Дмитрий Бушуев - На кого похож Арлекин

• Название: На кого похож Арлекин
• Автор: Дмитрий Бушуев
• Жанр: Современные любовные романы

Первый гей-роман, написанный в СССР. Гей-«Лолита». Пронзительный роман о любви, о русском поэте, о России, о жизни, о девяностых и… об Арлекинах… Удивительно поэтичен, противоречив и неоднозначен, как и его главный герой, — Андрей Найтов.

Классика гей-литературы.

---

Чаще стал заходить в церковь. Сам не знаю почему — тянет туда, в обжитость и тепло. Видно, сердце покоя ищет. Отстоишь службу, помолишься: не о себе, не о себе, о своих покойниках и здравствующих: — и словно кто-то целительной ладонью провел по голове моей воспаленной, жуткой голове, продуваемой всеми ветрами. Старушка рядом пишет карандашиком имена своих ушедших: не поймешь, то ли плачет, то ли слабые глаза от старости слезятся. Хочется положить ей незаметно в карман денег или просто поклониться ей, больной, неграмотной. Попробуй объясни ей, как ты мальчишек любишь — не поймет, перекрестится. И другое: вот, вроде бы, исповедь пишу, а нет раскаянья, только гордыня и бравада, точно пустыми гирями перед публикой жонглирую. Вот и старушке хотел было поклониться, а не поклонился. Боишься, что не поймут. Гордость. Вот и ходи петухом со своей гордостью, пока тебя не ощипали.

Помнится, задолго до «беличьего периода» переспал я как-то с одним парнем из Непала, а утром он и расставаться со мной не захотел, все повторял: «Фахми хороший, Фахми тебя любит:» Я не спорил, что «Фахми хороший», но отказал ему в будущем свидании. Он сказал мне со злости, что наградил меня СПИДом: Куда пошел мертвенно бледный Найтов, забывший о преимуществах безопасного секса? В церковь приполз, перед святителем Пантелеймоном на коленях стоял, забыл про гордость, потом весь год анонимные тесты проходил — нет, полный негатив! А может, ангел-хранитель хорошо работает?

С некоторых пор я уже не расстаюсь со своей «Минольтой», пытаясь запечатлеть твою мимолетность, стремительность. Твоими фотографиями завален весь стол, а вот один из любимых снимков: ты стоишь широко расставив ноги в стороны и держишь руки в карманах. Наклон головы, улыбка, лукавый прищур, челка сбилась набок… — все-таки ты позируешь мне, дьяволенок! Но это хорошо. Бугорок на брюках — рельефный не по возрасту, как у балетного танцора. Есть в тебе что-то от уличного Гавроша, милая клоунада, бойкость, мальчишество в чистом виде. Мальчишка мой, мальчишка, держи свои штанишки: Ну кто скажет, что я извращен, если ты так безнадежно прекрасен? У меня в крови вирусы твоей красоты, кружится голова от разлета твоих бровей! Пусть это глупо, но я хотел бы, чтобы Денис навсегда остался подростком.

Я стою в коридоре и смотрю из окна, как вы героически гоняете мяч на школьном дворе. Мысленно приказываю тебе посмотреть на меня — опять чудо! ты неожиданно обернулся и помахал мне рукой! Жаль, что трансфокатор моей камеры не может взять тебя крупным планом. Кусаю губы от досады. Кто-то вкрадчиво похлопал меня сзади по плечу (терпеть не могу вкрадчивых жестов, в большинстве случаев они недружелюбны), я обернулся и увидел мумифицированную историчку в загробном сером пиджаке с накладными плечами: «Кого это вы так старательно ловите своей сложной оптикой, Андрюша?» Я быстро нашелся: «Да вот, хочу сделать хоть какой-нибудь снимок в стенгазету, она без снимков как слепая:» Мумия понимающе закивала, показала золотые зубы под переводной картинкой фальшивой улыбки. В таких ситуациях мне почему-то всегда хочется совершать немотивированные поступки — вот схвачу я ее сейчас за отвислую грудь, подавляя отвращение: Какой ужас! Но особенно тошнотворно жить в мире женских запахов, меня уже мутит до головокружения от менструальных ароматов. Апофеоз адского наказания Найтова: выпить стакан теплого женского пота, благоухающего заматеревшей козлятиной. Бр-р-р: Ад пахнет женщинами. Наши поэты бредят Незнакомками и Прекрасными Дамами. Бредят призраками. Но вы только представьте Прекрасную Даму в утренних бигудях на кухне, с похмельным стаканом выдохшегося вчерашнего пива, которым она залакирует пару противозачаточных таблеток перед стиркой, перед очередью за хлебом, руганью, матерщиной — какая еще «шляпа с траурными перьями и в кольцах узкая рука»? Заштопанные колготки, турецкие панталоны, волосы, вытравленные ядерной смесью, гнилостное дыхание с табачным перегаром, сапоги только что из ремонта: Мужчинка у нее худосочный, с увеличенной печенью и беременным животом, член стоит на полшестого, щелкает щетовидкой после чернобыльского ветра:

