Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

• Название: ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ
• Автор: Леонид Пузин
• Жанр: Детектив

Выстрелом в спину убит предприниматель Бутов. Помимо деловых партнёров, подозрения следователя Брызгалова падают на жену, друга и сексуальных рабынь убитого…

---

После этих необязательных вопросов Брызгалов попробовал перейти к главному — конечно, с прокурором вряд ли сработает, но мало ли…

— Николай Иванович, вы сказали, что Сазонова унесли из зала примерно за полчаса до салюта. Значит, во время салюта видеть вы его не могли? А сами, простите, вы тогда были где? Ну, в десять часов? Когда начался салют? В зале или на палубе?

После довольно продолжительного молчания прокурор заговорил с расстановками, тщательно выбирая слова:

— Как же, молодой человек, понимаю… Если, по вашей версии, Сазонова застрелили в "Поплавке", то когда же, как не во время салюта?.. И вам остаётся только, проследив за перемещениями всех гостей, вычислить и арестовать убийцу?.. Мысль симпатичная, ничего не скажешь… Только вот, боюсь, проверить вам её будет трудно… Десять часов, все уже основательно подвыпили, официантки, приглашённые Алексеем Дмитриевичем, начали раздеваться — для меня, кстати, это явилось неприятным сюрпризом. Нет, не из ханжества, как вы, может быть, подумали: просто — всему своё время и место. А стриптиз на шестидесятилетие, согласитесь, попахивает маразмом… Так вот: лично я был на лестнице с первого этажа на второй. Почти поднялся — и первый залп… Минут за десять до салюта потребовалось отлить и, по закону подлости, обе кабинки на втором этаже оказались заняты — пришлось на первый. Думал, не успею — нет, в основном успел. Не в туалет, как вы понимаете — ха, ха, ха! — а посмотреть салют. Этот первый залп только и пропустил.

Закончив разговор с прокурором, Геннадий Ильич глубоко задумался. И не столько о том, что он узнал — а вернее, не узнал — от Люмбаго, сколько о нём самом, несгибаемом страже Закона.

(Ох, уж эта церковно-славянская высокопарность! Скажи не "страж", а "сторож" Закона — и будьте любезны! Да кто тебе, — возможно, что разгильдяю, воришке, пьянице! — рискнёт доверить Закон?! Нет, только — стражу! Несгибаемому и неподкупному!)

Истинную цену этой жутковатой магии слов Брызгалов, в общем-то, знал, но до конца освободиться от её власти не получалось у него и по сей день; иначе свирепое желание прокурора во что бы то ни стало засадить Бутова он бы давно увидел в его настоящем — весьма неприглядном — свете.

Как же! Рабовладельческие поползновения Игоря Олеговича оскорбляли его нравственное чувство, возмущали большевистскую совесть — вздор! В действительности, товарищ Люмбаго, тебя возмущало (бесило!) то, что у Бутова с женщинами — добровольно! Ведь таким образом Игорь Олегович косвенно замахнулся на священную привилегию государства — мучить своих подданных. А значит, и на тебя: стража легализующих это государственное мучительство законов. Ибо, будучи в глубине души не просто садистом, а кровожадным маньяком — да, да, товарищ Люмбаго, твоё, высказанное в четверг, сожаление, что Бутова в своё время тебе не удалось отдать на растерзание уголовникам, со всей несомненностью свидетельствует об этом! — простить Игорю Олеговичу то, что он со своими женщинами только играет "в мучительство", ты, разумеется, не мог!

Совершив нечаянно этот маленький философско-психологический экскурс, ум Брызгалова вернулся к сегодняшним показаниям прокурора. Однако — не сразу. Зацепившись по пути за колючий маленький парадокс. "То-то, товарищ Люмбаго, ты мне в четверг всё о маньяках да "расчленёнке"! Маньяку, угнездившемуся в твоей душе, чтобы ловчее спрятаться, самое надёжное — кричать во весь голос: держи маньяка!"

Впрочем, парадокс на то и парадокс, чтобы, радугой красок на миг ослепив сознание, ничего, в сущности, не объяснить, а посему, анализируя показания прокурора, Геннадий Ильич попробовал от него отмахнуться: "Эдак ведь можно у каждого — стоит только пожелать — и какого-нибудь затаившегося монстра обязательно найдёшь в глубине души!"

Объективно же в показания Люмбаго существовал единственный настораживающий момент: то, что он таки не швырнул трубку. И это — после заявления, что разговаривать он будет только с полковником! И более — после откровенного хамства следователя! Объяснение по этому поводу самого прокурора — он, дескать, восхищён наглостью, целеустремлённостью, настойчивостью и усердием Брызгалова — не удовлетворяло Геннадия Ильича ни в малейшей степени. Также, как и собственное: боится, мол, обвинения в "аморалке" — чушь! Это ведь только внешне (по долгу службы) Николай Иванович был пуританином и ханжой, а в глубине — в действительности! — отъявленный циник. И теперь, когда он на пенсии, угрозой разглашения подробностей вечеринки с голыми официантками его не проймёшь. Плевать ему на эту угрозу! Нет, здесь другое. Куда более серьёзное. И первое, что напрашивается: о ходе расследования убийства Сазонова прокурору хотелось знать из первоисточника, от самого Брызгалова — по тому, о чём и как спрашивает следователь, умный информированный человек может догадаться о многом. А что Люмбаго умён и очень хорошо информирован — нет никаких сомнений. К тому же — профессионал. И если ему действительно требовалось что-то выведать у майора — его поразительная "незлобивость" объясняется наилучшим образом.

