Анна О’Брайен - Меч и корона

• Название: Меч и корона
• Автор: Анна О’Брайен
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9910-1848-7

Она была рождена повелевать и править, как и десять поколений ее предков! Элеонора Аквитанская пошла под венец с Людовиком VII, чтобы разделить с ним французскую корону. Но для молодого супруга лоно Церкви было желанней ее лона: он проводил ночи в молитвах, она же если и молилась, то только о даровании наследника. Власть стала ее богом, и ради нее она, женщина, отправится в Крестовый поход и неимоверными усилиями добьется развода. И только потом поймет, что означает быть любимой.

---

Но где же тогда он?

В одной из передних я столкнулась со слугой — совсем юным, вероятно, пажом. Увидев меня, он вздрогнул и низко поклонился.

— Где Его величество? — спросила я, старательно выговаривая слова на langue d’oeil.

— На богослужении, госпожа.

Разумеется. Почему я об этом не подумала?

— У его величества есть своя часовня во дворце?

— Да, госпожа. Часовня святого Николая.

— Ты проводишь меня туда?

— Слушаюсь, госпожа… Только это без толку…

— Отчего же?

Может, я не поняла ответа? Да нет, кажется, поняла.

— Я отведу вас туда, госпожа, только Его величество сейчас не во дворце. — Во взгляде пажа читалась жалость, что я не ведаю простых вещей. — Его величество сейчас в соборе Парижской Богоматери.

То есть в том просторном сооружении, что высилось на острове Сите недалеко от дворца[27].

— Он рано встал? — осведомилась я.

— Он все время находился там, госпожа. Всю ночь. Его величество часто бывает там, больше, чем во дворце. У принца… у Его величества в соборе имеются покои, в которых он живет.

— А когда он воротится сюда?

— Его величество, — неопределенно пожал плечами юноша, — проводит в соборе обычно весь день. Он посещает все богослужения и…

Я взмахом руки прервала его речь, ибо истина уже открылась мне. Значит, Людовик, едва ступив на землю Парижа, сразу вернулся к своим монахам. Жесткую лежанку в келье он предпочитает моему ложу. При мысли об этом в моей памяти всплыл вчерашний эпизод. Вот теперь я поняла, отчего это вдовствующая королева так настаивала, чтобы ее сын непременно присутствовал на пиру. Понятно, что она знала его нрав и опасалась, что он тут же умчится к монахам, едва выйдет из ее покоев. Она знала его куда лучше, чем я! Ну, скоро я этот недостаток исправлю. Кровь быстрее заструилась в моих жилах.

— Мне нужно, чтобы ты проводил меня в собор, — взволнованно приказала я.

В сером свете зари Нотр-Дам приник к земле, темный, едва заметный, похожий на спящего дракона — такого я видела на картинке в одной старой книге, что хранилась в дедушкиной библиотеке в Пуатье. Мой спутник — Гийом, так он представился, — большей частью хранил молчание, чрезмерно напуганный тем, что ему пришлось сопровождать саму королеву и не ведающий, с какой целью я пожелала посетить Нотр-Дам в столь ранний час. По широкому сводчатому главному нефу он провел меня к алтарю, у которого слышалось пение монахов, громко возносивших к небесам молитвы заутрени.

Где же Людовик? Сколь бы велико ни было мое нетерпение, прервать молитвы святых братьев я не могла. Посмотрела вопросительно на пажа, а тот пожал плечами и провел меня на сиденье недалеко от алтаря, затем с низким поклоном удалился, считая, вероятно, свою задачу исполненной.

Я осмотрелась вокруг. Разглядеть что-нибудь в прохладной полутьме было нелегко: свет занимающегося дня едва проникал внутрь просторного собора. Но Людовика точно нигде не было — ни на хорах, ни у главного алтаря, где (как я полагала) и надлежит королю возносить свои молитвы Всевышнему. Я решила дождаться, пока закончится служба. И, что было вполне уместно, опустилась на колени, склонила голову в молитве. О своем странном браке с Людовиком. О ниспослании сил, чтобы устроить здесь свою жизнь.

Прозвучали слова благословения, служба окончилась, монахи выстроились и двинулись в трапезную, дабы вкусить хлеба и пива, прежде чем приступить к положенным им по распорядку обязанностям. Я встала на ноги, готовясь приветствовать аббата. И увидела… Увидела Людовика, своего мужа, вьющиеся светлые волосы которого были спрятаны под низко надвинутым капюшоном. Теперь я поняла, отчего сразу не разглядела его. Одетый в грубую монашескую рясу, подпоясанную узловатой веревкой, Людовик молча шел вместе со всеми, словно был простым монахом, принесшим обеты послушания и бедности. Руки его были все еще сложены в молитве, глаза потуплены. Моего присутствия он совсем не замечал.

Да и как он мог заметить? Его помыслы сосредоточивались вовсе не на мне. Я вообще не играла в его жизни сколько-нибудь существенной роли. И вряд ли будет иначе, издевательски прошептал мне внутренний голос, раз уж он предпочитает проводить все время именно здесь.

