Евгения Марлитт - Вересковая принцесса

• Название: Вересковая принцесса
• Автор: Евгения Марлитт
• Жанр: Исторические любовные романы

«Эти записки я начала спустя два года после свадьбы. Рядом с моим письменным столом разместилась плетёная колыбелька, в которой среди подушек посапывал мой прекрасный светловолосый первенец. Я хотела записать мои переживания для этого маленького чудесного создания, на которое я всё время смотрела с удивлённым восхищением…»

---

Изумительный аромат заструился мне навстречу… Это были принесённые садовником цветы; прекрасные и бледные чайные розы свисали тяжёлыми гроздьями, и — о Боже! — снизу все эти роскошные розы, азалии и камелии охватывал венок из цветущего вереска! Как чутко садовник всё продумал!.. Я отбросила перо и погрузила руки в цветущие стебли… Перед моим взором возникла крыша Диркхофа, над которой безостановочно жужжали пчёлы; я услышала крики сорок над вершинами дубов… Я видела, как старая сосна изнемогает под палящим послеполуденным солнцем, а жёлтые цветки дрока сверкают, как звёзды, на лилово-пурпурном ковре цветущего вереска… Голубые бабочки! Вот я бегу за ними к берёзе через густые ивовые заросли, и мои горячие босые ноги внезапно попадают в восхитительно прохладный ручей!.. Я очнулась и решительно обмакнула перо в чернила, изобретённые, несомненно, специально для моих мучений. Но надо продолжать! «Мы с отцом живём у господина Клаудиуса в К., это на случай, если ты соберёшься мне написать и сообщить, как дошли деньги по почте». — Точка! Составлено хорошо, но сможет ли она это прочитать? Илзе всё время утверждала, что в моей писанине нельзя найти никакого смысла, поскольку буквы «стоят вкривь и вкось друг за другом». — Ах, там на газоне затанцевал журавль, и целая стая цесарок испуганно упорхнула за каменное ограждение пруда — из кустарника вышел Дагоберт; он размахивал тростью в такт широким шагам, целенаправленно направляясь к «Усладе Каролины»… Я испуганно пригнулась, поскольку он безотрывно смотрел на окно, за которым я сидела. Нет-нет, он не войдёт — с моей стороны было бы просто глупо поддаться мгновенному порыву и побежать закрывать дверь!.. Он пошёл наверх, в библиотеку; я слышала его гулкие шаги на последних ступенях каменной лестницы… Боже, как же много всего происходит в мире, как много можно увидеть и пережить, и при этом находятся люди, которые целыми днями пишут, склонившись над безжизненной бумагой, — как, например, господин Клаудиус над своими огромными фолиантами в главном доме!..

Ну, ещё подпись: «Твоя племянница Леонора фон Зассен», а затем адрес, который я тщательно, буква за буквой, списала со скомканного фрагмента письма моей тёти… Слава Богу! Это было первое и, конечно, последнее письмо в моей жизни — я никогда больше не буду этим заниматься! Перо снова лежало на старомодной чернильнице — я желала ему от всего сердца вечного покоя!..

Илзе должна была скрепя сердце наложить на конверт пять печатей. Затем она брезгливо, в кончиках пальцев, словно письмо могло обжечь, собственноручно отнесла его на почту — она не могла доверить такие деньги чужим людям.

Всякий раз, когда я вспоминаю об этом жалком письме и его последствиях, я думаю о невинной птичке, которая по незнанию принесла на прекрасную цветущую клумбу семечко злого, бурно растущего сорняка.

15

Фирма Клаудиус была основана очень давно. Она пользовалась известностью ещё в первой половине семнадцатого века, когда во время охватившей весь мир голландской тюльпаномании за три луковицы сорта «Вечный август» («Semper Augustus») давали тридцать тысяч гульденов — сумму совершено непостижимую в наши дни. Своё огромное состояние Клаудиусы нажили главным образом в ту эпоху. Они освоили тюльпановую ветвь цветочной индустрии и выращивали ценнейшие сорта этих прекрасных цветов. Говорят, что в немецких оранжереях Клаудиусов выводились известнейшие экземпляры, продавались в Голландию по баснословным ценам, адаптировались там и отправлялись в торговлю под голландским штемпелем… Но чем больше становилось богатство торгового дома, тем честнее, скромнее и сдержаннее по отношению к миру вели себя владельцы фирмы. Они придерживались строжайшей мещанской простоты, и в череде завещаний и последних распоряжений будущим наследникам неизменно присутствовало суровое напоминание о самодисциплине, честности и избегании всяческой роскоши под угрозой лишения наследства в случае неповиновения.

