Евгения Марлитт - Вересковая принцесса

• Название: Вересковая принцесса
• Автор: Евгения Марлитт
• Жанр: Исторические любовные романы

«Эти записки я начала спустя два года после свадьбы. Рядом с моим письменным столом разместилась плетёная колыбелька, в которой среди подушек посапывал мой прекрасный светловолосый первенец. Я хотела записать мои переживания для этого маленького чудесного создания, на которое я всё время смотрела с удивлённым восхищением…»

---

— Это правда, всё правда — до последнего слова! — пробормотала она, поднимаясь. — Я благословляю покойную женщину, которая подслушивала!.. Дагоберт, здесь наша высокородная мать услыхала наш первый крик! Наша высокородная мать, гордая дочь герцогов фон К., как упоительно это звучит, и как они все падут ниц, эти дочки аристократов, которые морщили нос при виде приёмного ребёнка торговца! Боже, меня просто распирает от счастья! — вскричала она, сжав ладонями виски. — Он был прав, наш жестокий недруг в лавочном доме, когда сказал мне недавно, что я сначала должна вынести правду! Я оглушена!

— Ну что ж, — сухо и сердито сказал Дагоберт, вновь задёргивая шторы. — выплесни свои эмоции!.. Но затем я должен буду обратиться к твоему разуму — это бурное проявление чувств мне абсолютно непонятно… Мне не были нужны подобные доказательства, совершенно хватило сообщения Экхофа, да и оно было всего лишь лучом солнца, осветившим всё то, что уже жило в нашем сердце, нашей крови.

Шарлотта нежно поправила зелёный полог над колыбелькой.

— Благодари Бога за это душевное равновесие! — сказала она уже менее эмоционально. — Моя скептическая голова не давала мне покоя последние несколько дней… А вы, милая невинность, — насмешливо сказала она мне, — вы мололи вздор насчёт женского почерка и дамского плаща, который оказался весьма сомнительным, а эта комната с её деталями ускользнула от ваших глупых глаз!.. Неужели вы так ужасно простодушны?.. Одним-единственным словом вы могли избавить меня от мучений последних дней!

Я едва слушала этот горько-насмешливый голос и подавленно вспоминала патетические слова Экхофа о жизни, пробудившейся в запечатанных залах. Сейчас всё, что имело отношение к тайне двух давно умерших людей, было вытащено из-под толстого слоя пыли на свет божий … Как заботливо береглась эта тайна! Даже сестра принцессы прошла мимо, ничего не подозревая — кто знает, может те двое горячо желали сохранить покров тайны даже за порогом смерти?.. А теперь они лежали в могиле, прекрасная принцесса и мужчина с пятном крови на лбу, и не могли помешать чужим рукам и глазам рыскать здесь — или они вернутся, чтобы предостеречь, как считал мрачный фанатик? Эти комнаты, в которых прежде двигался лишь безмолвный солнечный луч, сейчас ужасающим образом наполнились жизнью. Снаружи буря билась о стены, а здесь с лёгким стоном под потолком тянулись потоки воздуха, медленно трепетали гардины на окнах, над половицами шуршали струящиеся дамские платья, открывая тут и там пятна света, беспокойно мечущиеся по фиолетовому кроватному пологу и таинственно пробегающие по затенённым углам — словно бедные души, осуждённые бродить между небом и землёй… Буря завывала в камине; она вымела из него на пол остатки пепла, пытаясь дотянуться до дребезжащих стеклянных дверей и сорвать с плафона и стен ясные лики богов и купидонов. Это было дерзко — среди всего этого движения украдкой копаться в тщательно оберегаемом наследии умерших; но я молчала — как мог бороться мой слабый голос с этой страстью и — сейчас я нашла слово для Шарлоттиного неистового поведения — с этой алчностью, жаждущей отличий и высокого положения?

Брат с сестрой стояли перед письменным столом, к которому я в прошлый раз отнеслась с большим благоговением — я едва позволила своему дыханию коснуться его поверхности, — а сейчас на нём в одну минуту были опрокинуты и перевёрнуты все предметы.

— Мамин герб на печати, письменном приборе и почтовой бумаге! — сказала Шарлотта — её голос всё ещё дрожал, но к ней её вернулось гордое спокойствие и уверенность. — И здесь старые конверты! — она вытянула несколько конвертов из-под пресс-папье. — «Её высочеству принцессе Сидонии фон К., Люцерн», — прочитала она. — Видишь, Дагоберт, все эти письма были в Швейцарии, посмотри на почтовые штемпели. Видимо, какая-нибудь доверенная особа ехала вместо мамы в путешествие, получала письма и переправляла их в «Усладу Каролины».

