Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

И бармен начал протирать стаканы, а официант подошел к столику и галантно сказал:

— Здравствуйте… Что будем сегодня?

— Здравствуйте, Вадик, — сказала Вероника. — У вас все еще есть «шеридан»?

— Невзирая на происки олигархии, — гордо сказал Вадик. — Как я понимаю, два «шеридана»?

— И два капуччино, — добавила Вероника. — Ведь тебе капуччино, — спросила она, — я правильно угадала, дорогая?

— Да, — улыбнулась Марина. — Ты угадываешь мои желания… — и она добавила, подождав, пока официант не отошел: — Я вторично спрашиваю себя, кто из нас должен быть чьим психоаналитиком.

— Не шути; но раз уж ты произнесла это слово, мне не терпится поскорее начать. У меня как раз есть на примете проблема, совсем свеженькая.

— Ну, давай.

Вероника придвинула к себе пепельницу и закурила.

— Проблема связана, конечно же, с ней. Ты была свидетельницей этого кошмарного случая… ты понимаешь, о чем я говорю. Ты даже с ней в церковь ходила. Не надо, — отмахнулась она на Маринин протестующий жест, — я не собираюсь рассуждать о твоей роли и так далее; меня больше беспокоит мой внутренний мир.

— Но вы должны были поговорить с ней об этом, — заметила Марина, — ведь ты приходила на следующий день. Если помнишь, меня как раз не было.

— В том-то и дело, — кивнула Вероника. — Возможно, если бы ты была, этот разговор проходил бы при тебе; а так ты ничего о нем не знаешь. В основном она делилась со мной своими переживаниями и гипотезами о Филипповых делах; когда я задала ей единственный вопрос, относящийся к своей скромной персоне, она ответила коротко и невнятно.

— Тогда ты должна рассказать мне подробности.

— Разумеется.

Подошел Вадик с кофе и «шериданом».

— Смотри, как надо пить, — сказала Вероника. — Это она меня научила. Нравится?

— Да.

Вероника издала тяжелый вздох.

— Ты остановилась…

— Я помню. Я спросила… причем, заметь, не сразу; я дала ей выговориться; я не перебивала ее, кроме как относящимися к делу вопросами, а также репликами, всячески подчеркивающими мой интерес, например: «Да ну!», «Да что ты говоришь!», «Неужели?» и так далее.

— Ага.

— Наконец, когда она уже стала повторяться, я сказала с интонацией естественной жалости: «Зайка, бедная Зайка… тебе было так плохо все эти кошмарные сутки!»

«Да, — сказала она, — не говори».

«Зайка, — спросила я, — но почему ты ни разу за это время не позвонила мне?»

Она похлопала Глазками и спросила:

«А зачем?»

«Как зачем? — аж оторопела я. — Разве я не являюсь твоей подругой? Разве я не должна делить с тобой невзгоды, утешать тебя, да и просто помогать делом в случае необходимости?»

«Нет, — сказала она, — этого ты не должна».

Я попросила ее пояснить эту мысль.

«Помнишь ли, — сказала она тогда, — как мы сидели в кафе… кажется, так давно, до начала нашего с тобой романа… и я говорила тебе, что ты — моя лучшая и единственная подруга?»

«Да», — подтвердила я. Чтобы ты знала, Марина: действительно был такой разговор, и он имел место в этой самой кофейне. Мы сидели, кажется, вон за тем столиком… впрочем, это неважно.

«А почему?» — спросила она.

«Что почему?»

«Почему я назвала тебя лучшей и единственной?»

«Потому что… Не помню».

«А потому, — напомнила она, — что ты одна мне не завидовала, не то что многие. Потому что мы не нуждались во взаимном сочувствии, то есть в дележке проблем… потому что обе счастливы были…»

«Почему были?» — удивилась я.

«Просто по правилам грамматики… Это было давно…»

«А сейчас — нет?»

«И сейчас тоже, — согласилась она, — потому-то я и не позвонила тебе. Не хочу делить с тобой тяготы и невзгоды; хочу делить постель, душ, оргазм».

Вот тут-то, Марина, я призадумалась. Конечно, я этого не выказала — свернула разговор опять на Филиппа и так далее… но чем дальше, тем больше меня точил изнутри червячок.

Сказав это, Вероника затушила сигарету и уставилась на Марину с выражением удовлетворения от выполненного долга на лице.

— Это все? — спросила Марина.

— Об этом разговоре — да.

Марина помолчала.

— Обрати внимание, — задумчиво заметила она, — начиная об этом рассказывать, ты сказала, что задала ей единственный личный вопрос. По ходу твоего рассказа я насчитала семь заданных тобой вопросов, не считая одной просьбы, а также еще нескольких вопросов, о которых ты могла забыть. Ты также сказала — вначале — что она ответила коротко и невнятно. Однако пересказанный тобой диалог не так уж короток; а ответ, который она в итоге тебе дала, на мой взгляд, вполне внятен.

