А. Кошелев - Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура

• Название: Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура
• Автор: А. Кошелев
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Военная история
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12876-Х

В этой книге, посвященной 60-летию Победы над Японией, собраны воспоминания тех, кто бил «самураев» на Халхин-Голе, в Китае и в Манчжурии, кто в августе 45-го с боями прошел «через Гоби и Хинган» и вновь поднял русский флаг над Южным Сахалином, Курилами и Порт-Артуром:

«Летом 1945 года, дойдя до Порт-Артура, мы поклонились праху погибших там в начале века русских солдат и сказали: мы вернулись, мы рассчитались за вас».

«В Сталинском приказе день Победы над Японией был объявлен праздничным. Сейчас эту дату пытаются вычеркнуть из народной памяти. Но нашу Победу, нашу гордость и славу, наше великое прошлое у нас не отнять».

---

Наших раненых эвакуировали в тыл самолеты, отправившиеся за вторым эшелоном десанта. Помню, перед отлетом мы обнялись с майором Четвериковым и пожелали друг другу удачи. Тогда я еще не знал, что больше его не увижу, что он трагически погибнет во втором рейсе — из-за тумана его самолет врезался в сопку, и майор сгорел заживо…

Но это случилось на следующее утро, а вечером 19 августа, оставив на аэродроме небольшую команду для охраны и организации аэродромной службы, мы стремя взводами выехали на реквизированных машинах в город Гирин, чтобы разоружить оставшиеся подразделения японцев и маньчжур. Первым делом ворвались в японский штаб, подавив сопротивление отдельных солдат и офицеров и взяв в плен трех генералов, — поначалу они заявили, что не получали от своего командования никаких приказов о капитуляции, но после того, как полковник Лебедев предъявил им ультиматум (кстати, меня он при этом представил как командира десантной дивизии), пригрозив «ужесточением соответствующих мер, вытекающих из обстановки и законов войны», генерал-лейтенант Куан приказал своим войскам сложить оружие и показал нам на карте расположение частей гарнизона.

Всю ночь на 20 августа мои десантники буквально вихрем носились по городу, занимали важные объекты, разоружапи целые батальоны японцев и брали их под охрану в казармах. Кое-где отдельные группы самураев пытались оказывать вооруженное сопротивление или скрыться. Так, в управлении железной дороги они переоделись в гражданскую одежду и собирались бежать, а будучи обнаружены, открыли огонь из винтовок — но сразу же были подавлены ответным автоматным огнем.

Сдача оружия японцами

Принимая капитуляцию японских солдат — а к утру их сдалось более 12 тысяч, — мы использовали в качестве переводчиков русских эмигрантов, в основном молодежь (в Гирине проживало более 3, 5 тысяч русских). За ночь удалось взять под охрану 18 важных объектов — мосты через Сунгари, казармы, вокзал, военный госпиталь, банки, склад вооружения, военную школу, жандармское и полицейское управления, почту, телефонную станцию, тюрьмы; кроме того, мы захватили управление и картотеку учета личного состава бывшей белогвардейской администрации атамана Семенова. Кстати, среди наших трофеев были еще и 10 новых американских «Студебеккеров» — помню свое удивление: откуда они у японцев?

Той же ночью была проведена операция по захвату гидростанции на Сунгари, которая находилась километрах в 35 от города. Охраняли ее саперный батальон и отдельная химическая рота. Высота плотины достигала 96 метров, подпор воды — 76 метров, так что если бы японцы успели ее взорвать, мы бы все там потонули. Но они не успели — хотя к взрыву уже все было готово. Мы застали их врасплох. Зашли с двух сторон и внезапно атаковали часовых и казарму. Японцы проспали нашу атаку и не смогли оказать организованного сопротивления — хотя нас там было-то всего два взвода, так мало, что мы были не в состоянии охранять сразу и объект, и пленных — поэтому просто разоружили их и отправили в город, в казармы. Мне за эту операцию потом дали орден Кутузова.

Несмотря на то, что на каждого нашего десантника приходилось около сотни японцев, вели они себя в плену смирно — просто боялись выходить на улицу, слишком уж велика была ненависть к ним китайского народа. Китайцы большими толпами неоднократно приходили в нашу комендатуру и просили выдать японцев для расправы, но мы самосудов не допускали.

Уже вечером 19 августа по местному радио было объявлено о высадке в Гирине крупного советского десанта и низложении власти японцев и Маньчжоу-Го. Местному населению предлагалось образовать народное самоуправление совместно с народно-революционной армией Китая, а пока соблюдать порядок и исполнять распоряжения советского коменданта. Немедленно были освобождены из тюрем сотни заключенных за политические убеждения и за долги помещикам и ростовщикам, освободили и тех несчастных, что сидели в уличных ямах. Были отменены различные ограничения, введенные японцами, и закрыты все публичные дома.

