Оксана Демченко - Демченко Оксана

• Название: Демченко Оксана
• Автор: Оксана Демченко
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9922-1315-7

Ты сын вождя, наследник славы великого деда, получивший право стать воином огня. Вот бледные, и они враги,— все просто. Бери по праву победителя что пожелаешь, бери и не сомневайся! Пусть гудит гневом пламя, дарующее силу. Ты уверенно владеешь им… однако не владеешь собой. Стоит ли победа в бою такой жертвы? И какие еще принесешь ты, стремясь к величию? И от чего откажешься, чтобы, повзрослев, остаться собой в большом мире, где нет простых путей и однозначных ответов?

---

   - Нет, они заняты, Гух привел меня, - ответил Ичивари, еще раз внимательно осматривая ручей и деревья поблизости, вслушиваясь и принюхиваясь. - Что за беда, Маттио?

  Лес был тих, даже слишком тих. Конечно, надо помнить: недавно его обитателей вспугнули собаки, да и охотники шли, не таясь и наоборот, намеренно себя показывая и перекликаясь. Старика они, если застали, видели, лошадь - тем более. Почему не увели с собой? Потому что он ждал вождя. И еще наверняка сыграло роль то, что махиги к трусости нетерпимы.

   - Если бы одна беда... Лошадь там, за ручьем, хорошо бы, хоть она не убежала, - запричитал старик. - Я спрятался и, кажется, сам себя перехитрил, камни скользкие... У вас есть веревка?

  Ичивари остановился на середине бревна, даже присел, стараясь рассмотреть уступ, на котором кое-как держался старый Маттио. Затем он пересек ручей и с края лощины заглянул вниз, нагнувшись и цепляясь за древесные корни.

   - Гух, приведи коня, - велел сын вождя. - Маттио, веревка не нужна, я дотянусь, давай руку. Надо же, как угораздило... Крепче держись, все будет хорошо, вот так.

  Пришлось лечь на землю и, цепляясь одной рукой за удобный корень, нагнуться вниз, вытягивая руку и почти сползая по склону. Маттио часто вздрагивал всем телом, втягивая воздух и стараясь хоть как-то удержать в узде свой страх. Одну руку неловко подавал, а второй продолжал цепляться за камни. Приблизился звук конских копыт, и Ичивари, уже изрядно сердитый на неловкость старика, решил попросить Гуха о помощи. Но тот и сам догадался, мимо плеча скользнула веревка. Маттио заулыбался, поверив в свое спасение, куда решительнее вытянул руку и вцепился, вот дурной старик, не в веревку, а в запястье, дергая на себя и налегая всем весом. Сын вождя успел подумать: не зря дед говорил, трусы норовят спасающих или утопить, или отправить в пропасть... Потом мир погас, сгинул в коротком свисте и сжигающей затылок боли.

  ***

  'Слово, смысл которого я утратил окончательно, размышляя, - это жестокость. Что люди называют жестоким и в каких обстоятельствах? Дарующий добр, это мне внушали с детства. Он учит людей прощению и примирению. Но разве не жестоко это: отказаться от наказания злодеев? От воздаяния, не являющегося местью, но всего лишь дарующего право жить спокойно... И разве не жестоко пытать еретиков и насаждать веру огнем и мечом? Разве не жестоко собирать подати после неурожая, обрекая целые поселки на вымирание? Или закрывать ворота города, пораженного мором, чтобы зараза не покинула его, хотя такое решение погубит многих еще живых, попавших в ловушку стен... Я не знал никогда настоящего смысла жестокости, но и отчета себе в том не отдавал. Здесь, на берегу зеленого мира, которому его жители до сих пор не дали общего и единого имени, я совсем иначе взглянул на жестокость. Люди Сакриды или Тагорры в большинстве своем не жалеют других, но не забывают щадить себя. Их жестокость есть лицемерие, двойственность оценки. Разные гири на весах для своих и чужих... Жестокость зеленого мира страшнее, проще и честнее.

  Моя жена, моя Шеула, самое светлое и доброе существо, в котором я не вижу и тени зла, недавно зарезала махига, пытавшегося убить девочку - сакрийку. Зарезала спокойно и уверенно, не меняясь в лице. Вытерла нож и сказала: он был бешеный, теперь никому не навредит. И так же спокойно осмотрела свою руку, распоротую до локтя ножом этого обезумевшего от жажды мести существа... Одиночки, похоронившего семью и пожелавшего уничтожить всех бледных. Шеула не жалела ни его, ни себя, ни меня, исполняя то, что сочла необходимым. Мои соплеменники называют это дикостью. Не знаю... Уничтожать целые племена во имя золота - достойно, а убивать отдельных людей - недопустимо. В здешней дикости есть огромная и для меня непосильная жестокость к себе самим. Безжалостность, запрещающая бояться и проявлять страх. Быть слабым и прятаться за чужие спины. Каждый из них стоит лицом к миру и смотрит своими странными глазами, звериными, малоподвижными, пристальными. Каждый непредсказуем, как северный медведь. Словно они рождаются взрослыми и в то же время так и не узнают до самой смерти, что в мире существуют добро и зло. Для них нет двух чаш и равновесия, потому что нет тьмы и света. Есть жизнь, величайший закон мира. И они - живут... А я только смотрю и пробую учиться.'

  Рёйм Кавэль, 'Размышления о душах'.

