Юрий Колесников - Занавес приподнят

• Название: Занавес приподнят
• Автор: Юрий Колесников
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Роман Юрия Колесникова динамически воссоздает панораму предвоенной Европы, отражает закулисную возню различных ведомств гитлеровской Германии в канун подготовки к вероломному нападению на Советский Союз. В книге рассказывается об интернациональном коммунистическом движении против фашизма, а также разоблачается антинародная сущность сионизма и его связь с фашизмом.

Роман призывает к бдительности, готовности дать отпор любым авантюристическим проискам, которые могут привести мир к войне.

---

С этими словами долговязый комиссар в упор посмотрел на низенького и, встав из-за стола, не торопясь прошелся по комнате. Остановившись перед продолжавшим сидеть Стырчей, Ионеску начальственным тоном повторил вопрос.

Подкомиссар вскочил и поспешно ответил:

— Персонально я считаю, что надо повторить обработку… Должен согнуться… Душу из него вытрясу!

— Не кажется ли «персонально тебе», Стырча, что достаточно нам попусту терять время? И что вся наша возня с ним выглядит уже глупо?

Мрачное лицо подкомиссара еще больше потускнело. Теперь ему стало совершенно ясно, что вину за поспешность ареста и безрезультатность допросов бессарабца комиссар Ионеску намерен свалить полностью на него одного. Это выводило Стырчу из равновесия.

— Как прикажете понимать вас, господин шеф? Быть может, порекомендуете, прежде чем брать за жабры того или иного заподозренного в коммунистической деятельности, молиться на него?..

Подкомиссар смолк. Ионеску спокойно прошел к столу, равнодушно оглядел лежавшие на нем бумаги, полистал и снова молча стал прохаживаться по кабинету.

Пауза затянулась.

— Что ж, ответ твой, Стырча, вполне естествен... — не спеша произнес комиссар Ионеску, — Молиться, бесспорно, надо, но только в храме! А в сигуранце его величества, многоуважаемый подкомиссар, надо все же работать с умом…

— Прошу извинить меня, господин шеф, если я сказал что-то не так, как следует… Но и вы, и господин инспектор Солокану были уверены, что после первой же обработки бессарабец не только вскинет лапки и заговорит, но чуть ли не запоет как по нотам!.. Кроме того, в резерве у нас была очная ставка…

— Правильно, — перебил его комиссар. — Очная ставка — надежное средство. Но только в том случае, если ее толково подготовить. Тем более когда имеешь дело с предполагаемым коммунистом! Я, например, на это и надеялся, а ты не информировал меня, что твой осел видел руснака всего однажды, к тому же ночью, мимолетно… И потому — хочешь или не хочешь — твердой уверенности теперь нет в том, что твой оболтус в самом деле не ошибся. Особенно после того, как он здесь ляпнул, будто бы узнал его по голосу…

Стырча опустил голову. Ему нечего было возразить, хотя доводы шефа его не убедили.

— Руснака придется отправить в Вэкэрешть, — решительно заключил комиссар. — Пусть посидит там, пока мы не нащупаем след Илиеску…

— Ваше право, господин шеф, — пожав плечами, нехотя ответил подкомиссар Стырча. — Но была б персонально моя поля, я б ему душу и мозги вывернул наизнанку!..

— Если у тебя нет других дел, забавляйся, — с недовольной усмешкой произнес долговязый. — От нас он никуда не уйдет… А пока что оформляй его как подследственного коммуниста и отправляй. Выдержит там — его счастье. Нет? Бог с ним. Не нам тогда придется объясняться. Я имею и виду, перед его родными…

Комиссар зевнул, тоскливо глянул на часы, достал сигарету и, прикурив от тлевшего в пепельнице окурка, добавил:

— Так что не задерживай. Надо хотя б на Новый год прийти домой пораньше. Готовь документацию — подпишу… И на этом закончим нынешний год. Пускай уходит ко всем чертям… Сколько помню, — он вновь зевнул и весь передернулся, — со времени забастовки железнодорожников на Гривице в тридцать третьем коммунисты не поднимали так голову. Обнаглели! Так что в новом году дел будет у нас невпроворот. Засучив рукава придется выполнять постановление его величества… Читал? Каленым железом приказано очищать страну от красных. Как Гитлер в Германии и Муссолини в Италии! Иначе в самом деле нам не справиться. Вот так-то, Стырча… А сейчас надо кончать. Оформляй!

* * *

После полудня со звоном защелкал дверной замок камеры. Томов поднялся с откидных дощатых нар и выжидательно посмотрел на вошедшего полицейского с розовым, как у молочного поросенка, лицом.

— Эй, спион, вставай! — насмешливо произнес полицейский с замусоленной сержантской нашивкой поперек сморщенного, как высохшая арбузная корка, погончика. — Одевайся поживей, слышь?! На новую фатеру поедешь!..

