Фаниль Галеев - По следам призрака

• Название: По следам призрака
• Автор: Фаниль Галеев
• Издательство: Татарское книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1986

Каким бы сложным и запутанным не было преступление, скрыть следы невозможно. Сборник остросюжетных рассказов и повестей посвящен раскрытию преступлений, настойчивости и профессиональному мастерству работников прокуратуры и милиции.

---

Председательствующий переговорил с народными заседателями и спросил, обращаясь к участникам процесса:

— Есть вопросы к подсудимому?

Давлетшин утвердительно кивнул и устремил взгляд на подсудимого, который теперь тоже смотрел на него с каким-то затаенным вниманием.

— Вы сказали: «Все ли я учел и предусмотрел»… Как понимать эти слова? Может быть, вы просто не решаетесь поведать суду что-то важное, неизвестное?

— Нет, я сказал все, как было. Не утаил ничего. Но, видите ли… — подсудимый потер рукой висок, — ребята молодые. Может, надо было с ними как-то иначе, хотя… хотя Хорьков не уступит взрослому… И потом кое-что я слышал про эту… необходимую оборону. Там все слишком сложно. Какие-то пределы, соразмерности… Видимо, я что-то нарушил. Иначе зачем бы я сидел здесь?

— Еще вопросы? — осведомился председательствующий.

Адвокат отрицательно покачал головой. Промолчал и сидевший рядом с ним общественный защитник, однокурсник Нагимова.

— Разрешите? — поднялась с места полная женщина — мать Хорькова. Она проворно поправила платье и, полуобернувшись к подсудимому Нагимову, почему-то обращалась к председательствующему: — Этот молодой человек только что сказал здесь: если повторится такой же случай, он не поступит иначе… Не означает ли это, что он и дальше будет калечить детей, избивать их, когда ему вздумается?

— Вопрос обращен к вам, подсудимый. Отвечайте, — сказал председательствующий.

Нагимов, продолжая стоять, смерил Хорькову холодным взглядом, чуть нахмурился и произнес, не меняя голоса:

— Нет, не буду… Но детей можно искалечить не только кулаками…

Хорькова с возмущением посмотрела на него.

— Вы эгоист! Вы не сделали для себя никаких выводов! — с еле сдерживаемым гневом проговорила она и села.

— Если больше нет вопросов, — невозмутимо продолжал председательствующий, — то суд, как и было обусловлено вначале, переходит к допросам потерпевших. Встаньте, Хорьков, и подойдите сюда!

Хорьков встал, зябко повел плечами и безропотно занял место за стойкой для свидетелей.

Высокий, сутулый, с крупным отвисшим носом и толстыми влажными губами, он, казалось, воплощал в себе все черты замкнутого и смиренного подростка, если бы не настороженный блеск его глаз — маленьких, темных, смотрящих исподлобья.

Подтвердив свою личность и дав подписку об ответственности за ложные показания, он, не дожидаясь наводящих вопросов, начал торопливо и сбивчиво рассказывать:

— Значит, так было… Шли мы с Рамилькой Гатиным по Летнему саду и… Нет, мы там с Исмагиловым были, а Рамильку встретили потом. Ну, так вот… Когда мы шли по аллее, нас окликнул Витька Лыков и сказал: за кустами на площадке пьяный мужик лежит и стонет. Мы сразу — к площадке. Видим, и вправду лежит, встать не может. Ну, я подошел, стал его тормошить, хотел на ноги поставить, а тут появляется парень… Ну, вот этот… подсудимый, значит, и сразу в голос: чего, мол, тут делаете, ограбить мужика хотите и р-раз мне по зубам. Ну, мы — на него вчетвером. А он сноровистый, видать, знает приемы, раскидал нас всех кого куда — и с приветом! Мне печенку отбил, Исмагилову ребро поломал, а Рамильку и Витьку разукрасил — хоть на маскарад. А за что, и до сих пор понять не можем. Мы же не хотели ничего плохого. Подняли бы дяденьку, вывели из сада — и домой его. А тут…

Он потрогал рукой живот, взглянул с тоской на судей и застыл в немом молчании.

— Стало быть, неправду рассказывал подсудимый? — испытывающе посмотрел на него председательствующий.

— Врет, конечно. Не хотели мы грабить мужика. И не били…

— Вопросы к потерпевшему? — Председательствующий обращался к помощнику прокурора.

Давлетшин чуть откинулся назад и прищурил взгляд.

— Этот «мужик», которого вы поднимали, — заговорил он с осторожностью, — не кричал, не звал на помощь?

— Не помню уж. Кажется, бормотал что-то. Пьяный он был…

— Яснее, пожалуйста.

— Говорил что-то. Размахивал руками…

— Еще, еще яснее!

— Ну, крикнул, кажется, два или три раза, то ли «на помощь!», то ли «помогите!»… Испугался. Может, сначала думал, хотим что-нибудь сделать…

— Ага… — кивнул помощник прокурора.

Вслед за ним к потерпевшему обратился адвокат, доселе не проронивший ни слова.

