Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

— Ну, что с тобой делать? — воскликнул Филипп с досадой и, как бы подыскивая аргументы для собственного успокоения, уже более мягким тоном продолжал: — Отказать тебе я не могу; тем самым я подавил бы твою индивидуальность… а эта манера душевно заставлять собеседника сделать то, чего он не хочет, может, и есть твое самое сильное деловое качество. Только не говори мне, — добавил он недовольно, — что таков промысл Божий; это был бы уже перебор.

— Спасибо тебе от души, партнер, — широко улыбнулся Вальд, — я как чувствовал, что ты согласишься.

— Вальд, — сказал Филипп грозно, — молчи.

* * *

Вероятно, и впрямь было что-то общее между такими на первый взгляд разными и вовсе не знакомыми друг с другом людьми, как адвокат Корней и князь Георгий, потому что последний очень быстро привязался к Марине всей душой и позволял ей значительно больше того, что следовало бы по регламенту.

Конечно же, приходили к нему и низкие мысли, искусительные стократ ввиду некоторых особенностей положения — как-то, девственности Марии и объединяющей их двоих великой миссии, — но он гнал эти мысли прочь от себя как недостойные его должности и чина. В молодости изрядный баловник и повеса, князь Георгий теперь не тратил на женщин ни времени, ни внимания; дело всецело поглощало его. Разумеется, он помнил, как, испытывая Марию при их первой очной встрече, коротко приласкал ее женские органы. Он сделал это умело — пальцы сами сделали движение, некогда сводящее женщин с ума, — но даже тогда он не вожделел (хотя в силу самой сути испытания, приступая к нему, он не был еще уверен в Марии и поэтому мог относиться к ней как к любой иной женщине, годной на то, чтобы соблазнять и быть соблазненной); единственной целью использования им своего опыта было обмануть ее орган, заставить его сладко расслабиться, сделаться скользким, податливым и таким образом открыть то, что могло остаться не замеченным всеми предшествующими испытателями.

Да, тогда в нем не было вожделения; тем более не могло быть и теперь. Проясняя для себя свое отношение к Деве, он находил его сродни отеческому. Никогда не имевши детей, он смолоду полагал возню с ними занятием скучным и хлопотным; теперь же, в неуместном для того возрасте и в неуместный исторический момент, он будто наверстывал упущенное, получая несомненное удовольствие от соприкосновения с капризным и своенравным существом. Ему, одно движение чьих бровей повергало в трепет нижестоящих соратников, было уже даже немного скучно, если Мария не прекословила, вначале забавляя его, затем раздражая и выводя из себя, а затем своими льстивыми, многословными, пустыми рассуждениями гася его гнев и вновь становясь послушным ребенком. Он находил приятным и сам поддеть ее, подзадорить, а то и поторговаться с ней по самым ничтожным поводам. В такие минуты морщины на его суровом челе разглаживались; но, потворствуя этим забавам (хотя и вполне невинным), он испытывал что-то вроде стыда.

И даже еще более стыдно (хотя должно было быть наоборот) князю становилось в те моменты, когда Мария в их спорах была права по существу. В результате их последней встречи — той самой, когда она довела его до белого каления своим беспокойством о квартире — выявился пробел в работе юристов, вследствие чего пришлось расследовать деятельность подразделения и строго наказать виновных. Пришлось также специально снарядить экспедицию в заваленный бункер с тем, чтобы расчистить накопившийся за полтора месяца многотонный хлам, достать из-под него бесформенную глыбу редкого для Москвы геологического образования и затем, с предосторожностями вскрыв эту глыбу, извлечь из нее останки некогда живого существа для предъявления официальному следствию.

С помощью некоторых дополнительных мероприятий, проведенных одновременно с экспедицией, были добыты неопровержимые свидетельства сути происшедшего. Некто С., государственный служащий, занятый учетом московских подземелий, с определенного времени начал испытывать депрессию, возможно связанную со специфическим родом предмета своей деятельности. Депрессия эта явилась редко встречающимся в медицине сочетанием боязни как открытых, так и закрытых пространств. Очевидно, будучи всего лишь психическим расстройством, она еще не успела вывести С. из границ дееспособности, так как он умело скрывал ее от коллег по работе и соседей по месту жительства; тем не менее, жизнь его сделалась невыносима, и после долгих сомнений он решил разом покончить со всем.

