Ральф Макинерни - Третье откровение

• Название: Третье откровение
• Автор: Ральф Макинерни
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56977-9

В один и тот же день в Апостольском дворце Ватикана пали от рук убийцы четыре человека — два кардинала, священник и охранник. Винсент Трэгер, отставной агент ЦРУ, срочно отправляется в Ватикан для расследования этих убийств. Трэгер подозревает, что к преступлению причастны агенты русских спецслужб, те самые, которые когда-то устроили неудачное покушение на папу Иоанна Павла II. По ходу дела неожиданно выясняется странный факт: из ватиканских архивов исчезает важнейший документ, письмо свидетельницы явления Богородицы в португальском городе Фатиме, так называемое «третье откровение». Как связаны между собой эти события? Почему не прекращается череда убийств? Что заставило отставного агента из ищейки превратиться в преследуемого?..

---

Джон уже сдал багаж и получил посадочный талон, впереди его ждал муторный контроль. Он с радостью ухватился за предложение сестры.

Они уселись за столик и сделали заказ, окруженные гулом разговоров, суетой, бесконечными невнятными сообщениями. Лора повернулась к брату.

— Итак, что ты на самом деле думаешь о Рее Синклере?

— То, что вы будете счастливы вместе. Уже наметили дату?

Она откинулась назад, печально улыбаясь.

— «Точная дата бракосочетания еще не назначена». Меня всегда поражала эта фраза в объявлениях о помолвках. Она оставляет место для сомнений.

— Вы могли бы венчаться в Риме.

— В Санта-Сусанне?

Джон рассмеялся. Зельда и ее новый муж добавили событиям последних дней комическую нотку.

— Джон, как тебе мой выбор? Тебе нравится Рей?

— Я одобряю все, что ты делаешь.

— Ты упорно игнорируешь мой вопрос.

— Мне нравится Рей. Очень нравится.

Произнеся эти слова вслух, он вроде и сам в них поверил. Однако на деле он не знал, как относиться к Рею. Джону показалось, что со стороны Лоры чувства гораздо сильнее, и это его немного задело. Очень большое впечатление на него произвел тот очевидный успех, которого добилась Лора. В «Эмпедокле» ничто не делалось без ее санкции. И Рей, похоже, принимал это как должное.

— Хорошо. — Лора взяла брата за руки. — Помолись за нас, ладно?

— Я вспоминаю тебя и маму в каждой мессе.

— А Рея?

— Теперь и его.

Лора пригубила коктейль.

— Ты не находишь, что Нат подавляет всех вокруг?

— По-моему, ты крепко держишь его в своих руках.

— Я рада, что ты не уступил его настойчивым уговорам и отказался от личного самолета.

— Сколько у этого человека денег?

Лора выразительно закатила глаза.

— Если я скажу, ты все равно не поверишь. К тому же общий размер состояния постоянно меняется. Как правило, в большую сторону.

У Джона мелькнула мысль, сказать ли сестре, что отец Кручек описал Игнатия Ханнана как католического клоуна. Он решил воздержаться.

— Мне понравилась Хизер.

— Наша домашняя святая.

— Ее обратил в католичество Кручек. Он от нее без ума.

— Я только боюсь, как бы она не сбежала в какой-нибудь монастырь.

— Монастырь хуже смерти?

— Я думаю об «Эмпедокле».

Они допили коктейли, и Лора, проводив брата, крепко его обняла. Джон потрепал ее по спине.

— Сестренка, любое расставание немного печально.

Когда он направился к самолету, в глазах Лоры появились слезы.

Джон ни разу не пересекал Атлантику по воде. В наши дни так поступают немногие. Когда-то подобное путешествие представляло собой полное опасностей многомесячное плавание в открытом море. Люди жалуются на долгие переезды на междугородных автобусах, и можно только вообразить, каково неделю за неделей носиться по волнам, не имея представления о том, что ждет впереди.

Тайна семьи. Все эти предки, о которых Джон понятия не имел. Он еще знал имена дедов и бабок, а что было до них… Мысль о безымянных поколениях, уходящих к заре истории, наполняла могучим смыслом понятие преемственности жизни. Стоило какому-нибудь одному звену в этой длинной цепочке не сложиться, и они бы с Лорой не появились на свет. Теперь их осталось только двое, и если сестра не выйдет замуж и не родит детей, род оборвется.

Джон дремал, стараясь не отвлекаться на неудержимо притягивающие взор пустые фильмы, которые крутили на экранах. В голове сменяли друг друга бессвязные обрывки воспоминаний об Америке. Кручек. Джон улыбнулся. Молодые священники снисходительно относились к старшему поколению: в конце концов, оно оказалось замешано в неразбериху, последовавшую за Вторым Ватиканским собором. Но были и непоколебимые столпы, как Кручек.

— Вы преподавали философию? — спросил у него Джон.

— Да, я вел несколько курсов.

— И каких же?

— Ну, обычных для семинарии. Тех, которые больше никого не интересуют. Хуже того, я был томистом.

— И это после Лувенского университета?

— В наши дни можно быть кем угодно после чего угодно. Все умерло и мхом поросло.