Подростки ходят одичавшими стайками, косяками. Я не знаю, к какой стае ты принадлежал, кто оставлял тебе докуривать сигарету и плескал в граненый стакан дешевого вина, но я хорошо представляю твой имидж в той среде погружения. Разговоры о девочках и о сексе, вымышленные подвиги. Гиперсексуальность. Никто не признается в том, что занимается онанизмом, но все дрочат свои членики, мучительно сомневаясь в полноценности их размеров. Припухшие железки уходящего детства, поллюции, первые мысли о самоубийстве. Ты научился дремучему мату, но в твоих устах матерщина звучит просто забавно, не по-настоящему, зато ты уже умеешь по-блатному сплевывать сквозь щелку двух верхних заячьих резцов и носить яркую бейсбольную кепку козырьком назад, прыгать на роликовой доске: Не ваша ли банда выдоила все телефонные автоматы в рабочем районе? Какой сластена вырвал коробку с мороженым у уличного торговца? Кто изрезал сиденья в автобусе, опрокинул все урны? Откуда же этот поразительный, разрушительный блуд, это скопище мелких бесов на раздвоенных копытцах, беснующихся в вечерних огнях маленького города, забытого Богом? У нас скучно — то ветер дунет, то дождь, то снег пойдет. У нас грустно — плывут куда-то огни по реке, плывут куда-то: Чувствуешь, что давно застыл в янтаре прошедшей осени; время мое густое, затвердевающее, тягучее. Так засахаривается в меду пчела. Я иду по городу, и слякоть хлюпает под моими ковбойскими сапогами. Как меня занесло в этот город? Как ты заблудился в пространстве и во времени, безумный Найтов? Иногда вспоминаешь пушкинское? «:Догадал же черт с умом и с талантом родиться в России», прибавлю — к тому же, и педерастом: Вырос вот в здоровой советской семье, как бледная поганочка среди красавцев-мухоморов с красными звездами на шляпах. Юность? Все ночи при лампе и тетради, смутные кухонные разговоры в удушливой атмосфере искусственного освещения, сползаются колченогие уродцы, улыбаются кариесными ртами и убегают с радостным визгом соответствия окружающему. Коррозия сожрала мою любовь. Дороги обманчивы как болотные лужайки. Санта-Клаус разносит клюкву на Рождество. Сексуальное большинство еще может полакомится женскими сосками под малиновым сиропом — вкусно и питательно. Но порох в моих пороховницах уже не может спать спокойно до времени — так хочется бабахнуть или, хотя бы, окончательно отсыреть. Люди в сером. Все это скучно, как и вся русская проза. Сам не замечал как спивался: жрал говно и запивал суррогатной гидролизной водкой, а на последнем курсе университета дошел до жидкости после бритья. Жил как трактор — только на горючем. Народ вокруг тоже спивался, и я гордился, что был заодно со своим народом. По утрам кирпич в голове, резкий невыносимый утренний свет и обоссанные пивные ларьки. Махнул рукой на себя и на действительность. И утешало, и тревожило одновременно то, что мои милые карнавальные друзья спивались вместе со мной то ли из солидарности, то ли, как Гелка, от тесноты души в тесном нереализованном теле. Люди не спиваются просто так. Кем я хотел стать? Литератором? Да хоть скотником на ферме, и то это не было бы жертвой ради литературы, а скорее, жертвой во имя сельского хозяйства. Ха! Писать, писать, писать — казалось бы, единственный выход, но уже тошнит от белизны листа, и любой текст кажется реакцией на отравление денатуратом, выработанным собственным организмом: Есть еще мои любимые книги. Но что книги? «И не будет в тебе уже никакого художника и никакого художества:» Сам себя ненавидеть стал, и в Церковь давно проник дьявол, разит от святой воды его сероводородом. Порой, проснувшись поутру, хотелось снова закрыть глаза и уже не просыпаться больше. Вдруг почувствовал себя строчкой, вычеркнутой из повести, которую сам же и написал. От спазмов отчаяния временами терял сознание, неделями не выходил из своей берлоги, пил и слушал «Патетическую», разбивая пустые бутылки об стену. Но всемогущий Найтов, ты нашел в себе силы очистить авгиевы конюшни своего подсознания! Молодец! Выбрался из этого ада. Точнее, я сформулировал этот кризис, изучил его самым внимательным образом и поставил точку! А остальные продолжат перемалывать российское свинство в питательный компост.

Задумываюсь порой: кто герой нашего времени? Смешно думать, что это новый Хлестаков, селфмейдмен, предприниматель, фермер или мальчики, приехавшие в бар на тачках с западных автомобильных свалок. Правда, некоторые из них вызывают умиление с точки зрения моей лунности, но, в основном, остаются гадливые чувства. Хочется вечно праздновать весну:

:а ведь пройдут года, и ты уже не будешь желанным гостем на пиру юности. Ты станешь мумией с чувственными губами, мудрым как змея, богатым и брезгливым. И тогда твой юный Адонис будет прибегать к тебе за очередным щедрым гонораром, а ты будешь говорить соседям, что это твой племянник. Не забудь пристегнуть подтяжки, добрый дядюшка. Но ведь это я, я, блистательный Найтов, и есть герой нашего времени! Возгордившийся падший ангел, вечный подросток, актер и фокусник, шоу-мен из низших миров, безумный Калигула, коварный соблазнитель: Но еще мерцает огонь в твоих склянках с ядом, провинциальный аптекарь! Как уверенно твоя рука держит теннисную ракетку, и ты опять вчера обыграл своего мальчишку, дав ему щедрую фору для затравки: А ведь Денис не из слабых игроков во всей школе. Зачем ты влюбляешь пацана в себя? Не претендуешь ли ты на вакантное место отца в его жизни?..