Ганад Чарказян - Горький запах полыни

• Название: Горький запах полыни
• Автор: Ганад Чарказян
• Издательство: Маст. літ
• Жанр: О войне
• Год: 2012

В центре повествования Ганада Чарказяна молодой человек, попавший во время солдатской службы в Афганистане в рабство. Тема известная, и в начале повествования читателю может показаться, что особенных открытий в романе нет: герой попадает в плен, становится мусульманином, заводит семью, затем, потеряв любимую жену, возвращается на родину. Однако за внешней простотой сюжета кроется много неожиданного, такого, что притягивает теплотой, негромким гуманизмом, человечностью, — качествами, которыми одинаково наделены и советские шурави, и непонятые нами афганцы, пуштуны, испытавшие не меньшую боль и не меньшие разочарования, нежели пришедшие на их землю солдаты.

---

Отклоняясь то вправо, то влево от основного направления на северо-запад, в сторону Кабула, я все же продвигался, хотя и медленно, по этой нищей, измученной войной стране. Всюду, где только можно, яростно цвели алые маковые поля, их единственная надежда и спасение. В той моей прошлой жизни все маковые дела по молчаливой договоренности вел Сайдулло. Я занимался производством только продуктов питания. Так что как бы и не участвовал в полулегальном и богопротивном бизнесе.

Я шел по узкой каменистой тропе, где столетиями ходили люди, занятые своими мыслями и проблемами. Какими были их мысли — одному Аллаху ведомо. Узкая извилистая тропка — вот и все, что осталось от тысяч людей, протоптавших ее. Теперь и я вношу свою лепту в сохранение этой вековой и, несомненно, нужной людям тропы. Да и что остается от всех нас? Только малые дорожки, которые мы топчем. И поэтому они никогда не кончаются. Правда, некоторые из них превращаются в дороги. Но это исключения. Да и в том, что остается после тебя малая, но все-таки заметная тропинка, есть высшая справедливость. Тропа — скромный путь от человека к человеку, от отца к сыну, сохраняющий живой отпечаток души идущего. Дорога же безлична и бездушна. По ней не идут, но катятся в такое же безличное и пресное будущее.

Занятый этими размышлениями, я размашисто шагал по утренней свежести. На целый день у меня оставалась только одна лепешка и горсть изюма. Но, несмотря на скудность запаса, тяжелый посох мой с железным острым наконечником бойко стучал по тропе. И вдруг за поворотом возникли трое чернобородых, тоже в паткулях, почти не отличающихся от меня по одежде, но вооруженных автоматами. За плечами у них горбились массивные рюкзаки. Они стояли один за другим и настороженно ждали моего появления. Видно, мой бойкий посох заранее предупредил их об этом.

Я уже привык ничему не удивляться и, остановившись, первым поприветствовал незнакомцев. Они молча разглядывали меня. В любой момент их недружелюбное молчание могло закончиться короткой очередью. Я спокойно стоял в двух шагах от первого чернобородого и без тени страха глядел ему в глаза. Мне нечего было скрывать — никаких умыслов относительно этой тройки они не могли прочитать в моих глазах.

Наконец первый, открыв беззубый рот, по-стариковски шамкая, неласково произнес:

— Так стучишь, что в Кабуле слышно. Куда идешь?

— Работу ищу.

— Где это ты тут ищешь работу? Скажи — мы бы тоже не прочь подзаработать.

— Иду в кишлак Кундаксаз.

— Это туда, где не осталось ни одного мужчины — только старики и мальчики?

— Ничего не знаю, говорили только, что там всегда есть работа.

— Есть, всегда есть работа, да для молодцов помоложе. Куда тебе с твоей седой бородой. Да и хромаешь вроде. Правда, глаза голубые. Кафир неверный? Шпион? Подними рубаху и опусти штаны.

— Одновременно не получится.

— А мы поможем. Джафар!

Быстро и грубо Джафар стянул с меня штаны и провел медосмотр.

— О, наш человек! Может, отпустим его в Кундаксаз? Чтоб такое добро не пропадало?

Незнакомцы заулыбались. Беззубый, видно, главный, продолжил:

— Тебе повезло. Теперь не нужно тащиться черт знает куда. С этого момента ты работаешь у нас. Возможно, это спасет тебе жизнь. Говорят, в кишлаке Кундаксаз постоянно пропадают мужчины. И никаких следов не находят. Но глазки-то откуда?

— Я из Нуристана.

— Ладно, поверим на слово.

Будь у меня мой верный «калашников», а они бы только мирно постукивали посохами по тропе, тогда у нас был бы другой разговор. Возможно, их трудоустройством пришлось заняться мне. И подшучивал бы над ними тоже я. Мог бы заставить и раздеться догола. Да, тот, у кого в руках оружие, — тот в этих горах царь и бог. А без оружия — просто раб, в лучшем случае животное.

Именно в качестве вьючного животного они и решили меня использовать. Чувствительно ткнув дулом в живот, Беззубый приказал отдать мне свой рюкзак проверявшему мой «документ» Джафару. Его рюкзак был больше всех остальных.

— А свой посох можешь выкинуть. Теперь твоя единственная опора в жизни — мы. И этот рюкзак.

— Это посох моего деда. Я с ним никогда не расстанусь. Лучше сразу пристрелите.

— Не волнуйся. Надо будет — так и пристрелим, — сказал Джафар, с явным удовольствием освободившийся от рюкзака, — твоего разрешения спрашивать не будем. Ты что — ничего не боишься? — Он запальчиво передернул затвор — дослал патрон в патронник — и уперся мне дулом в грудь.

Беззубый прикрикнул на него и отвел ствол рукой.

— Ладно, спинжирай. Храни свое дедовское наследство — видно, несказанно богат был твой дед, что оставил тебе такую суковатую ценность. Только держи его в руках, а не стучи по камням. Нам ни с кем не нужно встречаться.

Он приказал Джафару идти впереди. Меня поставили за ним, а беззубый, главный, замкнул маленькую колонну. Я держал посох перед собой — обеими руками — и, наклонившись, глядя на галоши Джафара, такие же, как и мои, шел за ним след в след.

Вот опять меня пристроили помимо воли. А шел бы себе тихонько, так, может, и разминулся бы со своими новыми работодателями. Во всяком случае, пока на плечах этот не очень тяжелый рюкзак, за свою жизнь опасаться не приходится. Да и кормить, видимо, тоже будут. Но к полудню рюкзак стал тяжелее раза в три. К дневному привалу я выбился из сил и просто молча, не снимая груза, прислонившись к скале, сполз на землю.

— Э, — опять пошутил Беззубый, — а еще в Кундаксаз собирался.

Он помог мне снять рюкзак и пригласил к небольшому костру, где варили кашу из брикетов и той же американской тушенки. Но сначала, конечно, зеленый чай. Я сидел в тени нависавшей скалы, перед глазами стояли величественные горы в белых шапках, пил зеленый чай с остатками изюма и был почти счастлив. Складывалось такое впечатление, что я равно готов к любому повороту судьбы. Если поразмыслить, то пока шел в нужном направлении и даже под охраной, милостиво выделенной мне не иначе как самим Аллахом. А что будет дальше — покажет время. Не раз убеждался, что абсолютно безвыходных положений не существует. Есть только такие, где выход обнаруживается не сразу.

За чаем познакомились. Беззубый назвался Фарузом. Он похвалил меня: «Я думал, ты уже через пару часов сковырнешься. Но борода твоя обманчива. Видно, не зря направлялся в Кундаксаз». Все опять заулыбались. Третьего, самого серьезного и молчаливого, звали Арманом. Это были мужчины самого крепкого возраста — от тридцати пяти до сорока. Ясно было, что они заняты доставкой какой-то контрабанды. А какой — думать долго не надо: той самой, что я выращивал, а брат моей жены Ахмад перерабатывал на своих кустарных заводиках. Вот я осваиваю и следующий этап наркобизнеса.

Как же так получается, что передовой демократический мир нуждается в зелье отсталых средневековых афганских крестьян? Он дает им за это зелье телевизоры и видеомагнитофоны, машины, компьютеры, а сам — все больше и больше — нуждается только в наркотиках, чтобы забыться в коротком искусственном счастье. А почему же их свобода и образование не могут производить нормального счастья, достаточного для всех людей? Почему они не могут обеспечить своих граждан не только избирательным правом, но и смыслом жизни? Ведь только с его утратой человек старается спрятаться в наркотических грезах. Нет, бороться с наркотиками надо не на территории Афганистана. Ведь он дает всего лишь то, что у него просят: а вся современная западная культура разными способами вовлекает человека в наркотическое состояние. Та же рок-музыка, то же телевизионное шаманство, приковывающее к порабощающему и оболванивающему экрану. Несколько раз я видел у муллы и американские развлекательные программы. Складывалось впечатление, что делаются они дебилами для полных идиотов. И вот эту свою культуру они несут «отсталым» народам, все еще сохранившим представление о подлинных человеческих ценностях, о смысле жизни. Не удивительно, что как отдачу они получают взамен еще более разрушительный наркотический импульс.

Судя по внешнему виду, все мои попутчики хотя и зарабатывали на жизнь доставкой наркотиков, сами их не употребляли. Им надо было содержать жен и растить детей. У Фаруза от двух жен было четыре сына и три дочери. У Армана и Джафара было пока по одной жене, но в количестве детей они не уступали командиру. Ясно, что прокормить такие семьи непросто. Я спросил Фаруза напрямую: «А мак тоже выращиваете?» Он посмотрел на меня, вздохнул и только молча кивнул. Потом добавил: «Догадливый ты парень. Но держи свои догадки при себе. И запомни: чтобы ни случилось, ты нас никогда не встречал и ничего не знаешь, что там было в этих рюкзаках. Хотя, кто там сейчас разбираться будет. Пристрелят и тебя за компанию. Ну, что — и теперь не боишься?»

Я пожал плечами: «На все воля Аллаха». Фаруз улыбнулся: «Наш человек. Нам такие люди нужны. Если и на этот раз пройдет все удачно, я поговорю с кем надо, и не придется тебе больше ходить по кишлакам искать работу. Работа сама будет за тобой бегать».