— Скажите, Хорьков, за что вы были судимы два года назад?

— Не понимаю, какое это сейчас имеет значение! — фыркнула мать Хорькова, но, встретив осуждающий взгляд председательствующего, смиренно опустила глаза.

— За грабеж, — угрюмо ответил Хорьков. — Отсидел год, а потом освободили условно…

Исмагилов, Гатин и Лыков, объясняя происшедшее, слово в слово повторили то, о чем говорил Хорьков.

Председательствующий развивать дискуссий вокруг их показаний не стал и тоном ценившего время человека заявил:

— Хотелось бы послушать законных представителей… Хорькова Мариэтта Степановна!

Хорькова встала и резко вскинула голову.

— Да, я к вашим услугам!

— Вы слышали, о чем здесь говорили подсудимый и потерпевшие… Не желаете ли дать суду какие-нибудь показания? Может, есть дополнительные сведения?

— Желаю! Конечно, желаю! — заговорила она с дрожью в голосе. — Выслушайте меня, пожалуйста! Я работаю директором универмага. По роду службы…

Председательствующий движением руки остановил ее.

— Извините, это мы знаем. Хотелось бы услышать о вашем сыне, о происшедшем…

— Хорошо, — с нескрываемой досадой отреагировала она на жест председательствующего. — Слушайте! Сережа — мой первый ребенок. Есть еще дочь, но ей всего десять лет… Сережа хорошо учился, занимался спортом. Он шел к успеху, но это недоразумение на пляже… Отобрали у какого-то мальчишки сумку и два рубля денег… Сережа тогда всю вину взял на себя… чтобы не подвести товарищей, хотя… хотя ни в чем виноват не был. Но ладно. Пусть остается это на совести следователя! Уже там, в колонии, Сережа сумел закончить десятилетку, вернулся домой с аттестатом зрелости. Он мог бы поступить в институт, его приглашали, кстати… Но Сережа пошел на завод. Простым рабочим. И знаете, теперь не сожалею об этом. Если в высших учебных заведениях учат тому, чему научился этот, — она кивнула на Нагимова, — драчун… уголовник…

— Не надо выражаться. Пока он только подсудимый, — спокойно, но строго предупредил ее председательствующий.

— Простите… — Хорькова прикусила губу, часто замигала глазами, но от слез удержалась и продолжала с той же дрожью и обидой в голосе: — Мне нелегко это вспоминать… Сережу в тот день привели домой его товарищи — избитого, изуродованного, а через полчаса его увезла «скорая помощь». Потом дежурства у постели, поиски дефицитных лекарств, бессонные ночи — боже мой, сколько я пережила тогда и как только выдержало сердце. И за что, спрашивается? Только за то, что мой сын проявил жалость к человеку, хотел сделать доброе дело!

Она вдруг потупила взор и скривила в негодовании губы.

— Я мать, товарищи судьи! Нет для меня ничего дороже ребенка. Я прошу… нет, я требую наказать преступника по всей строгости закона!

Хорькова хотела сесть, но голос народной заседательницы остановил ее:

— Вы сказали «мой первый ребенок»… У ребенка, наверное, есть и отец?

— Был. Но мы развелись. Уже десять лет назад. Я одна воспитываю сына и дочь.

— Отец оказывает детям материальную помощь?

— Помощь… — усмехнулась Хорькова и какие-то недобрые тени сразу легли на ее лицо. — Какую помощь можно получить от инженера по технике безопасности? А сейчас, говорят, и вовсе на пенсии… по инвалидности. Но нам, слава богу, хватает. Обойдемся без него. — Она помрачнела еще больше. — Постойте, а что это за странные вопросы? Кого же здесь судят, меня с сыном или его? — показала пальцем на подсудимого.

— Судят его, — сказал председательствующий. — Но суд должен объективно исследовать все обстоятельства дела.

Он вопросительно посмотрел на помощника прокурора, адвоката и, не услышав от них ничего, произнес:

— Садитесь, пожалуйста, Хорькова. Прошу встать Исмагилову!

Невзрачная бледная женщина медленно поднялась с места и, пройдя к стойке, то ли с испугом, то ли с любопытством уставилась на судей.

— Что вы можете сказать суду? — обратился к ней председательствующий.

— А что говорить-то, — начала она тоненьким голоском, тихо произнося слова. — Я долго была одна, потом вот решилась… родила сына. С его отцом познакомилась в поезде… Растила, воспитывала, не жалела сил. И поваром, и уборщицей, и прачкой работала, ночей не спала. Когда собрала немного деньжат, мотоцикл сыну купила. Думала, пусть ездит, меньше будет торчать на улице и делами всякими ненужными заниматься. И джинсы ему, и кожаную куртку купила. Пусть надевает, думаю, хуже других, что ли. Сын-то так хороший. И по дому когда помогает. Вот только не слушается. Все ходит где-то, поздно домой возвращается. Я уже и так и эдак. Не кончится, мол, добром, не кончится. Так оно и вышло. Пришел домой избитый весь. В саду, говорит, подрались. Оказалось, ребро сломано…