Леонид Алаев - Такой я видел Индию

• Название: Такой я видел Индию
• Автор: Леонид Алаев
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1971

Основу книги составляют личные впечатления автора от двух длительных научных командировок (в 1963 и 1968 гг.). Побывав во всех частях страны, он видел города и деревни, величественные памятники древности и современные заводы, религиозные обряды и пр. Он рассказывает о людях, С которыми познакомился и подружился во время поездок. Специальность историка Индии и личные встречи дают автору богатый материал для освещения сложных проблем современного политического и социального строя страны, стремящейся вырваться из вековой отсталости.

---

Эти ограничения, учитывающие фактическое положение вещей, по мнению крайних националистов, давно пора снять. Они считают возможным немедленно перейти к повсеместному употреблению хинди.

Вспоминается случай, происшедший несколько лет назад. Тогдашний президент страны С. Радхакришнан, андхра по национальности, обратился к парламенту с речью, как обычно, на английском языке. Представители правой оппозиции подняли шум — глава государства не должен говорить на чуждом стране языке — и потребовали, чтобы он говорил на хинди. Но Радхакришнан не знал хинди. Что ж, заявляли националисты, пусть тогда вообще не обращается к парламенту.

В последние годы объектом ненависти шовинистов стали английские буквы на номерах машин. По Дели было опасно ездить, если номер начинался с двух английских букв (конечно, исключение составляли СD — «Дипломатический корпус»). Их начали заменять транслитерацией на хинди. Но, допустим, английское «р» — это не «п» и не «пэ», а «пи», английское «h» — это «эйдж» и т.д. И вот теперь на номерах машин красуются целые надписи на хинди. Например, вместо WH — «даблъю-эйдж». Это, конечно, не облегчает работу дорожной полиции и регулировщиков. А главное, надпись ведь все равно остается английской, хотя в ней нет латинских букв.

Ярым сторонником хинди хотелось бы выкорчевать не только английский, но и язык-близнец урду. В Варанаси в 1968 г. был избран новый муниципалитет, в который вошло несколько мусульман. В этом не было ничего удивительного — во многих североиндийских городах мусульмане составляют значительный процент населения. Конфликт возник по вопросу о том, на каком языке члены муниципалитета — мусульмане должны приносить присягу. Они избрали, конечно, урду, а мэр города Шьям Мохан Агравал, принадлежавший, кстати сказать, к партии «Джан сангх», требовал присяги на хинди или по крайней мере на английском. Поддержал мэра и главный судья, заявив, что не может принимать присягу на языке, которого не понимает. В свою очередь, мусульмане заявили, что не станут приносить присягу на непонятном для них языке. Когда я покидал Индию, конфликт продолжался, хотя всём была ясна его беспочвенность: присяга устная, а разговорные урду и хинди почти не отличаются друг от Друга.

Интересно, что Дж. Неру, хорошо владевший хиндустани, как правило, не употреблял того рафинированного хинди, наполненного санскритизмами, который сейчас пытаются сделать общеиндийским языком. Он предпочитал пользоваться многочисленными синонимами вне зависимости от того, были ли они «мусульманского» или «индусского» происхождения. Это делало его речь особенно красочной и богатой. Возникло даже специальное словосочетание «Пандитджи ки забан» («язык Пандитджи»).

Серьезное положение сложилось в четырех южных штатах и в Западной Бенгалии. Здесь широко распространено излишне критическое отношение к хинди как к языку базаров и толпы. Местные националисты проповедуют преимущества своего языка, который им кажется наилучшим.

Недовольство базируется не только на эмоциях. Есть у него и материальная подоснова. Прием на государственную службу происходит после экзаменов, которые проводятся на английском. В этом случае представители всех национальностей Индии имеют равные шансы сдать экзамены. Но правительство собирается проводить их на хинди. Тогда, несомненно, преимущество получат те, для которых хинди родной язык, они в основном займут вакансии, они станут фактически править страной.

Сейчас для нехиндиязычных штатов официально принята так называемая трехъязыковая формула. Во внутренней переписке ведомств и в сношениях с центром разрешено употреблять один из трех языков — английский, хинди или региональный. Предполагается ввести хинди в качестве третьего обязательного языка во всех школах. Официальные объявления, названия станций на дорогах и т.п. также должны быть на трех языках. Все эти мероприятия рассматриваются как переходные к повсеместной замене английского языка языком хинди.

Но даже этот темп оказался слишком быстрым. В 1967-1968 гг. по южным штатам прокатилась волна протестов, сопровождавшаяся кровопролитиями, разрушениями. Я застал лишь отзвуки этой волны — надписи «Долой хинди» на зданиях и в витринах Мадраса, Бангалура и других городов.