  Гуха успели найти живым только благодаря фермеру из непризнанного еще стариками рода дуба. Потоптавшись и покивав вслед сыну вождя, бледный занялся своими делами. Но время от времени он настороженно поглядывал на улицу. И, когда обещанные полчаса растянулись до полутора, когда колокол на университете подтвердил: нет ошибки в учете времени, фермер решительно отставил плетеную корзину с зерном. Позвал младшего сына - одному идти к дому вождя как-то неловко - и зашагал широко, даже несколько поспешно в сторону улицы Секвойи. Встретил на полпути Джанори и излил свои сомнения ему, как привык делать за долгие годы не только он, так поступали едва ли не все бледные поселка...

  Джанори не успел ничего ответить: с некоторых пор неразлучный с гратио Банвас стоял рядом, все слышал и тотчас взревел в голос, оповещая о происходящем всех без разбора. Залаяли собаки, хозяйки прильнули к окнам, а затем и захлопали дверьми, на всякий случай высматривая детвору - все ли рядом и все ли целы. Дети стайками стали собираться и перекликаться, бросив игры. Подошли воины, выслушали и бегом, не мешкая, повторили путь Чара и Гуха до лощины. Ученика Маттио нашли за ручьем, в ельнике, лежащего ничком в луже крови. Порадовались единственному, что вызывало надежду: дышит, пусть редко и так слабо, что пух у ноздрей едва вздрагивает - но ведь дышит... Раненого понесли в поселок. Охотники немедленно занялись осмотром леса. Нашли след копыт, ведущий к западу и довольно скоро поймали лошадь, усердно выщипывающую мох с крупного древесного корня у заводи чуть ниже переправы. Ручей Типпичери здесь разливался небольшим озерком, а далее к морю тек лениво и медленно, довольно глубокий, хоть и узкий, зажатый берегами. Привязанная на короткую веревку лошадь изрядно затоптала берег, что не помешало охотникам разобрать следы двух человек и уверенно указать: их ждала лодка, маленькая, легкая. Может быть одна, а может - две, этого понять нельзя.

  Ближе к вечеру у дома вождя уже стояли два связанных по локтям махига, те самые, кто осматривал северный лес, но не заметил в нем коня и людей. Старший из воинов, это знали все, был сыном сестры вождя Ичивы. И старики, и даже бледные столицы слышали: он много раз сетовал на то, что власть досталась вымирающему племени гор, что Магур принимает решения, хотя его народ мал и слаб, а Даргуш поддался старику и своего голоса не имеет.

   - Но пойти на сговор с людьми моря... - недоумевал вождь, глядя мимо пленных, на запад. - Что они пообещали? Я не в силах поверить в окончательное предательство зеленого мира. Все, кто помнит вторую войну, помнят и ваше в ней участие, достойное махигов.

   - Войнам конец. Мирный договор уже подписан, это я сказал, истинный воин рода секвойи, - гордо вскинул голову старший из пленных. - Надо принимать новые времена. Там, за морем, короли - и нам требуется король. Там сила - и мы покажем силу. Ты полагаешь себя победителем, боковой побег большой семьи, задушенный рощей старых кедров? Зря. Огонь очистит лес! Сюда идет наставник Арихад и с ним воины огня. Развяжи нас и склонись перед неизбежным.

   - Они утром были у пещер и ничего не знают о судьбе ранвари, - вздохнул Магур, избегая смотреть на воинов. - Короли... Сколько надо выпить настоя на грибах, чтобы вслух и при всех признавать предательство и полагать себя умными и правыми! - Пожилой махиг развернулся к воинам и, глядя в упор на старшего, спросил: - Где мой внук?

   - Это условие договора о мире, - с нездоровым блеском в глазах и столь же пугающей радостью в голосе ответил пленный. - Один из махигов должен жить на берегу бледных, и это мудро! Мы отдали самого достойного. Он в полной безопасности, с ним будут обращаться, как с послом. Знатным послом, все же дед его был великим вождем из рода секвойи! Честь оказана ему!

   - Что же не отправил своего сына? - уточнил вождь, своим неизменно ровным тоном хотя Магур видел, чего стоит приемному сыну спокойствие.

   - Король Арихад избрал его наследником власти, - гордо выдохнул пленный. - Пусть я умру, меня не страшит эта участь, но род секвой и больших елей пребудет у власти и приведет зеленый мир к расцвету.

  - Самое худшее то, что Шеула до сих пор без сознания, - отворачиваясь и давая знак увести пленных, пробормотал Магур. - Поспешили мы с лечением Утери... но и медлить было невозможно.

   - Мы не убоимся пыток и не скажем того, что причинит вред договору! - выкрикнул второй пленник, молчавший до сих пор.

  Все больше людей собиралось у дома вождя, в толпе шуршали невнятным шепотом пояснения для тех, кто еще не знал самого худшего. И пленные слышали слово все чаще и громче повторяемое с отчетливым презрением, режущее слух и оскорбительное, вовсе не похожее на то, чего они ждали: 'машриг'. Так мавиви в первую войну назвали худших из людей моря, тех, чья душа - холодный пепел, не способный уже возродиться даже огнем. Мертвый, как прокаленная большим пожаром земля, в которой погибли все семена грядущего. Много слез над такой приливает дождь, чтобы дать ей новую надежду.