Ежи Эдигей - По ходу пьесы

• Название: По ходу пьесы
• Автор: Ежи Эдигей
• Издательство: Радуга
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1987

Ежи Эдигей — популярный в Польше и за рубежом автор увлекательных и остросюжетных романов и повестей.

Писатель не ограничивается разработкой занимательного сюжета, его интересуют социальные корни преступления. Тонко и ненавязчиво писатель проводит мысль, что любое преступление будет раскрыто, не может пройти безнаказанно, подчеркивает отвагу и мужество сотрудников народной милиции, самоотверженно защищающих социалистическую законность и саму жизнь людей.

---

— Когда директор Голобля заметил, что с пистолетом что-то не так, на столе был другой «вальтер». Надо признать, — добавил Лапинский, — что, если б не неожиданное наблюдение Голобли, мы не сверили бы даже номера пистолетов. Настолько были уверены, что это тот самый.

— По номеру можно найти владельца второго «вальтера».

— Да, если б это был законный владелец, если б оружие было зарегистрировано. Увы! Пистолет нигде не значится. Ни в списках лиц, имеющих разрешение, ни в перечне оружия, которое использовалось преступниками, никаких сведений о нем мы не нашли и располагаем только данными экспертизы. Пистолет принадлежал участнику восстания или военному. Владелец вопреки существующему порядку не сдал его, а теперь употребил как орудие убийства. Вы участвовали в Варшавском восстании?

— Участвовал. Как десятки тысяч бойцов Армии Крайовой, Армии Людовой и других организаций Сопротивления. Кроме того, к сведению пана капитана, была еще шестисоттысячная армия, которая прошла от Ленино до Берлина. У каждого мог быть пистолет «вальтер», и каждый мог припрятать его на память.

— Из актеров в Варшавском восстании участвовали трое. Один был в Войске Польском. Из технического персонала на фронте были трое, один — в партизанах, один участвовал в восстании.

— А разве тот, кто не участвовал в войне, не мог раздобыть «вальтер»?

— Это гораздо труднее. Пистолеты не продаются в магазинах и не валяются на улицах.

— Это не может служить уликой против меня.

— И все-таки это улика, — разъяснил прокурор, до этого в споре не участвовавший. — Конечно, весьма незначительная. Но из самых маленьких песчинок складывается солидный груз. Мы учитываем все. И то, что в вашу пользу, и то, что против вас. А что перевесит — решит суд.

— Мы установили, что никому из тех, кто мог подменить пистолет, разрешение на право носить оружие не выдавалось, — добавил капитан милиции. — Мы произвели обыск в вашем доме. Искали какой-нибудь след, что пистолет у вас был. Скажем, шомпол для чистки ствола, стреляные гильзы, тряпочку с масляными пятнами или бутылочку со смазкой. Обыск результата не дал.

— Значит, оружия у меня не было.

— Значит, мы не нашли следов того, что оно у вас было. Вы могли, готовя покушение, затереть даже мельчайшие следы. Ведь это умышленное убийство, оно готовилось задолго до двадцать восьмого сентября. Я официально заявляю, что обыск результата не дал. Ваша жена показала, что оружия у вас не было. Во всяком случае, она о нем не знает. Она объяснила также, что, когда занималась стрелковым спортом, спортивного оружия дома не хранила, а вы в ее тренировках не участвовали.

— И на том спасибо, — саркастически заметил допрашиваемый.

— Мы произвели обыск на квартирах всех подозреваемых, — сказал прокурор. — У вас есть их список. Я дал вам его при предыдущей встрече.

— Да, я наизусть его знаю.

— Мы сделали обыск и на квартире директора Голобли. Теоретически он мог иметь два пистолета. Один на законном основании, другой — тайком. Кроме того, мы обыскали весь театр.

— И безрезультатно?

— Безрезультатно.

— Я был в этом уверен. Директорский пистолет давно на дне Вислы или заброшен туда, где его до конца света не сыскать.

— Боюсь, что вы правы, — произнес капитан Лапинский.

— Вернемся к боевым патронам в чернильнице. Многие ли имели доступ в директорский кабинет? — спросил прокурор Ясёла.

— Директор Голобля очень много работает. Не только приходит на каждую репетицию и сам ставит пьесы. Он решает уйму хозяйственных и административных дел. Есть, правда, у нас и администратор, но большой роли он не играет. Голобля обычно сидит в кабинете. Там принимает и посетителей, работников театра и прочих. Если у кого дело к директору, он идет прямо в кабинет. Часто и Голобля вызывает сотрудников. Не проходит недели, чтобы все, кто значится среди ненадежных, хоть раз не побывали в директорском кабинете. Я там бывал по нескольку раз в день. Реквизитор и постановщик спектакля — тоже. И другие туда заглядывали. Актеры и технический персонал.

— Значит, взять патрон из чернильницы мог кто угодно?

— Если напротив сидит директор, неудобно копаться в чернильнице.