Именно поэтому мрачный фасад тёмного каменного дома на отдалённой городской улице никогда не знал украшающей реставрации… Все Клаудиусы жили здесь — в том порядке, в каком они приходили в мир, — и служебное помещение фирмы, огромная каменная комната с коричневыми обоями, выглядела сегодня точно так же, как и в те времена, когда в ней упаковывались ценнейшие луковицы, из которых перед лихорадочно восхищёнными глазами тюльпановых фанатиков должны были вырастать деспотически царственные прекрасные цветы.

Старые владельцы, которые одной рукой ухаживали за нежными цветами, а другой сковывали потомков железными путами и бронёй, должны были знать, что изменение и разнообразие видов не укладывается в прокрустово ложе законов, и будь они мудрее, они бы перенесли этот цветочный опыт и на человеческую натуру, к несомненной пользе последней.

Эберхард Клаудиус, по всей видимости очень одарённый человек, сильно страдал от закоснелых традиций дома, но он сумел себе помочь. Рассказывали, что его красивая, благородная и страстно любимая жена впала в меланхолию в мрачных покоях главного дома… И вот однажды — о чём мир не подозревал — появились чужие рабочие, которые под руководством французского прораба и архитектора выкорчевали древние деревья в огромном лесном массиве, стоящем на землях фирмы за каменной оградой, и постепенно возвели в лесной чаще нарядный замок, полный света и шёлка, с порхающими по стенам купидонами и зеркалами до потолка, отражающими во всём блеске красоту обожаемой женщины. И в день, когда бледная красавица в первый раз обошла сказочно наколдованный пруд и в залитом солнцем холле ликующе бросилась на шею нежному и заботливому супругу, замок был назван в её честь «Усладой Каролины».

Эберхард Клаудиус также заложил кабинет античности, богатую библиотеку и собрание рукописных раритетов. Он объездил всю Италию и Францию и с редкостным чутьём знатока разыскивал и привозил домой сокровища науки и искусства, которые, однако, на немецкой земле, в покоях «Услады Каролины» пребывали в таком же укромном уединении, как и прекрасная, вновь расцветшая женщина.

После Эберхарда хозяином дома стал его сын Конрад, который повернул всё на старые рельсы. Он с пуританской строгостью установил прежние порядки, а «Усладу Каролины» как объект рафинированной роскоши, противоречащий духу предков, решительно запер на замок. Ростки разнообразия проявились вновь лишь в его внуке, Лотаре Клаудиусе. Лотар категорически отказался представлять фирму, когда он и его младший брат Эрих рано лишились родителей. Буйный темперамент Лотара подвигнул его на военную карьеру. Он быстро рос по службе, был пожалован званием дворянина, стал адъютантом и любимцем владетельного князя. «Услада Каролины» снова была открыта. Замок изумительно подходил для обитания честолюбивого офицера, отмежёвывающегося от своего старого торгового рода. Чтобы выразить протест против любой, даже самой отдалённой общности с главным домом, Лотар велел соорудить перед мостиком со стороны «Услады Каролины» надёжно запертую дверь.

Молодой красавец офицер наслаждался своим лесным одиночеством, а в главном доме делами фирмы заправлял бухгалтер Экхоф — так было до тех пор, пока из своего путешествия не вернулся воспитанный в интернате Эрих Клаудиус, который, будучи верен старым традициям, с железной выдержкой и огромным желанием работать вступил во владение наследством.

В сокровищах кабинета античности бравый офицер разбирался так же слабо, как и его предшественники. Коробки и ящики в подвале не трогались вот уже много лет, когда на трон взошёл молодой герцог, страстно увлекающийся археологией. Мой отец, один из крупнейших авторитетов, был призван в К., а любители античности начали появляться при дворе как грибы после дождя — его высочество мог бы выстлать ими свою резиденцию. Разговоры на княжеских балах велись вокруг греческих, римских и этрусских древностей, а с розовых губок грациозных танцовщиц слетали такие серьёзные слова, как нумизматика, глиптика и эпиграфика.

Весть о новой дворцовой моде была принесена в тихий торговый дом Дагобертом. Фройляйн Флиднер, которая появилась в семье ещё при жизни последней фрау Клаудиус, матери Лотара и Эриха, а потом согласно завещанию осталась в доме смотрительницей и домоправительницей, вспомнила о собранных в подвале античных раритетах. Дагоберт поставил в известность моего отца. Отец много раз потом рассказывал, что скучный и тёмный фасад мещанского дома вначале посеял в нём сомнения, но он всё же вошёл туда и попросил у хозяина разрешение на исследование. Господин Клаудиус такое разрешение дал, хотя, видимо, не особенно охотно. Ранним утром отец спустился в подвальные помещения «Услады Каролины» и не показывался оттуда целый день; он не ел, не пил и словно обезумел от возбуждения — перед ним открылся поистине гигантский кладезь сокровищ науки… Господин Клаудиус разрешил распаковать и выставить находки и обеспечил отца апартаментами на первом этаже и неограниченным доступом в библиотеку.