Григорий Терещенко - Счастье само не приходит

• Название: Счастье само не приходит
• Автор: Григорий Терещенко
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

Первую свою книгу на родном языке кременчугский инженер Григорий Терещенко опубликовал в 1968 году. Молодой автор писал о людях, работающих на новостройках, на монтаже высоковольтных линий, о бурильщиках, о тех, кто добывает гранит, о каменотесах.

В дилогию «Гранит» входят романы «За любовь не судят» и «Счастье само не приходит». В ней писатель остается верен теме рабочего класса. Он показывает жизнь большого предприятия, его людей, полностью отдающих себя любимому делу.

За дилогию “Гранит”, как за лучшее произведение о рабочем классе, в 1978 году получил республиканскую премию.

---

— Недопустимо, говорите... Но ведь уходит всего тринадцать человек! Я думала — тридцать или пятьдесят!.. А для кого в первую очередь необходим завод вторичного дробления? Для вашего же цеха, для ваших людей. Новейший завод с автоматикой, со всеми удобствами! Люди в белых халатах будут работать! Вашему цеху легче станет!..

Эти слова несколько утихомирили Драча.

— Мне щебень дробить нужно. Понятно? — более спокойно проговорил он. — Людей дам только на наладку оборудования, так и знайте. Больше ни одного человека...— И Драч так же внезапно исчез за дверью, как и появился.

6

Комашко сам привел Марину в лабораторию, что находилась в помещении, пристроенном к старому зданию вторичного дробления.

Оборудование в лаборатории не сложное: весы, сита, ведра, электрическая печь. Весы для взвешивания, сита для просеивания, электропечь для просушивания и ведра — носить щебень для анализа.

— Боязно как-то. Справлюсь ли? — посмотрела Марина на Комашко.

Она сняла пальто, жакет и осталась в коротеньком легком платье, которое подчеркивало ее стройную фигуру.

— Справитесь, Марина! Справитесь! — Арнольд Иванович поймал ее шершавую сильную руку, ощутил тепло.— И ручки будут другими — чистенькими, гладенькими. Женские руки должны быть нежными, их целуют мужчины.

— Мои еще никто не целовал, — ответила Марина и взглянула на главного инженера большими темными, почти черными глазами. Сразу же вспомнила: было, целовал один...

— Не поверю. Такие ручки... Пальцы у вас музыкальные. ..

— Вы смеетесь надо мной, Арнольд Иванович? — зарделась Марина.

— Нет, я серьезно. У пианистов такие пальцы. Вы когда-нибудь играли на музыкальных инструментах?

— Нет, я пою в нашей самодеятельности.

— Слышал. У вас красивый голос. Вас, Марина, должны хорошие специалисты прослушать. Голос — это талант, его ни за какие деньги не купишь. А талант, он как зерно. Если упадет на асфальт или в песок — сразу погибнет. А попадет в чернозем — колосом нальется.

Марина не стала говорить Комашко, что была на селе лучшей балалаечницей. Еще посмеется главный инженер. Что это за инструмент — балалайка.

— Что я должна здесь делать? — спросила она. — Вы сами покажете? Или мне дожидаться, когда из командировки вернется инженер-лаборант?

— Сам покажу, Марина. Наука эта несложная. Принести четыре ведра щебня. Просушить. Взвесить и просеять на ситах. Записать вес каждой фракции и перевести в проценты. Надеюсь, проценты вы изучали в школе?

— Учила, — улыбнулась Марина.

— Гранит у нас почти одного качества, поэтому больших расхождений во фракциях не бывает. Когда выявите, что пылевидных частиц свыше одного процента, поднимайте шум. Инженеру-лаборанту докладывайте. Если его не будет — мне. Или Драчу. Или сменному мастеру.

— А они меня послушают?

— Послушают. За брак теперь здорово перепадает. Главное — заполняйте паспорта. Каждый железнодорожный эшелон щебня должен иметь паспорт. Как человек не может быть без паспорта, так и наш щебень без этой бумажки. Поняли?

— Поняла.

— А теперь давайте сделаем лабораторный анализ вместе.

Комашко снял пальто и аккуратно повесил его на вешалку.

7

Ветер крепчал. Небо все сильнее затягивали тучи. Лисяк оббил валенки от снега и вошел во времянку мастера. Бегма, как всегда, «забивал козла».

Ростислав протиснулся к игрокам.

— К вам на работу пришел, — сказал он Бегме.

Но тот не обратил никакого внимания на Лисяка. Ему некогда: в руках домино, во рту папироска. Он следит за игрой и азартно бьет по столу. Ему везет.

— Кончил!.. Конопля, возьмешь Лисяка к себе подсобным.

«Значит, мастер уже знает. Белошапка, видимо, сказал».

Егор Конопля тронул Бегму за рукав, придвинулся ближе и тихо, чтобы никто не слышал, спросил:

— Зачем Лисяка к нам прислали? Не в начальники метит?

— Дурень. Для этого дела человек должен быть со специальным образованием.

— Но говорят, он раньше в начальниках ходил.