Движимый раскаянием, С. явился к нотариусу и завещал все свое имущество, конечно же, клубу спелеологов, после чего известными ему одному ходами спустился под землю и принял мученическую смерть. Пакет с описанием маршрута, оставленный им у нотариуса для немедленного вручения клубу, был вскрыт в тот же день; к сожалению, ходы оказались непроходимы. Через какое-то время спелеологам пришла в голову мысль… и т.д. и т.п.

Уголовное дело было как заведено, так и закрыто; могущество Ордена простиралось далеко за пределы таких вопросов, невзирая на все мелкие личные слабости князя Георгия. Клуб вступил в права наследства; квартира в Крылатском была переоформлена едва ли не за один день; Марина получила письмо, являющееся требуемым основанием для временной регистрации по месту жительства, и вместе с уполномоченным представителем клуба прибыла в паспортный стол, чтобы получить эту регистрацию.

После окончания процедур она изъявила желание посетить князя Георгия и поехала в Романов переулок вместе с уполномоченным.

Князь принял ее, однако не сразу и с некоторым недовольством.

— В чем дело? — спросил он вместо приветствия. — Я не люблю незапланированных визитов; они и регламентом не предусмотрены.

— Совсем-совсем?

— Исключительно в экстраординарных случаях. Разве твой случай таков?

— Нет, ваше сиятельство, — огорчилась Марина. — Я просто хотела поблагодарить вас за квартиру и распить с вами в связи с этим бутылку шампанского.

— Брось эти совковые феньки, — скривился князь. — Да и что ты называешь шампанским? Знаешь ли ты, например, что настоящее шампанское должно выдерживаться не менее 27 месяцев внутри бутылки?

— Увы, ваше сиятельство, — окончательно сникла Марина, — в том смысле, что я это, конечно, знала, но откуда же у меня деньги на такое дорогое приобретение? Та скромная бутылочка, что я принесла с собой — всего лишь полусладкое китежского разлива, то есть, строго говоря, не шампанское вообще. Однако же оно стоит у меня полных два года, то есть уже 24 месяца, да еще на складе хранилось с недостающий квартал; таким образом, хотя бы срок выдержан, а самое главное — это от чистого сердца.

Князь живо вообразил, как Мария, сгибаясь под ветром и снегом, пугливо сторонясь вокзальных воров и изнемогая от недосыпа и усталости, тащит свое нехитрое барахлишко из Китежа в Москву. Там же, в котомках, в узлах — величайшее сокровище, эта тяжелая бутылка, предназначенная, видно, для особого случая… и ему стало неловко за свой снобистский кунштюк.

— Ну давай, — сказал он, почему-то с опаской покосившись на дверь и чувствуя себя заговорщиком — он, полновластный здешний хозяин. — Хотя бы холодное?

— Уж это точно, — подтвердила Марина, — я его поставила в холодильник неделю назад, не меньше — ну, как только отыскали труп. Жаль, что меня не было на вскрытии, — посетовала она, откупоривая бутылку, — вот бы я позабавилась, слушая их комментарии.

— Положим, вскрытия как такового не было, — заметил князь, подставляя стаканы под шипучую струю. — После твоих медицинских экскурсов я специально поинтересовался… За что пьем? за квартиру — или за упокой души несчастного С.?

— Первый тост должен быть за Орден, ваше сиятельство, — серьезно сказала Марина, — за наше общее дело и лично за вас; потом выпьем за квартиру (точнее, за ее легализацию вместе с моей пропиской); потом за мое оформление в клуб; а уж потом, если останется (в чем я сомневаюсь) — за упокой души. За вас, ваше сиятельство!

— Ты подхалимка, — сказал князь с притворно недовольной интонацией и внезапно почувствовал, что к его глазам подступают слезы. Я становлюсь старым придурком, подумал он неприязненно. Успеть бы выполнить жизненную цель… Боже, подумал он, сколько надежд я возложил на эту хрупкую девочку. Справится ли она?

Они выпили.

— Напиток лучше, чем я ожидал, — заметил князь. — Не зря ты везла его из Китежа и хранила целых два года.

Марина расцвела.

— Вы вправду так думаете, ваше сиятельство?

— Ну разумеется, — с важным видом соврал князь.

— О, как я рада! Но вы что-то собирались рассказать о вскрытии, ваше сиятельство, — напомнила Марина, облокачиваясь на стол локтями, пристраивая подбородок к своим сложенным рукам и преданно заглядывая в глаза князю. — Вы сказали, что специально поинтересовались и что вскрытия как такового не было.