Я ступила вперед, почти преградив ему дорогу.

— Господин мой…

Людовик, которого оторвали от беззвучной молитвы, вздрогнул и поднял глаза. На какой-то миг показалось, что на лице его отразилось раздражение: как смеет какой-то нахальный проситель отвлекать его от молитвы, — но тут он узнал меня, и залегшие по углам рта морщины разгладились. «Впрочем, мое внезапное появление, — подумала я, — не слишком-то его обрадовало».

— Элеонора! Что вы здесь делаете?

— Пришла, чтобы отыскать вас.

Наберусь терпения. Людовик выглядел таким юным, таким тихим, что те суровые слова, которые я повторяла всю ночь, сразу же улетучились. Людовик, взяв меня под руку, искусно ушел с пути шествующих монахов.

— Вы желали поговорить со мной?

— Да, иначе зачем бы я здесь оказалась?

Это прозвучало резче, чем мне хотелось.

— Тогда идемте.

И он, преклонив колена перед алтарем, провел меня в свою комнату и закрыл дверь, чтобы нас никто не потревожил.

— Что случилось?

Поначалу я только и могла, что оглядываться вокруг. Ничем не лучше, чем в обычной монашеской келье: голый каменный пол, голые стены, только над лежанкой висит распятие. А сама лежанка, на которую я присела, ибо стоять здесь вдвоем было негде, представляла собой узенький топчан, покрытый единственной тонкой простыней. И больше ничего.

Вот жилище короля Франции.

— И что же? — обратился ко мне Людовик, садясь рядом.

— Здесь вы живете? — спросила я.

— Когда это мне удается.

— Но отчего? Вы ведь король Франции!

Людовик вскинул голову.

— Я вырос среди всего этого, — напомнил он мне без обиняков. — И думал, что такая жизнь мне предназначена. Я не должен был становиться королем.

Это признание, этот отказ от своего титула поразили меня. Не желал он быть королем! Ему куда больше хотелось вернуться к прежней жизни среди молитв и богослужений. Я до сих пор не понимала, как глубоко это в нем засело — вся его прежняя жизнь, все, что было воспитано с детства.

— И вы не живете в своих дворцовых покоях?

Темная волна страха поднялась в моей душе, когти этого страха впились мне прямо в сердце.

Людовик, как бы осознав, что проявил неосмотрительность, не сводил глаз с распятия.

— Разумеется. — Не отрывая взгляда от распятого Христа, он нежно прикоснулся к моим пальцам. — Я понимаю, что не могу проводить здесь все свое время, как мне бы хотелось. Я король, у меня теперь есть другие обязанности, коим я должен уделять внимание.

Одна из таких обязанностей — я!

— Отчего вы не пришли ко мне вчера ночью? — спросила все же я, хотя, Бог свидетель, знала ответ наперед.

— Потому что я был здесь.

Вот так просто.

— У мужа есть обязанность перед женой.

— И я непременно исполню ее. Уже исполнил. За последние недели я в первую очередь выполнял волю своего отца, а не свою собственную, и пренебрегал путем к спасению души. Отец мой этого не понимал. Но теперь король — я, и я вернулся в свой дом. Вчера был престольный праздник[28], и я стоял всенощную, как это нам положено. Я не мог находиться с вами, Элеонора. — Теперь он посмотрел на меня, наклонился и запечатлел у меня на лбу легкий-легкий поцелуй. — Вы столь прекрасны… Но мне не дозволено разделять с вами ложе в святой день.

Когти глубже впились в мое сердце, страх все нарастал.

— А сегодня? Сегодня вы придете?

— Нет. Вы должны понять меня, Элеонора. Не потому, что я будто бы не питаю к вам глубочайшей любви и уважения, но ведь сегодня пятница[29].

Говорил он совершенно серьезно, словно объяснял непонятливому дитяти.

— А разве вам не дозволено предаваться плотским утехам по пятницам?

Терпение мое трещало по швам, будто старый, изношенный пояс.

— Не дозволено.

— Но… вам же нужен наследник.

— Это мне известно. А вы не понесли от нашего последнего соития?

Вернее было бы сказать, единственного! Каковы же последствия этого проявления Людовиком своего мужества, я до сих пор не ведала.

— Если да, — продолжал он, не дожидаясь моего ответа, — то нет никакой нужды домогаться близости чаще, чем это представляется мне уместным.

Уместным. У меня в душе, камень за камнем, вырастала глухая стена отчаяния. Я вгляделась ему в глаза. Сейчас не время для робости.

— А не думаете ли вы, Людовик, что на моем ложе мы оба можем получать удовольствие?

Он поднес мои пальцы к губам, но чело его чуть омрачилось.

— Да ведь это запрещено, Элеонора. Греховно. Писание научает нас, что, когда мужчина познает женщину, цель его состоит в рождении детей, и никакой иной причины тому не существует.