Томов решил, что его переводят в другую камеру. С трудом натянул он ботинки на распухшие от побоев ноги, сгреб в охапку изодранную на допросах фельдфебельскую куртку, заменявшую ему пиджак и пальто, и, стиснув зубы от нестерпимой боли в ступнях, шатаясь, направился к двери.

— Постой, постой! — остановил его сержант. Осмотрев камеру, он вперил в Томова насмешливый взгляд. — Ничего больше у тебя нет, что ли?

— Нет.

— Какой же ты, чертов пуп, важный спион, если на тебе одна рвань? — Полицейский вновь оглядел арестованного. — Вон сидит тут еще один спион, так тот одетый, как туз! Пьет кофе с ромом, кушать изволит антрекотец да в потолок поплевывает! Ему все из ресторана подай! Вот это спион так спион, а ты что?!

— Я не шпион, — буркнул Илья.

— Ишь ты! «Не спион»! Так я тебе и поверил… Давай, «не спион», топай. Там разберутся, кто ты есть… «Я не спион»!

Каждый шаг по длинным коридорам отдавался острой болью во всем теле, и Илья думал только о том, чтобы не упасть. От резкого запаха карболки и керосина, которыми здесь все было пропитано, кружилась голова.

В просторное и мрачное помещение он вошел, едва держась на ногах; не подымая головы, дошел до невысокой деревянной перегородки, оперся на нее обеими руками, окинул взглядом все помещение и… вздрогнул. В дальнем углу за маленьким столом сидел и что-то сосредоточенно писал Лулу Митреску. Илья сразу вспомнил памятный вечер своего ранения и охмелевшую девицу из какого-то притона, с которой волею судьбы ему довелось ехать в такси. Оказывается, попутчица вовсе не фантазировала, жалуясь на своего экс-любовника, будто бы пошедшего на службу в сигуранцу. Томов теперь воочию мог убедиться, что бывший квартирант пансиона мадам Филотти совершенно законно представляет власти…

Томов изредка бросал короткие взгляды на «покорителя сердец». Он был все такой же: та же блестевшая, как смола, и хорошо уложенная шевелюра; длинные, достигавшие середины щек, острые, как пики, бакенбарды и отращенные на английский манер узенькие усики; атлетическое сложение и важная поза придавали ему вид знатного человека. Ему, как оказалось, повезло. Когда поздно ночью он направлялся к своей новой содержанке из отеля «Роял», его внимание привлекло какое-то белое пятно на дворцовой ограде. Подойдя ближе, он обнаружил листовку. При свете зажигалки тут же пробежал несколько строк, убедился в крамольном содержании листовки и моментально побежал в сигуранцу. Он был бесконечно рад, что первым оповестил охранку, и теперь усердно трудился, сочиняя, как выглядели «неопознанные лица», за которыми, рискуя собственной жизнью, ему будто бы пришлось долго гнаться, так как преступникам все же удалось скрыться в парке Чишмиджиу.

Лулу настолько углубился в сочинение рапорта, что, к счастью Томова, не поднимал от бумаги глаз, пока дежурный комиссар вносил в объемистый журнал данные об арестованном бессарабце и заполнял голубую карточку — на лиц, находящихся на учете в генеральной дирекции сигуранцы.

Встреча с бывшим младшим лейтенантом армии его величества Томову не предвещала ничего доброго. Он вздохнул с облегчением, когда его наконец провели в соседнее помещение. Здесь им занялись всерьез: наголо остригли, сияли отпечатки пальцев, сфотографировали в нескольких ракурсах, описали приметы, заковали ноги и руки в кандалы. Все это делалось торопливо, и Илья никак не мог понять, чем вызвана такая спешка… Наконец его передали в распоряжение рослого пожилого полицейского, вооруженного помимо пистолета еще и карабином.

Расписавшись в приеме арестованного и находящегося при нем казенного имущества — двух пар кандалов с тремя замками, а также большого желтого конверта в сургучных печатях с оттисками королевской короны, полицейский проверил, прочно ли прилегают кандалы к ногам и рукам арестованного.

Закончив осмотр, он зарядил карабин полной обоймой и один патрон вогнал в ствол. Потом поставил затвор на предохранитель и деловито сказал:

— Поедешь Новый год встречать! Но пусть упасут тебя, парень, святые апостолы — шалить дорогой… Так и знай: на месте, без предупреждения…

Полицейский выразительно похлопал ладонью по затвору карабина. Сержант, сопровождавший Томова из камеры, ткнул локтем своего напарника, пожилого полицейского.

— Силен, бродяга! Рубанет так рубанет, аж мурашки по телу бегут… Слыхал? Без предупреждения!..

Пожилой полицейский поддакнул, а конвоир, услышав одобрительные отзывы о себе коллег, весело подмигнул им, ухарски закинул на затылок облезлую шапку из черной овчины с огромной кокардой, увенчанной засаленной королевской короной, выругался достойным его величества образом, приоткрыл дверь и гаркнул:

— Валяй уперед… и без всяких мне дискуссий!