Эрик Ластбадер - Черный клинок

• Название: Черный клинок
• Автор: Эрик Ластбадер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 1996
• ISBN: 5-7020-0909-1, 5-88196-926-Х

Главный герой книги лейтенант нью-йоркской полиции Вульф Мэтисон, наделенный сверхмощным даром ясновидения, вступает в неравную борьбу с верхушкой могущественного японского тайного общества `Черный клинок`, стремящегося к мировому господству, и в результате выходит победителем.

---

С другой стороны, он испытывал необычайную депрессию. На его состоянии сильно сказался двойной шок – предательство сына и смерть Тиффани. Возможно, он начал стареть и стал слишком чувствительным, впадая в ту самую сентиментальность, которую когда-то с презрением подмечал у собственного отца. Тогда он твердо сказал себе, что если таков конечный удел всех стариков, в связи с увеличенной или пораженной раком простатой, то это не для него. Как же все-таки старость подавляет человека. Ощущая ее на каждом шагу и зная, что ждет тебя в конце этого пути, поневоле затоскуешь о той жизни, которой ты жил когда-то, так давно, что, кажется, с той поры прошли столетия. Бесспорно, есть что-то поистине славное в том, чтобы погибнуть во цвете лет, как Александр Македонский, – идти все быстрее от победы к победе, а затем вдруг разом отправиться в небытие.

Никакого упадка сил, никаких особых изменений в общем состоянии, просто в крови угас огонь и мало-помалу тебя подводит твое тело. И мозг. О мозге тоже нельзя забывать, ибо что толку от обновленного тела, если мозг продолжает атрофироваться. Боже мой, если задуматься, что такое ад, то вот это состояние и есть тот самый ад.

Помолодевший, если считать на годы, но усталый, как под бременем веков, Торнберг удалился в свой офис в юго-западном углу на третьем этаже. Отдыхать.

Ему пришло в голову, что это даже хорошо, что он здесь. Пустота его огромного дома стала в последнее время невыносимой. Стиви находилась в Вашингтоне, ожидая новой встречи с ним, но он не испытывал ни малейшего желания видеть ее до тех пор, пока не улягутся бушующие в нем страсти.

Его потрясло то, как сильно ему не хватает Тиффани, хотя, в конце концов, эта тоска, возможно, вовсе и не по ней. За всю жизнь у Торнберга была всего одна любовь, всего одна женщина, ради которой он смог бы, если надо, пожертвовать жизнью.

Улегшись на зеленую, как трава, кожаную софу и сунув под голову вышитую подушку, он стал разглядывать узоры на потолке от проникающих в окно лучей света. Они образовывали как бы калейдоскоп, сквозь который он снова мог узреть события прошлого так, как если бы они произошли вчера, а не двадцать с лишним лет назад.

Он закрыл глаза и начал грезить о Минако Шиян.

* * *

Вулф и Чика молчали, глядя друг на друга из противоположных углов комнаты. Их объединяло очень многое, не высказанное вслух: тьма и свет, вопросы и ответы, вопросы без ответов. Вулфу сделалось вдруг больно при мысли, что эта пропасть останется между ними навсегда.

Они находились в доме Минако на окраине Токио. Огромные балки, вытесанные из дерева, образовывали на потолке нечто вроде гигантского решетчатого узора, трансформируя пространство под собой таким образом, что создавалось удивительное ощущение уединения. К тому же интерьер внушал входящему в комнату чувство некоего смирения, напоминая о грозной необъятности природы, в которой человек – всего лишь песчинка.

– Я удивлена, что ты пришел, – проговорила наконец Чика и отвернулась от него.

– Нет, ты не удивлена.

Вулф силился понять, где же правда. Откровения Минако насчет отношения Чики к нему повергли его в состояние шока, особенно потому, что червь сомнения все еще точил его душу. Он так и не сумел до конца избавиться от недоверия.

– Это правда, что ты любишь меня? – спросил он, делая шаг в ее сторону. – Или же ты просто считаешь своим долгом оберегать меня?

Она промолчала, и тогда он добавил:

– Говори правду, а не то, что мне хочется услышать. Последнее у тебя здорово получается.

Чика стояла в полумраке, образованном прикрывающими верхнюю часть окон бамбуковыми жалюзи.

– Правда в том, что я полюбила тебя с того момента, как впервые увидела.

– Ты имеешь в виду, что захотела меня? – спросил он, подумав о той ночи, когда он залез в ее квартиру на Шестой улице.

– И это тоже. Но хотеть кого-то легко, а любить так трудно.

– Ты не права. Любовь – это самое легкое чувство, потому что ему не надо учиться. А вот ненависти приходится учить.

Червь сомнения наконец оставил его в покое. Он медленно направился к ней, сердце его билось, как молот, ибо он так и не мог предугадать, что же произойдет, когда они окажутся рядом.

– Сколько бы времени я ни проводил с тобой, ты все еще остаешься для меня загадкой.

Она улыбнулась, протягивая руку, чтобы прикоснуться к его щеке.