Дагоберт не отвечал. Он дёргал за замок стола — ключ отсутствовал; по словам Экхофа, именно здесь находилась папка со всеми документами Лотара. Пожав плечами, Дагоберт с мрачным лицом отвернулся, подошёл к оконной двери и посмотрел на улицу. Шарлотта небрежно швырнула конверты обратно на стол и направилась в другой конец зала. Там стоял рояль — я в прошлый раз его в спешке не заметила. Шарлотта тут же открыла его крышку и ударила по клавишам, которых, может быть, больше не должна была коснуться ничья рука — во всяком случае, они оказали сопротивление: с ужасным диссонансом, сопровождаемым дребезжанием оборванных струн, его звуки так пронзительно отразились от стен, что даже сильная духом Шарлотта отшатнулась и быстро захлопнула крышку. Она была испугана; но в ней не было даже намёка на ту сердечную робость, тот боязливый пиетет, с которым я в каждом из этих неподвижных предметов видела чувствительную душу. Она схватила ноты, лежавшие на рояле, и стала в них рыться; затем она вдруг вскрикнула и запела полуликующе-полуприглушенно: «Già la luna è in mezzo al mare, mamma mia si salterà!».

— Дагоберт, это то, что мама пела в салоне мадам Годен, это оно — здесь, здесь! — она помахала нотами в воздухе. Я не услышала ответа её брата и повернулась. Он стоял к нем спиной, согнувшись над письменным столом. Я подскочила к нему.

— Вы не должны этого делать! — сказала я, испугавшись звуков моего собственного голоса — так глухо и дрожаще он прозвучал; но я мужественно смотрела ему в лицо.

— Ну, что я не должен? — насмешливо спросил он, однако опустил руку, сжимающую какой-то инструмент.

— Взламывать замок, — твёрдо ответила я. — Я виновата, что вы здесь, за печатями, — ведь это я вас сюда привела; мне не надо было этого делать, это была большая ошибка, и я сейчас очень хорошо это понимаю… Но больше ничего не должно произойти, я этого не допущу! — вскинулась я, когда заметила, что он снова поднял руку с инструментом.

— В самом деле? — засмеялся он. Это было странно — его взгляд скользнул по мне, и в нём зажглось пламя, которого я никогда прежде не видела. — Как вы собираетесь мне помешать, вы, хрупкое, нежное создание? — насмешливо спросил он и быстро воткнул инструмент в замок — я услышала скрежет и скрип. Со страхом и гневом я схватилась обеими руками за его локоть и попыталась оттащить его от замка — и в тот же момент почувствовала, что его руки сомкнулись на моей талии, и он зашептал мне в ухо:

— Маленькая дикая кошка, не дотрагивайтесь до меня и не смотрите на меня так — это опасно! Ваши пьянящие глаза с самой первой минуты вскружили мне голову! Именно ваша дикая злоба привлекает меня, и если вы ещё раз меня оттолкнёте, как сегодня на лестнице, тогда посмотрим, что с вами будет — очаровательная, гибкая ящерка!

Я закричала, и он отпустил меня.

— Что за шутки ты тут шутишь, Дагоберт? — накинулась на него подбежавшая Шарлотта. — Оставь ребёнка в покое, слышишь? Она не для ваших лейтенантских шуток! Леонора находится под моей защитой, и баста!.. Между прочим, она права, невинная малышка! То, что тут заперто, мы не должны взламывать… Чего будут стоить бумаги, если мы вынуждены будем сказать, что мы их украдкой вытащили из-под судебных печатей?.. Они будут лежать здесь в целости и сохранности, пока в один прекрасный день не выйдут на белый свет во всём блеске. Они недоступны даже дяде Эриху — под теми печатями, которые он сам же повелел наклеить на двери. И нам больше не надо в них заглядывать — я знаю теперь так же уверенно, как дышу, что мы здесь родились, что мы стоим сейчас в доме наших родителей, на нашей собственной, унаследованной земле! — сказала она торжественно. — Слышишь? Буря благословляет нас!

Да, это был толчок, потрясший пол под нашими ногами, распахнувший балконную дверь, которую я в прошлый раз в испуге не закрыла как следует, и моментально заливший письменный стол потоками воды.

— Ха-ха, она благословляет нас и хочет показать, как надо действовать! — засмеялся Дагоберт и снова закрыл дверь. — Она не касается ценного стола руками в бархатных перчатках — нет, она говорит: «Сила против силы!»… Если действовать по-твоему и по советам Экхофа, то мне придётся выпрашивать у дяди Эриха каждый грош и выслушивать упрёки насчёт долгов, пока я не поседею, а ты в ненавистной зависимости останешься старой девой!

— Я и так ею буду, — ответила она, слегка побледнев. — Я никогда бы не вступила в неравный брак, но эти дворцовые лягушки мне до смерти противны… И я не хочу любить, не хочу!.. У меня совершенно другая цель — я хочу стать настоятельницей женского монастыря — и многие будут под моей властью, многие из тех, кто меня задевал — пускай они поберегутся!.. Я, кстати, тебя не понимаю, Дагоберт, — сказала она, переводя дыхание. — Мы ведь давно договорились, что откладываем всё до января, когда ты будешь переведён сюда, что до этого мы будем молчать и собирать информацию. Мне будет довольно тяжело выдержать всё одной — мне трудно уже сейчас глядеть дяде в глаза, не имея возможности сказать ему: «Ты лжец!», общаться с Флиднер, которая вечно делает дружелюбно-мирное лицо и систематически позволяет обкрадывать нас — злобная кошка! И ведь она мне действительно нравилась!.. Мне это будет исключительно тяжело, но ничего не поделаешь, это надо вынести! Экхоф, беспрестанно проповедуя осторожность и спокойствие, абсолютно прав!