Александр Николюкин - Розанов

• Название: Розанов
• Автор: Александр Николюкин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02398-6

Книга А. Н. Николюкина — известного исследователя жизни и творчества замечательного русского писателя и философа Василия Васильевича Розанова — основана на документальных и архивных материалах и впервые целостно представляет историю становления Розанова как художника и мыслителя.

В ней дана литературная характеристика всех значительных произведений писателя, отличавшегося нетрадиционным образом мышления. Перед читателем предстает вся панорама его творческого наследия. Многие важнейшие книги Розанова, созданные в 1913–1918 годах, впервые исследуются по рукописям и публикациям в 12-томном собрании сочинений В. Розанова.

---

Состоящим на военной службе для вступления в брак требовалось дозволение начальства: с 1722 года — для гардемаринов, при Екатерине II — для служащих в пехотных полках, а с 1833 года — вообще всем служащим. В 1870-е годы узаконен был особый брачный возраст для офицеров, которым до 23 лет вовсе не разрешалось вступать в брак, а от 23 до 28 лет они могли жениться с дозволения начальства, но с представлением в обеспечение семьи 5000 рублей.

В крестьянстве во времена крепостного права холостячества не было. Интересы помещиков требовали иметь больше «тягол»; с каждым браком число тягол увеличивалось, потому что тягло налагалось на женатого крестьянина. До всеобщей воинской повинности 1874 года в деревне было в обычае женить 18-летнего парня на 16–17-летней. Там не виданы и не слыханы браки стариков, 60-летних тайных советников с 16-летними институтками. Холостяки в деревнях встречались только между дворовыми. С уничтожением крепостного права холостячество стало развиваться и между крестьянами. К концу века холостячество достигло широкого распространения не только в высших, но и средних и низших слоях общества.

И вот рождались дети от холостых и выбрасывались кто куда. Вопрос о «незаконнорожденных» Розанов понимал как право закона и религии отнимать у детей их родителей, а у родителей — их детей. Характерен в этом отношении диалог с церковником, приведенный в розановской статье «Святое чудо бытия»:

«— У вас нет детей!

— Есть: вот, Ваня.

— Да нет, это Ваня Семенов, по имени Семена, духовного отца, вот того лавочника из зеленной лавки, которого вы второпях позвали в крестные отцы. Ему он и сын, духовный сын, по связи в таинстве крещения, по усыновлению. А вам он никак.

— Да я его родил?

— Да нам наплевать. Это физиологический акт… Мало ли кого вы родили, всех и считать вашими детьми. По нашим законам позволительно вам родить от каждой девки в номерах: так вы воображаете, что так все эти дети за вами и будут пущены…

— Нет у вас сына. Он — Семенов, по зеленщику, у которого вы забирали картофель и капусту тогда по осени. Ведь сами-то вы Колотилин!

— Колотилин.

— Колотилин и Семенов — что же общего? Чужие вы. Не родные вы.

— Ну а если бы не сын, а дочь, и вот ей семнадцать лет, а мне сорок семь: можно бы мне на ней жениться?

— На дочери!

— Да ведь вы говорите, что „не дочь“, или вот о сыне — что он „не сын“. Вы как-то врете: „сын“ и „не сын“, „дочь“ и „не дочь“. Очевидно, вы знаете, что он — мой сын.

— Конечно, знаем.

— Ну?

— Но не признаем».

Говоря о «1001 препятствии к браку» в России, Розанов приводит свидетельство русского православного священника Н. В. Васильева, приехавшего из Соединенных Штатов, где венчания совершаются все дни года, а не 60 дней в году, как у нас. О последней цифре Розанов даже переспросил, удивившись, что так мало «венчальных дней». Американский священник, отказавшийся назавтра же обвенчать вступающих в брак, платит 500 долларов штрафа, причем от венчающихся не требует документов, ибо это полицейская сторона брака, нимало священника не касающаяся.

В России же, как всегда, требуется целая пачка документов. Так, в Петербурге было невозможно венчать пришлых на отхожие промыслы крестьян. Еще в конце XVIII века был принят закон об оглашении перед венчанием, проводимом по месту постоянного жительства. В Петербурге оглашения о пришлых сделать было нельзя, хотя бы они и давно здесь жили, и от них требовали свидетельств с родины. Они писали туда, а священник оттуда отвечал, что не может совершить оглашение, ибо парень уже много лет отлучился от дома и, быть может, теперь женат. «Получив такое уведомление, мы отказываем в браке — и это огромному множеству холостых и совершенно к браку правоспособных людей… Судите, какие от этого последствия. Проституция растет, множество людей вступают в нелегальные связи, а рождающихся от них детей выкидывают в воспитательные дома».

