Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

• Название: Окопники
• Автор: Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко)
• Издательство: Краснодарское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1995
• ISBN: 5-7561-0721-5

Авторы этого сборника принимали непосредственное участие в боях Великой Отечественной войны. Рядовыми бойцами и командирами, минометчиками и моряками, танкистами и пехотинцами, летчиками и артиллеристами.

Изложенное здесь не плод воображения, а суровая правда тех лет. Каждый начинал и закончил свой боевой путь по-разному, но всех их объединяло фронтовое братство и преданное служение своему Отечеству.

Книга "Окопники” является составной частью краевой Книги Памяти, посвященной 50-летню великой Победы.

---

«Слушайте, парижане! Первых трех дивизий, которые вторглись в Париж в июне 1940 года, этих трех дивизий — 100–й легкопехотной, 113 и 285 — пехотных — не существует больше! Они уничтожены под Сталинградом, русские отомстили за Париж. Русские отомстили за Францию!»

ЭМИНОВ Сеитумер Гафарович

С. Эминов — поэт, прозаик, переводчик — родился в 1921 году в селе Албат — ныне Куйбышево Бахчисарайского района в Крыму.

В 1939 году, окончив 10 классов средней школы, работал в редакции районной газеты «Ударник». Сначала в должности литсотрудника, а затем ответственного секретаря и редактора газеты.

В 1941 году Сеитумер Эминов добровольно ушел на фронт. Воевал в рядах защитников Одессы, Севастополя, в 8–ой Особой десантной бригаде в Новороссийске и в партизанских отрядах Крыма.

Награжден орденами и медалями.

Позднее окончил Среднеазиатский государственный университет.

С 1976 по 1982 год — редактор отдела художественной литературы имени Гафура Гуляма в городе

В 1944 году был репрессирован. Ташкенте. Здесь вышли его четыре оригинальных и две переводных книги. В том числе роман «Волею рожденные», перевод романа «Священная кровь». Затем изданы в разных издательствах более десяти книг на русском и татарском языках.

Член Союзов писателей и журналистов.

* * *

ЛЮБОВЬ МОЯ, РОДИНА…

Здесь облако в небе плывет
надо мною, как память, плывет
и не тает
вдали.
И город прекрасный спускается
к морю.
И волны
качают
мои корабли.
Я воздух морской, задыхаясь,
глотаю.
Отчизна!
Любимая с детства земля!
Над бухтой
не белая чайка взлетает.
Взлетает
крылатая юность моя.
Под нею —
из пепла поднявшийся город.
Под нею —
цветы из горевшей земли.
Огнем и металлом пропахшие
годы перо опалили,
крыло не сожгли.
Лети ж, моя юность!
Как прежде, как прежде,
навстречу взлетающей в небо
волне,
навстречу
любви и навстречу
надежде,
навстречу
всему, что завещано мне.
Завещано теми, кого
именую как правду,
как совесть твою и мою.
Завещано
боем
за землю родную, завещано
павшими в правом бою.
Они завещали: Воспой эту землю,
когда отшумит, отгрохочетвойна.
Шумящие волны,
— шумящую зелень и ветер…
В нем наши
шумят имена.
Воспой эту землю,
где детство и юность,
где мама с порога
глядела нам вслед, воспой
это солнце приморского
юга и море,
роднее которого нет.
Фашистская пуля
меня миновала.
Я вышел из этого боя
живой.
Но все,
что мне эта война
завещала,
до мига
последнего будет со мной.
И облако то, что плывет
надо мною, и эти
цветущие
в мае
края,
и город,
Что с неба
спускается к морю.
Любовь моя…
Родина…
Память моя!

