Иммануил Валлерстайн - Анализ мировых систем и ситуация в современном мире

• Название: Анализ мировых систем и ситуация в современном мире
• Автор: Иммануил Валлерстайн
• Издательство: Издатальство «Университетская книга»
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-94483-042-5

---

Развитие капиталистического мира-экономики включало в себя создание всех основных институтов современного мира: классов, этнических/национальных групп, домохозяйств — и «государств». Все эти структуры рождены капитализмом, а не предшествуют ему; все они — следствие, а не причина. Более того, все эти институты фактически создавали друг друга. Классы, этнические/национальные группы и домохозяйства определяются государством, через государство, в отношении к государству и, в свою очередь, создают государство, оформляют государство, преобразуют государство. Это структурированный Мальстрим непрерывного движения, параметры которого измеряются через повторяющиеся регулярности, в то время как конкретные сочетания событий всегда уникальны.

Каков смысл высказывания, что государство появилось? В рамках капиталистической мироэкономики государство — это институт, существование которого определяется его отношениями с другими «государствами». Его границы более или менее четко очерчены. Уровень его юридического суверенитета ранжируется от полного до нулевого. Его реальная власть контролировать потоки капитала, товаров и трудовых ресурсов через свои границы является большей или меньшей. Реальная способность центральных властей принуждать к выполнению своих решений группы, действующие в границах государства, может быть большей или меньшей.

Различные группы внутри, вне или поверх границ данного государства постоянно стремятся увеличить, сохранить или уменьшить «власть» государства во всех аспектах, упомянутых выше. Такие группы стремятся изменить соотношение сил, исходя из понимания, что эти изменения должны улучшать возможности определенной группы получать прямую или косвенную выгоду от действий на мировом рынке. Государство — наиболее подходящий институциональный посредник при установлении рыночных ограничений (квазимонополий в широком смысле этого слова) в пользу определенных групп.

Историческое развитие капиталистической мироэкономики таково, что «государства» начинались с относительно аморфных общностей и все в большей мере формировались как государства, действующие в межгосударственной системе. Их границы и формальные права становились все более четко определенными (что нашло свою кульминацию в современной структуре международного права и в Организации Объединенных Наций). Становились все более определенными также модальности и ограничения давления групповых интересов в государственных структурах (в смысле как правовых ограничений на осуществление давления, так и рациональной организации групп для преодоления этих ограничений). Тем не менее, несмотря на процесс «шлифования» этой институциональной системы, можно, пожалуй, смело сказать, что континуум сравнительной мощи более сильных и более слабых государств оставался на протяжении примерно 400 лет относительно неизменным. Это не значит, что «сильными» и «слабыми» оставались одни и те же государства. Скорее можно говорить, что в каждый момент времени существовала иерархия мощи таких государств. При этом не было момента, когда существовало бы государство, гегемония которого не оспаривалась бы (хотя относительная гегемония в определенные периоды существовала).

Такой взгляд на государство, его генезис и форму функционирования встречал многочисленные возражения. Представляется, что чаще всего встречаются и заслуживают обсуждения четыре из них.

Во-первых, высказывается довод, что слишком инструментален взгляд на государство, рассматриваемое как всего лишь орудие, сознательно используемое активными группами и не имеющее собственной жизни, внутреннего единства, не обладающее самостоятельной социальной опорой.

Мне кажется, что этот контраргумент основан на путанице в подходе к общественным институтам в целом. Однажды созданные, общественные институты (государство в том числе) обретают собственную жизнь в том смысле, что многие социальные группы используют их, поддерживают их, эксплуатируют их по разным (и часто противоречащим друг другу) мотивам. Более того, институты, достаточно крупные и структурированные для того, чтобы иметь постоянный штат, тем самым порождают группы людей — бюрократии этих институтов — которые получают прямую социально-экономическую выгоду от сохранения и процветания институтов как таковых, совершенно независимо от идеологических посылок при создании институтов и от интересов основных социальных сил, их поддерживающих.