Великое чудо рождения человека церковь не приемлет как таковое и само по себе. И Розанов обвиняет: «Физиологически, конечно, все дети одинаково произошли и их нельзя делить на законных и незаконных; но как физиология с богословием не совпадают, и первая вторую — не учит, то, с вашей точки зрения, и по преданиям ваших учителей, вы одних рожденных объявляете — законными, других — вне-законными». Но если есть незаконнорожденные, должны быть и незаконно-умершие, иначе нарушается гармония между жизнью и смертью.

Акт рождения человека не благословляется церковью. Только очистительная молитва над роженицею смывает, очищает грех появления человека на земле. «Не благословить человека в момент рождения, т. е. как рождающего и рожденного, значит, и самое бытие его не благословить», — заключает Розанов.

Неудивительно, что «незаконные» роды бесчеловечной церковной догматикой считаются греховными вдвойне: «„Не признаем тебя! Нет тебе закона!“ И тогда, опять через ужасную муку, дитя умерщвляется его кротчайшею матерью, на все бы согласною, на все бы готовою, лишь бы ее признали, и не находящею этого признания».

Убийство незаконнорожденных — вина церкви и общества, а не несчастных матерей. До Розанова не было выступлений о «незаконнорожденных», о семье и разводе, в которых эти вопросы ставились бы с такой смелостью и решительностью. Это вызвало яростные нападки церковников. Протоиерей А. А. Дернов выпустил брошюру под названием «Брак или разврат? По поводу статей г. Розанова о незаконных детях. Отпор на призыв к бесформенному сожитию или, вернее, к половой разнузданности, и охранение святости брачного союза». Розанов перепечатал ее во втором томе своей книги «Семейный вопрос в России», снабдив убийственными подстрочными комментариями, — жанр, в котором он был непревзойденный мастер.

Возражая протоиерею, проповедовавшему «брак — во умерщвление чувственности», Розанов высмеивает идею «вулкана под браком» и обращается к литературному примеру: «Муж Татьяны (пушкинской), дующий в кулак и никак не могущий согреться, есть идеал его: тут уж около него и над ним все тихо. „Гиганты побиты, Прометей связан“, и Юпитеру — Дернову остается одно удовольствие».

Неутомимый защитник молодости и пола как священного проявления души (возраст брака —15 для юноши и 14 для девушки — об этом он пишет всю жизнь), Розанов выступает в защиту этих «чистейших юных сил», растрачиваемых понапрасну и не приносящих новых жизней в мир. «А посмотрите, как заботимся мы о покое старого генерала, женившегося на Татьяне: лучшая поэма нации написана в защиту его немощных прав, а Достоевский сказал ему оду в Пушкинской своей речи! Воистину, дохлое мы храним, а юное — режем».

Другой, уже светский оппонент Розанова — известный в те годы публицист К. А. Скальковский — приписал ему намерение «упразднить брак» и вернуть благочестивых соотечественников к нравам радимичей и вятичей, которые «умыкаху жен». От таких шутников Василий Васильевич отделывался кратким «Опытом самозащиты», включенным в книгу.

Темы семьи и брака, пола и религии, развернутые в книге «Семейный вопрос в России», нашли продолжение в серии статей «Среди обманутых и обманувшихся», печатавшихся в 1904 году в журнале «Новый путь». Они должны были войти в третий том «Семейного вопроса в России», которому не суждено было выйти в свет.

Двумя главнейшими препятствиями на пути решения семейного вопроса в стране Розанов считал чинимые церковью препятствия к разводу (требование наличия двух свидетелей, перед глазами которых совершалось бы прелюбодеяние) и многочисленные убийства «незаконнорожденных», не признававшихся церковью за полноценных граждан.

Эти проблемы со всей определенностью обозначились еще в его книгах «Религия и культура» (1899) и «В мире неясного и нерешенного» (1901). То были первые «прорывы» в новую для русского общества сферу. Полемизируя с традиционной точкой зрения, Розанов еще извинялся за обращение к таким непривычным материям. «Мы говорим о плотской любви, о половом влечении мужчины и женщины — да извинят нам термины, уже всюду начавшие повторяться»[524].

«Низменный инстинкт» — определил это Вл. Соловьев в статье «Судьба Пушкина» (1897); «животное и грязное чувство, лживо изукрашенное поэтами» — определяет М. Меньшиков в очерке «Элементы романа» (1897); «преступление, сообща творимое мужчиною и женщиною» — так «формулировал уже давно, но памятно» гр. Л. Толстой в «Крейцеровой сонате».

«Постыдна отдача себя половому влечению», — приводит Розанов слова Вл. Соловьева из его трактата «Оправдание добра». Соловьев полагал, что этот «безнравственный инстинкт» в своих порывах если и содержит какое-нибудь положительное начало, то лишь как средство для человека выявить «воздержание, нравственную победу», ибо при отсутствии таких порывов «целомудрие было бы пустым словом». Иными словами, половой инстинкт, по Соловьеву, — это черная тень, нужная, чтобы сиял свет воздержания.