Да — но до такой степени? Чтобы предстать перед майором эдаким толстовствующим непротивленцем? Для этого надо очень хотеть быть в курсе расследования убийства Сазонова.

Геннадий Ильич попробовал по новой перебрать в памяти ту часть показаний Люмбаго, которая непосредственно касалась долговского дня рождения. Что на время убийства — от десяти до десяти пятнадцати вечера — у прокурора нет удовлетворительного алиби (проверь, попробуй, ко второму, третьему или четвёртому залпу салюта он вернулся из туалета!), ещё ничего не значит. В таком же положении окажется половина, если не две трети, гостей Алексея Дмитриевича — кто-то тоже был в туалете, кто-то накачивался коньяком, кто-то проявлял повышенный интерес к прелестям раздевающихся официанток. И кто, кого, когда — при каком залпе салюта — видел на палубе или в зале, достоверно установить будет практически невозможно. Да, сия работа необходима, и делать её придётся — увы: на положительный результат мало надежды.

А кроме? Что Люмбаго был почти незнаком с Сазоновым — скорее всего, не врёт. Нет никакого смысла, существуй оно в самом деле, скрывать это знакомство: знаком, ну и знаком — ничего из данного факта не следует. Напротив: провалившаяся попытка скрыть, привлечёт к себе самое пристальное внимание — с какой целью? Далее: связь музыканта с Долговым — а вот здесь, товарищ Люмбаго, ты малость темнишь! Наверняка знаешь несколько больше, чем обронил мимоходом! Как же: фонд "Надежда" — то ли директором, то ли художественным руководителем… переговоры в офисе у Долгова… темнишь, ох, темнишь, товарищ прокурор! Ведь место Директора ни с того ни с сего не предлагают!

И что это, кстати, за фонд, с таким бравурно звучащим названием — "Надежда"?..

(Вообще-то, с начала девяностых, когда грянула "ваучерная приватизация" и прочие — якобы рыночные! — преобразования, этих фондов расплодилось видимо-невидимо. "Детских", "юношеских", "молодёжных" и — особенно почему-то! — "ветеранских". Затем, обобрав и ограбив доверчивое население шестой части суши, большинство этих фондов благополучно кануло — в ту же, вероятно, криминальную преисподнюю, которая их и породила. А те, которые уцелели, срочно облагообразились — за респектабельными фасадами ловко скрыв свою инфернальную сущность. Оставшись в основе фабриками по отмыванию награбленных и уворованных у народа денег, нацепили личины посреднических фирм, издательств, мебельных салонов, культурных центров, домов мод и прочая, и прочая — российский менталитет в этом отношении оказался вполне соответствующим требованиям текущего момента.)

Брызгалову (из-за его достаточно узкой специализации) редко приходилось вникать в тонкости всей этой адской кухни, однако, постоянно имея дело с её "отходами" — трупами "поваров", "поварят", "подмастерий" и просто "обслуги" — он был вполне сориентирован, чтобы понимать, с чем действительно связаны надежды руководящей верхушки фонда "Надежда". А вот какое отношение мог к ним иметь флейтист Сазонов?.. если только он не близкий родственник одного из заправил этого фонда?.. здесь — лакуна. Которую необходимо заполнить. И очень желательно — побыстрей…

Поэтому, едва появился Анисимов, сразу после приветствия Брызгалов обратился к нему с вопросом:

— Юрий Викторович, фонд поддержки творческой молодёжи "Надежда" — тебе это ничего, случайно, не говорит?

Вопрос наугад, что называется, навскидку — однако оказалось, в точку:

— Говорит. Очень влиятельная и очень скользкая организация. Основные заправилы — в Москве. Поставки нефтепродуктов, перепродажа электроэнергии. Из наших, насколько я знаю, с этой стороной их деятельности соприкасаются Долгов и Лисовский — тьфу ты, чёрт! — Лисовский, разумеется, соприкасался. И здесь, Геннадий Ильич, глухо — здесь с нашими зубами их не ухватишь. А вот другая сторона… проституция, порнофильмы… возможно, наркотики… ну, то, что имеет непосредственное отношение к молодёжи… очень, конечно, опасно, но при большом желании… ты, однако, Геннадий Ильич, даёшь! Прямо-таки "рвёшь когти" и "роешь землю"! Мне, чтобы узнать, что "Надежда" перевела бутовскому "Лотосу" 118 тысяч долларов, целый день пришлось проторчать за компьютером! А ты — сразу! Будто сорока принесла на хвосте!