— Какое это имеет значение? — удивилась Вероника.

— Как раз такие, казалось бы, мелочи в психоанализе особенно важны, — покачала головой Марина. — Они могут означать, например, твое подсознательное желание вытеснить эту тему, то есть принизить ее, объявить для себя незначительной, да и запихнуть куда подальше вовнутрь себя. Говоря мне, что ты задала ей единственный вопрос и притом получила на него короткий и невнятный ответ, ты как бы хочешь сказать вместе с тем: «Ерунда все это, Марина». Теперь ответь себе честно: ты уверена, что это действительно тебя беспокоит? Ты не фантазируешь?

— Боже, — сказала Вероника, — как это напоминает мне все то, что здесь было тогда… только она была мною, а я была как бы тобой. Конечно, ты понимаешь, — поправилась она, — это был просто разговор, без претензии на психоанализ.

— А что, — спросила Марина, — у нее были проблемы?

Вероника замялась.

— Уж не знаю, относится ли это к теме, — проговорила она нерешительно, — а если даже относится, могу ли я об этом с тобой говорить…

— Так не пойдет, — заявила Марина. — Если ты, по твоему же собственному признанию, открывала Фрейда, то должна была заметить, что непринужденный поток сознания пациента является одним из основных источников информации для врача. Я задавала тебе вопросы; ты отвечала, естественно перескакивая с одной темы на другую. Как ты думаешь, откуда эти перескакивания?

— Не знаю.

— Из глубин подсознания, — сказала Марина. — Ты постоянно проецируешь себя на Ану, равняешься на нее; впрочем, это естественно, так как ты ее любишь. Поскольку в вашем разговоре она вспомнила об этой встрече, а ты еще вдобавок пересказала мне этот разговор, теперь твоя естественная потребность — сделать то же, что и она, то есть упомянуть эту встречу в беседе со мной как бы уже независимо, от своего собственного лица…

— Это правда, — сказала Вероника. Она вдруг подумала, что делала Вадику заказ, по-обезьяньи воспроизведя давнюю Зайкину фразу о капуччино — фразу, на которую она тогда разозлилась ни с того ни с сего. Она вспомнила, как ей в тот раз стало стыдно за свою мелкую выходку. Какое счастье эта Марина, подумала она. Как ловко и бесстрастно она вскрывает глубинные пласты ее личности… ей, Веронике, никогда не хватило бы логики и решимости вот так безжалостно обозвать себя обезьяной.

— Ты все-таки не безнадежный пациент, — пошутила Марина, и Вероника жалко улыбнулась в ответ. — Теперь понимаешь мысль, да? Раз уж ты непринужденно вспомнила тот давний разговор, полагалось бы рассказать о нем полностью; однако вряд ли это полезно, так как прошло столько времени и изменилось столько вещей, что ты не расскажешь о нем иначе как в своей очень личной интерпретации. Вот если бы у нас была его магнитофонная запись… было бы интересно сравнить. Но у тебя же нет такой записи?

— Ай да вопросец… Я что, агент?

— Ну, мало ли… Может, ты настолько любишь ее, что записываешь свои с ней беседы на память.

— Хм.

— Значит, записи нет, — заключила Марина. — Что ж; в таком случае я должна задать вопросы о фактах — если не будешь врать, ответы на них позволят нам воспроизвести хотя бы основную суть того разговора.

— Да что ты прицепилась к тому разговору? Я тебе даже не успела рассказать о своем червячке!

— Странно, — пожала плечами Марина. — Я же спросила тебя: «это все»? Ты сказала — все.

— О разговоре, — подчеркнула Вероника. — Я сразу сказала — о разговоре. Но не о червячке.

— Ну что ж, — опять пожала плечами Марина. — Расскажи о червячке, если ты считаешь это важным.

— А разве это неважно? Я думаю, в этом суть.

— Суть чего?

— Чего, чего… Проблемы!

— Не тебе судить, в чем суть проблемы, — строго сказала Марина. — Мы что, сплетничаем? Если хочешь знать, я готовилась к этой встрече. Столько перекопала источников! Кстати, вовсе не одного только Фрейда; оказалось, современный психоанализ уже далеко от него ушел. Впрочем, ничего такого о себе я сказать не хочу; ты же знаешь, я никогда этим не занималась… но коли уж решили, изволь подчиняться правилам. Ты рассказываешь — я слушаю. Я спрашиваю — ты отвечаешь. А в чем суть чего, это не твое дело; а если тебе так не нравится, допиваем вкусненький «шеридан» и заканчиваем на дружеской ноте.