– Ах, Вулф, как же ты ранишь мне сердце!

Подойдя вплотную, она положила голову ему на грудь. Он ощутил ее дыхание и слегка коснулся пульсирующей ямки между ключиц. Чика прильнула к нему, почти как ребенок.

– Теперь ты понимаешь, почему я не могла рассказать тебе все сразу при первой встрече, почему тебе пришлось уяснять все постепенно, шаг за шагом?

Чика говорила так тихо, что Вулфу показалось, будто этот шепот звучит у него в голове.

– Прости, что обидел тебя.

Эти слова прозвучали одновременно у них обоих, и их искренность не подлежала сомнению.

Вулфа изумляла произошедшая с Чикой перемена. В Нью-Йорке она вела себя энергично, смело и более находчиво, чем даже большинство известных ему мужчин. Здесь же, в Японии, он ощущал, как по ней словно стайка угрей пробегает дрожь, вызванная страхом.

– Чего ты так боишься?

– Ты не знаешь Достопочтенную Мать.

– Она не может слышать меня или ощущать мое присутствие, – сказал он мягко.

Но она все равно прижималась к нему с каким-то отчаянием. Тогда он призвал на помощь "макура на хирума", которая закружилась вокруг них, как песчаная буря. Лишь ощутив его биополе, Чика начала успокаиваться.

– Мне горько вспоминать, – сказала она.

– Воспоминания обладают своей собственной силой, – отозвался он, поняв, что речь идет о времени, когда она находилась в неволе у Достопочтенной Матери. – Но они часто теряют власть над нами, когда ими делятся.

Чика передернулась, и он подумал о том, в каких порочных сценах ей пришлось участвовать в роли свидетельницы или, хуже того, в роли третьего действующего лица.

– Хотелось бы мне верить в это, – прошептала она.

– Верь в меня, – призвал Вулф.

– Я никогда не умела верить в чудеса, – вздохнула она, – именно поэтому я так сильно боролась против своей любви к тебе. Потому что ты для меня как чудо, как живое воплощение моих грез. И я боюсь, что в любой момент ты исчезнешь, растаяв словно дым.

Вулфу стало невыносимо больно видеть, как она мучается от страха; и он решил дать ей выговориться.

– Что тебя пугает больше всего? Расскажи мне, – попросил он.

Чика ответила не сразу. Она дышала так медленно в размеренно, что Вулфу на какой-то миг показалось, что она задремала у него в объятиях. Но вот она нарушила молчание и заговорила шепотом:

– Когда я была совсем маленькой, моя мама взяла меня с собой в храм Запретных грез. С тех пор почти ничего не изменилось. Время, похоже, не властно над всем этим.

Моя мать доставила меня на самый высший уровень, проведя через дверь с изображением двух фениксов, скрытую за черной как ночь лестницей-приступкой "тансу". Для этого она легко сдвинула лестницу в сторону. За дверью с фениксами оказалась комната, где находилась прекрасная женщина – Достопочтенная Мать. Выглядела она примерно так же, как и сейчас. Достопочтенная Мать нежно поцеловала меня в обе щеки. "Посади свою дочь на циновку передо мной", – велела она, и моя мать подчинилась. "А теперь возьми вот этот нож, – приказала Достопочтенная Мать. – Я знаю, что значит для тебя Чика, но я также должна знать, насколько ты предана мне. Кое-кто хотел бы видеть меня мертвой, и я должна удостовериться, что ты не из их шайки. Возьми нож и убей свою дочь. Сделай это, ибо я тебе так велю".

Помнится, я заплакала после ее слов, и тогда моя мать с помощью "макура на хирума" остановила мой неуместный плач. Мне стало страшнее в тысячу раз. Я увидела, как мама заносит нож и как его лезвие устремляется к моей груди.

Я зажмурилась, но боли так и не ощутила. Приоткрыв глаза, я увидела, что Достопочтенная Мать крепко держит запястье Минако, а острие ножа остановилось в нескольких дюймах от моей груди.

"Теперь я знаю, что ты чиста сердцем, – произнесла Достопочтенная Мать. – Каким бы ни было твое решение, жизни твоей дочери с самого начала ничто не угрожало. Я отношусь к ней, как к своему собственному дитя, и люблю ее точно так же, как и ты. Но теперь ее жизнь принадлежит мне, и я повелеваю тебе никогда не позволять ей забывать об этом".

Через много-много лет, после того как я овладела "макура на хирума", моя мать сказала мне, что я нахожусь в совершенно особенном положении, поскольку моя жизнь отдана Достопочтенной Матери. По ее словам. Достопочтенная Мать в конце концов будет использовать меня как исполнительницу ее воли, что таким образом я узнаю о ней очень многое. Годы спустя она рассказала мне, насколько сильно она теперь ненавидит и боится ее. К тому времени уже состоялось мое посвящение в секреты, точнее, в махинации и амбициозные планы Достопочтенной Матери, и я возненавидела ее за то, что она творит с людьми, развращая их человеческую природу во имя своих целей.