— Сейчас все это возвращается, — возразил Джон.

— Само учение было и остается истинным. Я говорю о том, как оно принимается или не принимается. — Эта мысль вернула Кручека к Хизер. — Церковь не заслуживает таких обращенных. С другой стороны, обращенным не нужна церковь.

Он имел в виду, что обращение является благодатью.

— Вы защитили докторскую диссертацию в Лувенском университете, — сказал Джон.

— Да.

— И по какой теме?

— Как давно я уже не думал о таких вещах, — усмехнулся Кручек. — Темой моей диссертации была феноменология Эдит Штайн.

— Понятно.

— Лувенский университет — один из очагов феноменологии, по крайней мере был таковым. Сюда в конечном счете благодаря одному изворотливому францисканцу попали бумаги Гуссерля.[89] Что вам известно о Мерсье?[90]

— Немного.

— А, превратности судьбы. Почитайте жизнеописание этого человека, составленное Давидом Буало. Старый спор разыгрывают снова и снова. Я учился вместе с Уипплом и Соколовски.[91] Полагаю, о них вы тоже не слышали.

— У меня такое чувство, будто я провалился на экзамене, — рассмеялся Джон.

— А я по большей части чувствую себя трупом.

Беседовать с Хизер оказалось гораздо труднее. Джон в отчаянии спросил, что она читает.

— Фому Кемпийского, — Хизер помолчала. — И Ориану Фаллачи.

— Какое странное сочетание! В Италии ей предъявлено обвинение за оскорбление мусульман.

— Если то, что она говорит, правда, какое же это оскорбление?

— Чтобы это понять, нужно жить в Европе.

Ну, возможно, слово «понять» не совсем подходило. Во время своего визита Джон успел узнать о борьбе с растущей иммиграцией в Штаты из стран Латинской Америки, однако Европа стояла перед лицом более радикальной проблемы. Известно ли Хизер про сражение при Лепанто?[92]

— Я читала стихотворение Честертона. Не могу сказать, что поняла его.

— А что, если все битвы, все Крестовые походы захлестнет вместе с Европой исламское наводнение? — Джон рассмеялся. — Кажется, я начинаю говорить, как религиозный фанатик.

— Нет, как Ориана Фаллачи.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I «Кажется, я задремал»

Епископа Катену, который дремал на каменной скамье в саду под пальмой, заложив пальцем страницу в требнике, пришлось потревожить.

Первой реакцией на известие о смерти Брендана Кроу была мысль о торжестве справедливости, однако епископ посчитал ее недостойной и прогнал прочь. Однако следом пришли другие недостойные мысли.

Несомненно, из ватиканских архивов пропали документы. Слухов на этот счет ходило множество, в том числе противоречивых, однако повод их был очевиден. Катена пришел к заключению, что похитили письмо сестры Лусии, третью тайну Фатимы. И не кто иной, как Кроу. Который затем улетел в Америку.

— Трепанье, — высказал догадку Харрис.

— Но почему?

Харрис кашлянул.

— Быть может, Кроу решил, что Трепанье лучше распорядится бумагами.

Теперь, когда это предположение было высказано вслух, Катена ощутил нечто вроде облегчения. С тех самых пор, как Жан Жак Трепанье ворвался на сцену, епископа не покидало чувство, что над братством нависла угроза. Он слишком долго пробыл в Европе и растерял свойственный американцам дар предпринимательства, умение подавать себя. Его общество превратилось во что-то столь же пыльное и несущественное, как дикастерии Римской курии, которые оно критиковало. Боже милосердный, подумать страшно, как поступит с тайным посланием благословенной Девы Марии фигляр Трепанье!

— И деньги, — добавил Харрис.

Деньги. Катена пристально посмотрел на Харриса. Тот закрыл глаза и кивнул — настоящий будда в человеческом обличье, маленький и толстый. Три искушения грозят человеку, посвятившему жизнь служению Господу: женщины, алкоголь и деньги. И тот, кто совершенно неуязвим перед двумя первыми, практически неизменно беспомощен перед третьим. Соблазн чувственного наслаждения, обузданный и подавленный в одной форме, способен неожиданно проявиться в другой, поработив душу. Неусыпная бдительность — вот ключ. Что касается пристрастия к выпивке, сейчас его более или менее объясняют болезнью, а не моральным дефектом. Однако оба этих порока, тяга к женщинам и к алкоголю, представляются конкретными, земными, гораздо больше свойственными человеку, чем искушение абстрактными деньгами.

Ибо деньги по сути абстрактны, в чем мы всё больше убеждаемся. От кусочков благородных металлов определенной формы и чеканки, которые нужно было носить с собой, — монеты прежних цивилизаций разбросаны по всему миру — мы пришли к бумажным сертификатам, к числам, записанным в книжке, и, наконец, — к набору цифр на экране компьютера. Теперь деньги каждого конкретного человека нигде и в то же время везде. Через любой банкомат в мире можно почерпнуть из своей казны, но где она? Этот вопрос больше не имеет смысла. Так почему же нечто столь эфемерное сбивает с пути истинного?