В Бангалуре было особенно много бумажных билетиков с английскими буквами DWH (сокращение от «Down with Hindi» «Долой хинди») на стенах, на витринах, на ветровых стеклах автомобилей. Это не значило, что в городе так уж много противников хинди. Просто хозяева магазинов и автомашин сами себе выдавали охранные грамоты или пропуска, чтобы студенты, основные зачинщики беспорядков, не сожгли автомашину или не разбили витрину.

В Майсуре я жил на незадолго до того реконструированной улице Чама-раджа дабл роуд. «Дабл» — по-английски значит «двойная». Ее расширили и разделили пополам. На панели, разделявшей левую и правую проезжие части, были установлены фонари современной формы, светившие, надо полагать, дневным светом. «Надо полагать» потому, что при мне они не светили. За несколько месяцев до моего приезда в городе состоялась большая студенческая манифестация, протестовавшая против введения хинди. Студенты выразили свои патриотические чувства, разбив фонари.

Трехъязыковая формула на железных дорогах Юж-ной Индии выглядит так: названия станций можно прочесть только на английском и местном, буквы хинди грубо замазаны черной краской.

В начале 1968 г. правительство Мадраса организовало Международный конгресс тамиловедов, задуманный как всемирная демонстрация величия и древности дравидийской культуры. Ухнули огромные суммы на устройство шествий, издание сувенирных книг, установление позолоченных скульптур историческим деятелям — тамилам и героям эпических поэм.

Центральное правительство откликнулось на конгресс выпуском специальной марки. В день открытия ее начали продавать на Центральном почтамте Мадраса при огромном стечении народа. Первыми в очереди у окошечка стояли министры во главе с Аннадураем, который хотел закупить несколько сот марок. Вдруг он нахмурился, покраснел и швырнул лист обратно в окошечко. Оказалось, что надписи на марке были сделаны на английском и хинди, а тамильским было лишь одно слово: название на корешке изображенной книги «Тирукурал». Праздник обернулся скандалом.

В Западной Бенгалии волнения по поводу хинди были тоже, но слабее. Там даже мусульмане говорят на бенгальском, а не на урду, и все настолько убеждены в преимуществах своего языка, что никому даже в голову не пришло, выполнять распоряжения центрального правительства о трехъязыковой формуле.

Есть и еще различие между Югом и Бенгалией. Дравиды понимают, что ни один из их языков не может стать общеиндийским, и потому они пока защищают английский как язык общения между людьми разных штатов. Для бенгальцев же их язык лучше любого, в том числе и английского. Они находят глубокое удовлетворение в том факте, что переводов с бенгали в мире гораздо больше, чем переводов с любого другого индийского языка, включая хинди. Хотя бенгальцев в Индии не так уж много, около 40 млн., они уверены, что без их языка страна не обойдется.

Решить языковую проблему в Индии нелегко, но нужно сделать это во что бы то ни стало. Иначе могут повториться волнения 1967-1968 гг. и произойти еще более серьезные события.

Главное, что мешает решению языковой проблемы, — желание решить ее одним махом и побыстрее. Индийцы унаследовали от недавних британских хозяев благоговейную веру в могущество «Акта», т.е. закона, принятого парламентом. Сторонникам хинди кажется, что стоит объявить его обязательным, и все будет в порядке.

Между тем если бы вдруг оказалось возможным провести в парламенте такой закон, это означало бы наступление грозных и несчастных дней для страны.

Рост национальных (региональных, как их называют в Индий) чувств и настроений — несомненный факт политической и культурной жизни. И с этим фактом необходимо считаться. Будущее страны зависит от того, как этот неизбежный процесс будет сочетаться с ростом осознания индийской общности. Благоприятное сочетание может сложиться только в том случае, если национальные языки и национальные культуры не будут ущемляться в интересах одного языка и одной части населения.

В Мадрасе в аспирантском общежитии я однажды попросил принести мне газету на тамильском языке. Это известие взбудоражило всех обитателей. Ко мне в комнату набились люди, и, пока я с трудом разбирал текст, пользуясь словарем, рассевшиеся на стульях и кровати аспиранты благоговейно взирали на меня. Этот иностранец знает их язык! Пусть он знает его плохо, но он хочет его знать! Не последнюю роль в радостном оживлении играл «Тамильско-русский словарь», выпущенный Государственным издательством иностранных и национальных словарей в Москве в 1960 г. Каждый подержал его в руках и умилился: подумать только, в далекой Москве интересуются их языком.