— Какой там начальник! Бригадиром работал.

Бегма вышел из прорабской и посмотрел на небо. Облака плывут и плывут, догоняя друг друга. День промозглый, идет мокрый снег. Бегма ударил железным шкворнем по висящему рельсу. Потом подозвал Ростислава и спросил, хитровато прищурив глаз:

— Сам напросился к нам или направили?

— Сам.

— Ну и дурак. Там заложил взрывчатку — трах, бах. И снова сиди. А здесь... И зарплата... не густо.

Из прорабской высыпал народ. Приступили к работе.

Некоторое время Лисяк и Конопля молчали. Каждый был занят своим делом.

— Значит, в подсобники ко мне? Надолго? — не выдержал наконец Конопля.

— Пока не научусь кладке. Я как-то пробовал, в далекой молодости...

— А сейчас какая нужда заставила?

— Новая специальность никогда не помешает. Пригодится.

— Был бригадиром, а теперь — учеником, подсобником. Понятно еще, если бы и сюда бригадиром. Кстати, должность свободная. Меня-то на вороных прокатили...

Конопля вел кладку степенно, не торопясь. Потом устраивал себе, как любил говорить, «перекур с дремотой». Однако сегодня особенно не подремлешь, погода не позволяет.

— Слушай, Егор, а почему вас называют бригадой «Ух»?

— Очень просто, — усмехнулся Конопля. — Бригада «Ух» работает до двух!.. Ну, шабаш, скоро обед.

Подошел Верхогляд:

— Ну как, может, того... по рыжику, а? На троих. Жинка такую закуску положила, пальчики оближешь!

— А этого не хочешь? — показал ему кукиш Лисяк.

— Ну ладно, завтра отдашь, — по-своему истолковал его жест Конопля. — Так я побежал...

Глава четвертая

1

Григоренко приходил на работу всегда без четверти восемь. С утра, как правило, он, не заходя в управление, ехал на основное производство. Это, конечно, не означало, что директор избегал кабинетных дел. Вовсе нет. Но если зайдешь в кабинет, то до самого обеда не выберешься. Пока почту прочтешь, пока со сводками ознакомишься, а там начнутся звонки... В рабочее время Григоренко просматривал только папку «К докладу», подписывал лишь самое неотложное. Остальные же бумаги читал вечером, когда в управлении наступала тишина. И сколько бы ни было документов, ничего не оставлял на завтра.

Но сегодня ему не пришлось ехать на участки. Возле управления он увидел Шевченко и еще одного старика, примерно такого же возраста.

«Может, ко мне?» — подумал Григоренко и остановил машину. Пока шел, прикидывал, когда же они новое здание для управления построят? Ведь это уже лет тридцать стоит. Вон другие комбинаты прямо-таки дворцы отгрохали. «Но ничего, — вздохнул он, — потерпим пока. Вот построим еще один жилой дом, снесем последний барак, а тогда и за штаб примемся».

Увидев директора, старики заволновались, заспешили навстречу. Григоренко поздоровался, пожал обоим руки. Спрашивать о том, к нему ли они, не было надобности. И так ясно.

— Прошу в кабинет, — пригласил он, пропуская стариков вперед. Григоренко заметил, что Тимофей Иванович Шевченко шагает бодро. Год назад много хуже выглядел, а теперь, гляди, на поправку пошел.

Первым переступил порог кабинета Шевченко, за ним — его товарищ.

— Садитесь, пожалуйста! — предложил Григоренко, а сам подумал с тревогой: «С чем же они ко мне пожаловали? Не стройматериалы ли просить? Если так, то беда. За ремонт дома Шевченко и то не можем до сих пор оправдаться».

— Вот, привел вам, — начал Тимофей Иванович, — Степана Бороду.

Товарищ его, щупленький, низенький старичок, с волосами цвета выцветшей травы, застеснялся, стал покашливать в ладошку. Потом встал, лицо его покраснело.

— Извиняйте, если зазря беспокоим... Слыхали мы — гранит собираетесь оживлять. Мол, умелые мастера нужны...

— Степан с отцом по этому ремеслу до войны работал,— перебил его Шевченко. — На главной площади раньше бюст Ленина стоял — так это их работа. Украшения для домов делали... Ремесло наше теперь, почитай, погибает. Мы — последние, кто учился работать у отцов-дедов. А отцы наши жемчугом умели вышивать по граниту...

«Да, время бежит, — подумал Григоренко. — Гнали вал, план выполняли. Если кто и поднимал этот вопрос перед начальством, так слышал в ответ: «А это рентабельно?» Оживлять гранит, конечно, не так-то просто, как многим кажется. Умирали, не оставив преемников своего дела, мастера, а вместе с ними — искусство обработки гранита. Умирали умение, навыки, способы и приемы работы, умирали тайны красоты. Пройдет еще пять-десять лет — не станет и этих стариков...»

— Вот что я вам скажу, — встал из-за стола Григоренко. — Бригаду по изготовлению гранитных плит мы действительно формируем в горном цеху и вас с большим удовольствием примем.