— Но ведь случалось, что во время разговора пан Голобля отворачивался, звонил по телефону, доставал бумаги из шкафа? Есть там шкаф?

— Есть. Книжный шкаф. Документы директор всегда держит в столе. Чтобы патрон вынули в присутствии директора, по-моему, маловероятно. Голобля — человек решительный и энергичный. Через его кабинет за день проходило много людей, но долго никто не засиживался. Короткий разговор, директор решает, посетитель уходит. А за дверью ждет следующий.

— Выходя из кабинета, директор запирал его на ключ?

— Да. Когда ушел директор Дербич, Голобля распорядился врезать новый замок. Уходя из театра, запирал дверь собственным ключом и всегда носил его при себе.

— К замку полагаются три ключа. Куда девались два других?

— Один ключ внизу, в канцелярии у входа в театр. Бывает ведь, что в кабинет директора надо зайти во время его отсутствия. Канцелярия работает с утра до конца спектакля. Ключ висит на окне, на гвоздике. Насчет третьего ключа не знаю. Может, он тоже у директора?

— Вы, я вижу, пользовались ключом от кабинета, раз знаете, где он постоянно находится.

Павельский слегка улыбнулся.

— Что называется, «коварный вопрос». Могу ответить, пан прокурор: пользовался, и не раз. Но секретарши, которые посменно дежурят, могут подтвердить, что с момента, когда в афише появилась «Мари-Октябрь», я ключа ни разу не брал. А до того патронов в чернильнице не было.

— Кто чаще других брал ключ?

— Об этом лучше спросить секретарш. Думаю, что администратор и секретарь.

Прокурор посмотрел на офицера милиции.

— Проверим. — Капитан Лапинский сделал пометку в блокноте.

— И еще одно, — сказал Ясёла. — Вы сказали, что, уходя из театра, директор запирал дверь на ключ. А если он шел к секретарю, администратору или по каким-нибудь делам, не выходя из здания. Тогда он пользовался ключом?

— Или замок захлопывался автоматически? — дополнил вопрос капитан.

— Нет. Хорошо помню, что это был замок системы «Лучник». Отпирая или запирая кабинет, я видел на ручке надпись.

— Значит, снаружи кабинет запирался только ключом?

— Да.

— Вернемся к первому вопросу. Вы на него не ответили, разговор перешел на конструкцию замка. Ненадолго выходя из кабинета, директор поворачивал ключ?

— Нет. Кабинет оставался открытым.

— Вы могли, значит, зайти в кабинет, когда не было директора, и вынуть патрон из чернильницы?

— Как и любой, кто значится в вашем списке, пан прокурор. Но я этого не сделал.

— Откуда ж вы взяли боевой патрон?

— Не доставлю вам удовольствия и не признаюсь в убийстве, ни прямо, ни косвенно. На таких вопросах меня не поймаете, потому что я не убивал. Бросьте этот метод. Зря время тратите.

— Ну ладно, — закончил допрос прокурор. — От упрямства нет лекарства. Вы сами себе вредите. Если что-нибудь вспомните, бумага и карандаш у вас есть. Прочитайте протокол и распишитесь внизу на каждой странице.

Глава VII. «Гражданин прокурор… »

«Гражданин прокурор!

Вот уж три недели, как я в тюрьме. Три недели, всего двадцать один день, а жизнь моя перевернулась. Вместо дома и детей у меня тюремная камера номер 38. И кто знает, надолго ли? Может, мне удалось бы спасти голову, сознавшись в преступлении, которого не совершал. Но такая цена непомерно высока, и я на нее не соглашусь. Не признаюсь в убийстве Зарембы, потому что я невиновен.

Список, который Вы мне дали, пан прокурор, лежит на столе в камере. Я выучил его наизусть и все-таки каждый день вглядываюсь в шестнадцать фамилий, пока глаза не заслезятся. Спрашиваю: «Кто из вас!» И не получаю ответа. Бумага молчит.

Я решил написать все, что знаю про каждого из этих людей. А вдруг это поможет извлечь из закоулков памяти хоть что-нибудь, проливающее свет на мотив преступления. Осталось сказать о двенадцати. С самого начала я вычеркнул себя, жену и реквизитора. После дополнительного расследования выбывает и Голобля. Двенадцать человек словно двенадцать апостолов. Кто же из них Иуда? Убил ли он Зарембу как своего врага или чтобы послать меня на виселицу? Как его найти?

Первой в переданном мне списке значится Барбара Павельская. Вычеркиваю ее и перехожу к пани Ирене Скальской.

Это пожилая дама, когда-то известная характерная актриса. Время и избыток женщин в театре сделали свое. О пани Скальской пишут теперь реже. И новая публика не всегда помнит тех, кто был когда-то известен. Увы, такая судьба часто выпадает на долю стареющего актера. Мало пьес, где в главной роли были бы женщины под шестьдесят. В последнее время пани Ирена долго не выступала. Иногда была занята только на выходах.