Проблема, однако, не в том, кто имеет право голоса в постоянно идущем процессе принятия решений в государственной машине, а в том, чей голос имеет решающее или критическое значение и в чем состоят ключевые вопросы, за решение которых идет борьба в политике государства. Мы полагаем, что это следующие вопросы: (а) установление правил, регулирующих общественные отношения производства и существенно влияющие на распределение прибавочной стоимости, и (б) установление правил, регулирующих движение факторов производства — капитала, товаров и труда — внутри границ и через границы и тем самым оказывающих решающее влияние на рыночную структуру цен. Когда кто-то изменяет распределение прибавочной стоимости и рыночную структуру цен, он изменяет и относительную конкурентоспособность конкретных производителей и тем самым уровень их прибыльности.

Именно государства устанавливают такие правила, и именно государства в первую очередь вмешиваются в процессы, происходящие в других (более слабых) государствах, когда те пытаются установить более благоприятные для себя правила.

Второе возражение относительно нашего аналитического подхода состоит в том, что он игнорирует реальность традиций и преемственности, воплощенных в действенном групповом сознании. Такое сознание действительно существует, и оно очень сильно, но есть ли в нем преемственность? Думаю, что нет. Я уверен, что даже беглое рассмотрение эмпирических фактов подтвердит это. История различных форм национализма, который является одной из выдающихся проявлений такого сознания, показывает, что всюду, где возникают националистические движения, именно они формируют сознание, возрождают (а отчасти и изобретают) языки, придумывают имена и нарочито вводят в практику обычаи, которые должны отличать их группу от других. Все это делается именем исконности (здесь всегда так было!), часто, если не всегда, незаинтересованный наблюдатель вряд ли признает подобного рода интерпретации очевидных исторических фактов беспристрастными. Это верно по отношению не только к так называемым «новым» нациям XX в.[241], но в не меньшей мере и к «старым» нациям[242].

Очевидно, что делаемые в дальнейшем идеологические заявления об имени нации и о том, к чему оно обязывает, каковы связанные с ним «традиции» — непоследовательны и изменчивы. Каждая следующая версия привязана к политике своего времени. Сам факт столь широкого разброса этих версий свидетельствует, что заявления о непрерывной преемственности трудно воспринять иначе, чем позицию заинтересованных групп. Это слишком зыбкая основа для политического анализа функционирования государств.

Третье соображение против нашего анализа — говорят, что в нем игнорируется центральная и определяющая роль классовой борьбы. При этом подразумевается, что она протекает внутри некоторой зафиксированной структуры, именуемой обществом или общественной формацией, которая, в свою очередь, определяет структуры государства.

Однако если «классы» — это термин, используемый для групп, которые определяются своим отношением к способу производства, то мы должны рассматривать всю систему процессов производства, взятых в их целостности, как главный элемент конституирования классов. А такого рода процессы, разумеется, далеко выходят за границы отдельных государств, и даже подсистемы процессов производства чаще всего не совпадают с государственными границами. Следовательно, нет априорных оснований полагать, что классы в каком-либо объективном смысле предопределяются государственными границами.

Далее, будет справедливо указать, что классовое сознание исторически имеет тенденцию быть национальным по форме. Это связано с серьезными причинами, которые мы рассмотрим ниже. Но сам по себе этот факт не является доказательством, что верно восприятие классов как феномена, заключенного в государственные границы. Напротив, сам факт национальной формы сознания транснациональных классов становится одним из основных экспликандов современного мира.

Наконец, говорят, что наш анализ игнорирует факт, что самые богатые государства не являются сильнейшими, они скорее относительно слабы. Но это результат неверного понимания, в чем состоит сила государственной машины. Опять происходит подмена анализируемой действительности идеологией.

Некоторые государственные машины исповедуют линию сильного государства. Они стремятся ограничить оппозицию; они стремятся навязывать свои решения группам внутри страны; они воинственны по отношению к группам извне. Но важны успехи осуществления власти, а не издаваемый при этом шум. Оппозицию приходится подавлять только там, где она существует всерьез. Государства, заключающие в себе относительно более однородные слои (из-за неравномерности размещения классовых сил в мироэкономике), могут консенсусом достигать того же, чего другие хотели бы достичь (но часто не достигают) «железной рукой». Предприниматели, экономически сильные на рынке, не нуждаются в государственной поддержке для создания монопольных привилегий, хотя и могут нуждаться в помощи государства для противодействия созданию другими, в других государствах, монопольных привилегий, наносящих ущерб этим предпринимателям с сильными рыночными позициями.