В городе начались стихийные митинги, всюду развевались красные флаги. Возникшие вскоре народные комитеты предлагали нам любые услуги. Например, они охотно и добросовестно несли патрульную службу на важных объектах, охраняли казармы японских военнопленных и тюрьмы, где сидели теперь предатели китайского народа, японские жандармы и полицейские, ростовщики и хозяева публичных домов. Китайцы повсюду заводили беседы с нашими солдатами, и скоро мы уже понимали слова «Чисо», «Шанго» («Хорошо! Русские!»). Причем почему-то всех нас они называли капитанами («Капитана Рус!») Задавалась масса вопросов о Советском Союзе, и какая теперь у них будет жизнь и власть. Многие пожилые китайцы понимали русский язык и были переводчиками. Красные звезды с пилоток, погоны и звездочки надо было беречь от своих новых друзей; буквально нарасхват шли любые советские вещи, особенно газеты, книги, ложки, котелки. Население города предлагало нашим солдатам свои услуги и подарки — фрукты и овощи, красные бумажные фонарики, птиц, считавшихся символом дружбы и любви.

В городе была отменена светомаскировка, начали работать импровизированные рынки и магазинчики. В наш штаб, разместившийся в бывшем доме губернатора, над которым мы подняли красное знамя, приходили люди, рассказывали о своем горе и просили о помощи; спрашивали, можно ли сжечь налоговые квитанции, можно ли отобрать землю, скот и имущество у ростовщиков; благодарили нашу армию за освобождение от японских оккупантов…

23 августа из штаба фронта пришел приказ передать японские арсеналы, захваченные нами в шести больших хранилищах — оружие, взрывчатые вещества и другое военное имущество, — в распоряжение китайских товарищей, что в дальнейшем способствовало победе революционных сил в Маньчжурии. Причем мне было велено никаких встреч с представителями китайской народной армии не иметь, а просто снять в час ночи всю охрану со складов, а самому скрытно наблюдать за ходом операции. Так я и сделал.

Вывоз оружия проходил в высоком темпе, бегом и при полной тишине, со множеством фонариков. Ящики с оружием китайцы уносили на руках, особо тяжелые грузы вывозили автомашинами. Когда я с десантниками вернулся на склады, там было чисто — китайцы даже подмели за собой — и пусто: не осталось даже стеллажей.

Александр Фадин командир танковой роты

24 июня 1945 года я участвовал в Параде Победы. А уже на следующий день получил приказ возвращаться в свою 20-ю Гвардейскую танковую бригаду, которая к тому времени была переброшена в Монголию. Пока ехали на восток, о войне не думалось. Все мы верили, что очень быстро разделаемся с японцами.

Прибыв в расположение бригады, рассредоточенной по батальонам вокруг большого озера Туелет-Нур неподалеку от Тамцак-Булака, я принял командование над ротой танков Т-34–85 (10 машин). По всему чувствовалось, что надвигаются важные события. Уже на следующее утро всех офицеров бригады собрали на командирские занятия — нам преподавали организацию и оснащение войск японской армии, вплоть до дивизии, а также возможный характер и тактику ведения ими боевых действий; но прежде всего учили ориентироваться на местности по азимуту, солнцу и звездам — ведь территория Монголии и Северного Китая в полосе будущих боевых действий вплоть до горного хребта Большой Хинган представляла собой пустынно-степной район с наличием солончаковых участков и сыпучих песков, где практически отсутствовали характерные ориентиры.

В первых числах августа наш комбат майор Попков вывез офицеров на разведку маршрута выдвижения батальона к границе. Ехали на грузовой машине с небольшой скоростью, часто останавливаясь и определяясь по азимуту и солнцу, а также отмечая характерные участки местности, которые могли служить ориентирами. На одной из остановок комбат сказал: «Хватит! Дальше — в 10 километрах отсюда — граница». В этот день я впервые увидел два японских самолета — они неожиданно появились из-за облака на высоте 1,5–2 км и, достигнув границы, круто развернулись обратно. Минут через 15 показались снова, но уже километрах в 5–7 правее нас, и повторили тот же маневр. «Чуют самураи, что здесь неладно, вот и ведут разведку с воздуха», — сказал комбат. Меня подмывало спросить, когда же мы наконец начнем, но он, будто угадав мои мысли, так взглянул на меня, что я понял: этого вопроса задавать не следует. Ведь о предстоящей войне никто прямо не говорил до самого последнего момента — правда, на политзанятиях часто вспоминали о прежних войнах с японцами, рассказывали о борьбе китайского народа, порабощенного японскими империалистами, и об освободительной миссии Красной Армии, так что все мы прекрасно понимали: война не за горами — но вслух это не обсуждали. И лишь утром 8 августа, когда уже был получен дополнительный паек и вода из расчета 5 литров на человека в сутки и по 100 литров на каждый танк, — нас, командиров взводов и рот, собрали в палатке комбата, где в присутствии начальника штаба бригады и представителя политотдела объявили: «Настала пора, когда мы, воины-гвардейцы, должны смыть черное пятно истории, лежащее на нашей Родине». После чего командир батальона поставил задачу на выдвижение в исходное положение для боевых действий.