Уолтер Блок - Овцы в волчьих шкурах: в защиту порицаемых

• Название: Овцы в волчьих шкурах: в защиту порицаемых
• Автор: Уолтер Блок
• Жанр: Экономика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91603-038-9

В эпатажном произведении, изданном в США тридцать лет назад, профессор Уолтер Блок с позиций либертарианской этики и беспристрастной логики исследует галерею преследуемых обществом типажей, общественных «козлов отпущения», среди которых: сутенер, проститутка, штрейкбрехер, шантажист, ростовщик, клеветник, наркоторговец, наркоман, спекулянт, посредник и др. Результаты анализа поражают дерзостью и парадоксальностью.

«Овцы в волчьей шкуре» — это несомненный интеллектуальный вызов для экономистов и социологов, политиков, юристов, психологов. Книга представляет интерес и для широкого круга читателей, способных отбросить стереотипное восприятие и следовать за движением непредвзятой мысли.

Специально для настоящего издания художник С. Ёлкин создал новые иллюстрации к книге.

Уолтер Блок утверждает, что некоторые из наиболее раздражающих общество людей — в том числе проститутки, клеветники и ростовщики — являются «козлами отпущения», чья социальная и экономическая ценность не получает должной оценки. Он потрясает и просвещает! Яркое заступничество зачастую убеждает, а иногда заставляет усилить нашу атаку. В любом случае читателя, без сомнения, чему-то научит и чем-то заденет эта обогащающая ум, провокационная, а иногда и приводящая в ярость книга.

РОБЕРТ НОЗИК, философ, автор книги «Анархия, государство и утопия»

Просматривая книгу Defending the Undefendable, я почувствовал, что меня вновь подвергли шоковой терапии, с помощью которой более пятидесяти лет назад Людвиг фон Мизес сделал меня последовательным сторонником свободного рынка. Некоторые сочтут это слишком сильным лекарством, но оно все равно будет полезным, даже если его возненавидят.

ФРИДРИХ ХАИЕК, лауреат Нобелевской премии по экономике 1974 г.

Когда я впервые читал книгу Defending the Undefendable, я поражался, насколько умело в ней сочетаются экономические рассуждения и этический принцип, приводя к некоторым удивительным заключениям. Кроме того, я поражаюсь тому, насколько смелым является следование за собственными принципами туда, куда они ведут, а также их защита - даже когда следствия их оказываются неудобными. Эта книга может научить большему, чем многие ученые трактаты о свободе.

ЧАНДРАН КУКАТАС, философ, автор книги «Либеральный архипелаг»

Терпимость к непопулярным религиозным и культурным группам всегда была одной из отличительных черт классического либерализма. Блок развивает этот принцип до его логического и радикального следствия: терпимости ко всем занятиям, не связанным с агрессией.

ЛОУРЕНС УАЙТ, профессор экономики Университета Джорджа Мейсона

---

Принуждение отдельных членов группы, притесняемой обществом, к публичности, к «вылезанию из шкафа», конечно, нельзя считать услугой. Применение силы — это нарушение прав индивида. Однако оно приводит к тому, что члены группы узнают о существовании друг друга. Принуждая к легализации, шантаж может законным образом в некотором смысле освободить людей, чье единственное преступление — некриминальное отклонение от нормы.

По ассоциации со старым афоризмом «истина сделает вас свободными» (Ин 8:32), единственным оружием в распоряжении шантажиста является правда. Используя ее для подкрепления своих угроз, шантажист освобождает правду, зачастую непреднамеренно, с тем чтобы она действовала во зло или во благо, на которое она способна.

7.Клеветник и очернитель

Легко защищать свободу слова, когда она применяется к правам тех, с кем мы согласны. И все же главная проверка связана с неоднозначными высказываниями — заявлениями, которые мы можем счесть дурными и отталкивающими.

Едва ли существует что-то более отвратительное и мерзкое, чем клевета. Поэтому нам необходимо с особой аккуратностью защищать права клеветников на свободу слова: ведь если можно защитить эти права, то права всех остальных, не наносящих таких оскорблений, точно будут защищены лучше. А если нет, то и права остальных будут в меньшей безопасности.

Причина того, почему защитники гражданских прав не боролись за права клеветников, очевидна, — клевета разрушительна для репутации. Существует множество горьких историй о потерянной работе, друзьях и т.п. Совершенно не заботясь о правах клеветников и очернителей на свободу слова, защитники гражданских прав защищали тех, чья репутация была уничтожена, как будто это было непростительным само по себе.

Однако очевидно, что защита репутации человека не является абсолютной ценностью. Если бы она была таковой, т.е. если бы репутация была действительно священной, то пришлось бы запретить большинство категорий диффамации, даже правдивой. Негативные отзывы литературных критиков, сатира в фильмах, пьесах или книжных рецензиях стала бы недопустимой. Пришлось бы запретить все, что принижает репутацию любого индивида или института.

Однако что такое «репутация» человека? Очевидно, это не имущество, которое может принадлежать человеку наподобие того, как принадлежит ему его одежда. На самом деле репутация вообще не «принадлежит» человеку. Репутация — это то, что другие люди думают о нем; она состоит из мыслей других людей.

Репутация не «принадлежит» человеку. Она состоит из мыслей других людей.

Человеку не принадлежит собственная репутация, точно так же как ему не принадлежат мысли окружающих, — потому что его репутация из них и состоит. Репутацию человека нельзя у него украсть, потому что у него нельзя украсть мысли других. Если у человека правдой или неправдой «отняли» его репутацию, он, начнем с этого, ею и не владел и не может требовать возмещения по закону.

Что же происходит, когда мы запрещаем клевету? Мы запрещаем кому-либо влиять или пытаться повлиять на мысли других людей. Но что же тогда означает право на свободу слова, как не то, что мы все вправе пытаться воздействовать на мысли окружающих? Поэтому мы должны заключить, что клевета и очернение не противоречат правам на свободу слова.

Наконец, как ни парадоксально, репутация будет лучше защищена при отсутствии законов, запрещающих клеветнические высказывания! При нынешних законах, запрещающих лживую клевету, существует естественная тенденция верить в любую опубликованную грязь о ком-либо. Легковерная публика рассуждает: «Это бы не напечатали, если бы это была неправда». Если бы клевета и очернительство были дозволены, то публику было бы не так легко обмануть. Атаки шли бы так плотно и быстро, что их приходилось бы обосновывать, чтобы они имели хоть какой-то эффект. Могли бы быть созданы агентства, подобные Союзу потребителей или Бюро по улучшению деловой практики, которые удовлетворяли бы спрос на достоверную непристойную информацию.

Публика быстро научилась бы переваривать и оценивать заявления клеветников и очернителей — если бы им ослабили вожжи. У клеветников больше не было бы власти автоматически разрушать репутацию человека.

8. Отрицатель академической свободы

Над проблемой академической свободы было пролито, пожалуй, больше крокодиловых слез, чем над любой другой. По поводу этой свободы ученые, пожалуй, более красноречивы, чем по поводу любого другого вопроса, привлекающего их внимание. Некоторые приравнивают ее к самой основе западной цивилизации! Дня не проходит без яростных заявлений Американского союза гражданских свобод о реальных или воображаемых посягательствах на академическую свободу. И все это бледнеет в сравнении с гневом профсоюзов профессиональных ученых и преподавателей.

Судя по названию, академическая свобода кажется достаточно безобидной. Безусловно, «академики», как и все прочие, должны иметь обычные свободы, которыми пользуются все (свободу слова, передвижения и т.д.). Однако «академическая свобода» означает не это. Она имеет вполне конкретный смысл — свободу преподавать предмет в любой форме, в которой угодно преподавателю, несмотря на иные пожелания, которые могли бы быть у его работодателя. Таким образом, «академическая свобода» запрещает работодателю увольнять преподавателя, пока он преподает предмет, неважно, насколько плохо он это делает.

Это весьма специфическая и примечательная доктрина. Посмотрим, что произойдет, если применить ее к иному занятию — например, работе водопроводчика или сантехника. «Свобода водопроводчика» заключалась бы тогда в праве устанавливать трубы и водопроводное оборудование так, как он считает наилучшим. А что если клиент хочет установить оборудование не так, как того требует профессиональное суждение водопроводчика? Без доктрины «свободы водопроводчика» тот, конечно, мог бы отказаться от работы. Но в ее рамках ему необязательно отказываться: у него было бы право приняться за работу и сделать ее по-своему. У него было бы право заявить, что его взгляды важнее, а клиент не имел бы права отказаться от его услуг.

«Свобода таксиста» гарантировала бы водителям право ехать туда, куда они хотят, независимо от того, куда хочет платежеспособный клиент. «Свобода официанта» дала бы официанту право решать, что вы будете есть. Почему не дать водопроводчикам, официантам и таксистам «профессиональную свободу»? Зачем сохранять ее только для ученых?

«Свобода официанта» дала бы официанту право решать что вы будете есть.

Если принимается элитаристский аргумент, согласно которому «интеллектуальным» профессиям должна даваться свобода, недопустимая для других, то что можно сказать о профессиях, подпадающих под понятие «интеллектуальных»? Что можно сказать о «медицинской свободе» для врачей, «юридической свободе» для юристов, «художественной свободе» для художников и т.д.? «Медицинская свобода» дает врачам право делать операции независимо от согласия пациента. Помешает ли это пациентам отказываться от услуг врачей, методы которых они не одобряют? Даст ли «художественная свобода» художникам право взимать плату за произведения искусства, которые никому не нужны и не востребованы? Учитывая то, как функционирует «академическая свобода», на все эти вопросы следует дать утвердительный ответ. Можно лишь содрогнуться от перспективы предоставления такой свободы химикам, юристам или политикам.

На самом деле суть вопроса об «академической свободе» состоит в праве индивидов на свободу контрактов друг с другом. Доктрина академической свободы отрицает священность контракта. Преимущества не на стороне работодателя, и ситуация замораживается в пользу ученого и преподавателя. Больше всего это напоминает средневековую систему гильдий с ее ограничениями, протекционизмом и поощрением кастовости.

До сих пор неявно предполагалось, что школы и университеты находятся в частной собственности. Предмет спора заключался в нарушении прав их владельцев вследствие академической свободы.

Однако практически все учебные заведения в США контролируются государством, т.е. это украденная собственность. Поэтому академическую свободу можно отстаивать на том основании, что это, вероятно, единственный механизм, дающий возможность побороться хотя бы с частью контроля над образовательной системой со стороны правящего класса или властной элиты[14]. Предположим, что это утверждение верно, т.е. что академическая свобода пользуется мощной защитой.

Ввиду этого претензиями на академическую свободу будут дурачить не ни в чем не повинного студента- потребителя, которого принуждают сохранять рабочее место для преподавателя, чьи услуги ему не нужны. Такому принуждению подвергается правящий класс, отнюдь не невинный. Если теория правящего класса справедлива, то ученые со взглядами, благосклонными по отношению к правящему классу, ничего не выигрывают от академической свободы. Они сохранят свою работу в любом случае. Выигрывает тот и только тот ученый, чьи взгляды не благосклонны по отношению к правящему классу. Он выигрывает потому, что академическая свобода не дает работодателю, представляющему правящий класс, уволить его по идеологическим или другим неформальным причинам.