Образ великолепных грудей Тиффани-телки в момент испарился из его сознания, как туман под лучами солнца.

Торнберг сплел пальцы вместе, довольный, что ему не потребовалось специально просить сына повнимательнее выслушать его.

– Убийство Моравиа убеждает меня, что общество Черного клинка завершило все свои приготовления. А это значит, что мы тоже должны быть наготове, – сказал он, выставив вверх на удивление прямой палец. – Точный расчет времени, сынок, часто оказывается решающим фактором. Самый что ни на есть детально разработанный план может провалиться из-за несвоевременного ввода его в действие. От того, когда именно ты пойдешь вброд через речку, может зависеть, замочишь ли ты только ноги или будешь шляться с мокрыми яйцами.

Торнберг Конрад III посмотрел на залив, на солнечные блики на волнах, на одинокий парусник, резво бегущий по воде наперегонки с недолетающим до них ветром...

– Как бы я ни восхищался теми, кто ходит под парусом, по мне гораздо лучше судно с мотором. На нем плывешь, куда захочешь и когда захочешь. Как и в жизни, – заметил он, поскольку питал пристрастие к подобного рода обобщениям и ни одного из своих сыновей не считал слишком старым для того, чтобы лишить себя удовольствия сказать что-либо поучительное. – Эх, какой-то неодушевленный предмет, вещь, которой можно управлять, поворачивать ее куда только захочешь, а неплохо отвлекает от мыслей о прожитых годах. Ведь возраст тоже в конце концов подводит тебя так же подло, как бабы и ребятишки.

Он уставился на яства, стоящие на столе, с таким видом, будто уже не вполне понимал их предназначение.

– Когда стареешь, то открываешь новые возможности для людей типа моей молодой супруги, – произнес он, скорчив гримасу. – Тут какой-то парадокс. Чем ты старее, тем тебе большего хочется. А мои нынешние желания, сынок, превосходят, черт побери, мои возможности.

В этот момент часы у него на руке пискнули.

– Черт! – ругнулся он и поднялся. – Пора принимать лекарство. Я сейчас вернусь.

Хэм наблюдал, как отец скрылся в своей каюте в средней части шхуны. Легкий бриз потрепал ему волосы и стих. Оставшись на палубе один, если не считать общества великолепной Тиффани-телки, он глубоко погрузился в свои раздумья. Ему вспомнился день, когда ему исполнилось тринадцать и отец, неожиданно заявившись в приготовительную школу, выступил в роли доброго волшебника – увез Хэма на недельное сафари в Африку. В те времена участвовать в сафари значило охотиться на зверей, а не фотографировать их, и Хэм навсегда запомнил красочное зрелище: лев с гривой, широкой, как щит воина племени масаи, выпрыгивающий из окутанных вечерними сумерками кустов прямо перед отцом.

И Хэм, и носильщики из местных жителей замерли в тот момент на месте как парализованные. Все произошло так быстро, что даже проводник не успел ничего предпринять. А Торнберг, не сходя с места, от бедра сделал один за другим шесть быстрых выстрелов. Уже первые два точно попали в цель, однако льва не остановили, и Торнберг с хладнокровным видом продолжал стрелять.

Наконец последняя пуля из отцовской самозаряжающейся винтовки "Маузер" добила зверя, отбросив его в сторону, к кустам. Хэм до сих пор отчетливо помнит звук, с которым шлепнулся лев. От туши исходил неприятный запах – сильный, резкий, острый, забивающий все прочие запахи, – и мальчик видел, как отец, раздувая ноздри, полной грудью вдыхает этот вонючий воздух. А потом, стоя над убитым львом, он сказал сыну: "Ужасно жаль. Этот зверь заслуживает моего уважения больше, чем твоя мать".