ТРУБАЧ

Ковыли, ковыли…
И дороги в пыли.
И летят
в ковылях
эскадроны вдали.
Скачут к счастью бойцы.
И клинки их остры.
А ночами горят
золотые костры.
И горят два костра,
два костра по ночам в двух огромных,
в двух синих глазах трубача.
Что он видел
в семнадцать мальчишеских лет?
Видел алый закат,
видел синий рассвет.
Перекоп да Сиваш,
речку Дон да Ростов,
да вот это
горячее пламя костров, да девчонку,
что пулей убили в селе.
Вот и все,
что он видел
на этой земле.
От костра поутру
разлетится зола.
Может, завтра
его самого
из седла
выбьет жаркий, свинец.
И настанет конец.
Все свинцу безразлично.
На то и свинец.
И с горячей
кровавою струйкой на лбу он прошепчет:
— Трубу… подберите трубу…
Но промчатся товарищи
в сизом дыму.
Только конь одинокий
вернется к нему.
Будет тихо вокруг.
Будет облако плыть.
Будет ласковый ветер
вихры шевелить.
Да труба
будет ярко на солнце гореть.
И хотела б запеть,
да не сможет запеть.
Но пока еще жив он.
И жив его конь.
И обнявши коня,
он глядит на огонь.
И взлетают,
и мечутся
искры в кострах.
И горят два костра
в его синих глазах.
И гряду щее счастье
мерцает вдали.
И склоняются
в лу нной дали
ковыли.

ДОЖДИСЬ, РОДНАЯ

О чем глаза твои молчат?
О чем сирены мне кричат?

Дымится дальняя дорога.
Срывает с отчего порога.
Туда,
где горько — солона взлетает
до небес волна.

Туда, туда зовет война.
Веди меня, война святая!
Судьба десантная, крутая.
По тысяче морских
путей навстречу
тысяче смертей.

Утрами,
глядя сквозь туманы, скажи,
о чем грустишь ты,
мама?
Меж Севастопольских руин о
Родине поет твой сын.
И видит он в далеком доме печаль
в глазах твоих бездонных,
страданье горестной любви.
Дождись, родная,
Доживи.

Я возвращусь однажды утром,
когда в саду туманно, смутно,
когда калитка заперта.
Роса прохладна и чиста…
… Смерть по пятам идет за нами.
Но я шепчу, идя сквозь пламя,
губами в соли и крови:

— Дождись, родная,
Доживи.

ТЕЛЕФОН

Я не забуду никогда
того веселого солдата.

Тогда над ним еще не встал
до неба
обелиск.
В освобожденном городке солдат
звонил из автомата.

Монета падала, звеня.
Скрипел, вращаясь, диск.

Как уцелел тот телефон,
я до сих пор не понимаю.
Меж выбитых
трамвайных рельс,
среди столбов кривых
в фанерной будке без стекла
гудела трубка,
вызывая
того,
кого уже давно,
быть может, нет в живых.

Он в трубку дул, кричал «Алло?!»
Потом опять бросал монету.
И снова номер набирал.
И снова в трубку дул.
Потом он сам себе сказал:
— А, черт! Наверно, дома нету.
 —
Повесил трубку и пошел.
И за угол свернул.

А я стоял среди руин,
где пронеслись лихие беды.
И как на чудо я
глядел на этот автомат.
И я запомнил навсегда и улицу,
и будку эту, и цифры
номера того, что набирал солдат.

Еще над городком свистя,
по черным стенам били пули.
И штукатурку осыпал
пустой разбитый дом.
Солдату
в будке бы стоять и звать
кого‑то, в трубку дуя.
Но за угол свернул солдат
И рухнул за углом.

…Давно отстроен городок.
В нем свежесть гроз
и крон зеленых.
И стаи белых голубей
над крышами парят.
Трамваи красные звенят.
Девчонки
в будках телефонных
о чем‑то,
весело смеясь,
с парнями говорят.

В стекло монеткой постучу.
Войду.
Закрою плотно двери.
И цифры наберу.
Их — пять у номера того.
Как на другом конце земли,
поднимут трубку и ответят:
— