Александр Зимин - Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)

• Название: Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)
• Автор: Александр Зимин
• Издательство: Издательство социально-экономической литературы
• Жанр: История
• Год: 1960

Книга посвящена истории России в 30-60-е гг. XVI в. Особое внимание уделено деятельности т. н. "Избранной рады".

---

20–30-е годы XVI в. были временем расширения состава областных дворцов. Вместе с тем усиливается руководящая роль московского дворецкого, который начинает теперь именоваться «большим», и великокняжеского дворца, который отныне получает название Большого дворца в отличие от областных[705].

После ликвидации Дмитровского удела князя Юрия Ивановича (1533 г.) образуется Дмитровский дворец[706]. После смерти углицкого князя Дмитрия Ивановича (1521 г.) некоторое время Углицкий удел находился во владении слабоумного брата Ивана IV — Юрия. Фактически управление этими землями осуществлялось в Углицком дворце, власть которого распространялась также на Галич, Кострому, Зубцов, Бежецкий Верх и, возможно, Переяславль Залесский.

На должности дворецких назначались представители княжеско-боярской знати из числа «введеных бояр»[707]. Функции областных дворецких были близки к компетенции дворецких Большого дворца. В их руках находился надзор над судебно-административной властью наместников, волостелей и городовых приказчиков[708]. Они творили высший суд над местными феодалами, черносошным и дворцовым населением[709]. Дворецкие контролировали выдачу иммунитетных жалованных грамот местным феодалам. Как показывают наблюдения Н. Е. Носова, из канцелярий областных дворцов выходили уставные губные грамоты. Так, вятская грамота дана была из Большого дворца, грамота троицким селам Тверского и других уездов — из Тверского дворца, а новгородские дворцовые дьяки подписывали грамоты Бежецкого и Белозерского уездов[710].

Когда мы говорим о круге дел, на которые распространялась компетенция областных дворцов, нужно иметь в виду, что в ряде случаев областные дворецкие делили свою власть с другими правительственными органами того времени (например, в губных делах большую роль с 1539 г. играла боярская комиссия по разбойным делам; боярский суд сосуществовал с судом дворецкого и т. п.).

Значение областных дворцов в централизации местного управления обычно исследователями игнорировалось. Однако именно в областных дворцах сосредоточивался высший контроль над деятельностью кормленщиков. Некоторые из этих дворцов, возможно, позднее трансформировались в четверти[711]. Согласно статье 72 Судебника 1550 г., для контроля над деятельностью наместников посылались «розметные книги» в Москву к тем «бояром и к дворецким и к казначеем и дьяком, у кого будут которые городы в приказе». Речь идет в данном случае об областных дворцах («которые городы в приказе»)[712].

Кормленые дьяки ведали делопроизводством в этих дворцах[713]. Из дворцов выдавались кормленые и жалованные грамоты на подведомственные наместникам и волостелям территории. В дворцы сбирались особые пошлины дворецкого и ключника[714].

Создание областных дворцов было одним из этапов преодоления феодальной раздробленности в управлении, замены удельно-княжеского управления великокняжеской администрацией[715].

В годы боярского управления уже ярко проявились слабые стороны дворцовой системы управления. Территориальный принцип организации центрального правительственного аппарата был недостаточно пригоден для дальнейшей централизации управления эксплуатируемым большинством населения. К тому же засилье в составе дворецких представителей боярства не позволяло правительству использовать эти органы для борьбы с боярской аристократией. Зародышем новых центральных органов управления страной, отвечавших интересам широких кругов дворянства, была государева казна[716] с ее штатом дьяков, размежевание дел которых уже строилось не столько по территориальному, сколько по функциональному принципу.

Являясь неотъемлемой частью дворцового аппарата, великокняжеская канцелярия — казна одновременно выполняла ряд общегосударственных функций. Она была центральным финансовым ведомством, государственным архивом, а также принимала самое деятельное участие в организации дипломатической службы. Казна ведала также делами, связанными с организацией вооруженных сил и обеспечением землею дворян-помещиков[717].

Видную роль в организации всей текущей работы казны играл казначей[718]. Казначеями назначались не представители княжеско-боярской знати, а лица, близкие великим князьям и хорошо знавшие финансовые вопросы и вопросы внешнеполитических сношений Русского государства. Должность казначея в первой половине XVI в. наследовалась представителями двух семей — Траханиотовых и Головиных (Третьяковых), тесными узами связанных с великокняжеским двором. Многие из Головиных и Траханиотовых были большими специалистами в области внешней политики и финансов[719]. Впрочем, постепенно благодаря родственным и иным связям Головины и Траханиотовы включились в состав московского боярства,[720] а в годы боярского правления принимали самое активное участие в феодальных усобицах. Дальнейшее сохранение должности казначеев в их руках уже служило препятствием задаче укрепления централизованного аппарата.

Уже в начале XVI в. помощником казначея был печатник, ведавший государевой печатью[721]. Печатник принимал самое деятельное участие во внешнеполитических сношениях[722]. Он же, очевидно, скреплял печатью важнейшие документы (в том числе жалованные грамоты).

Особенное значение в казне имел дьяческий аппарат, из состава которого уже к середине XVI в. начали формироваться будущие приказы. В литературе до недавнего времени не было сколько-нибудь полного и верного освещения начальной истории приказной системы. Долгое время общепринятой являлась точка зрения, согласно которой уже к началу XVI в. на Руси существовало «около десяти центральных приказов» с определенным составом и определенной областью управления[723].

На самом деле говорить о существовании приказов как учреждений можно лишь с середины XVI в., что связано с усилением Экономической и политической роли дворянства[724].

В первой половине XVI в. происходило еще только зарождение системы приказов внутри великокняжеской канцелярии. Этот процесс шел за счет формирования дьяческого аппарата казны и размежевания дел, подведомственных ему, по функциональному принципу.

Уже с конца XV в. дьяки государевой казны постепенно все более и более берут в свои руки участие во всех переговорах с иностранными державами. Такие дьяки, как Федор Курицын, Федор Мишурин, Меньшой Путятин и Елизар Цыплятев, бесспорно являлись крупными политическими деятелями своего времени[725].

Примерно с того же времени дьяки государевой казны уже ведут делопроизводство по военно-оперативным делам; «разряды» за конец XV — первую половину XVI в., сохранившиеся в позднейших разрядных книгах, уже своею точностью свидетельствуют об их современной записи лицами, имевшими самое прямое отношение к государственной канцелярии.

С конца XV в. обязанности дьяков пополняются еще одной — ведением дел, связанных с ямской гоньбой, т. е. службой связи. Уже в 1490 г. упоминается специальный ямской дьяк Т. С. Моклаков[726], который ведал ямским делом во всяком случае до 1505 г.[727] Появление специальных ямских дьяков связывается со строительством специальных княжеских ямов (станций для княжеских и посольских гонцов)[728]. Ямские дьяки состояли при казначеях, которые возглавляли руководство ямским делом[729]. Кроме основных своих функций, ямские дьяки заверяли и составляли акты на холопов, т. е. полные и докладные грамоты[730].

В 1496 г. впервые упомянут конюшенный дьяк[731]. К концу XV в. восходят ранние свидетельства о дьяках, ведавших земельными делами (будущие поместные дьяки)[732]. Поместные дьяки распоряжались испомещением служилых людей, столь широко проводившимся правительством Ивана III[733]. В конце 30–40-х годах XVI в. дворцовым дьякам иногда «придается» в качестве дополнительного поручения разбойное дело[734].

Если казна давала основные кадры аппарата складывающейся приказной системы, то Боярская дума была той средой, из которой часто выходили руководящие лица важнейших из центральных ведомств. Боярские комиссии, создававшиеся по мере надобности для ведения внешнеполитических переговоров[735] и для наблюдения над губными учреждениями (бояре, «которым розбойные дела приказаны»)[736], в дальнейшем своем развитии превратились в Посольский и Разбойный приказы[737]. Но боярскую комиссию по разбойным делам еще нельзя считать сложившимся приказом[738] ибо у нее еще отсутствует собственный штат дьяков[739].

Недавно новую схему возникновения приказной системы предложил Н. Е. Носов. Однако его выводы, изложенные в популярных «Очерках истории СССР», не сопровождаются необходимым обоснованием, и поэтому воспринимать их весьма трудно. По мнению Н. Е. Носова, уже Судебник 1497 г. «характеризует момент превращения «приказов» из личных поручений в правительственные учреждения»[740]. Но в словах статьи 2 Судебника 1497 г. о том, что жалобника следует послать к тому, «которому которые люди приказаны ведати», трудно усмотреть наличие «приказов» как государственных учреждений[741]. Поэтому прав Л. В. Черепнин, считающий, что в Судебнике 1497 г. нет данных, указывающих на «оформление приказной системы»[742]. По Н. Е. Носову, «приказы как определенные правительственные учреждения зародились в недрах княжеского дворца»[743]. Это по меньшей мере односторонне.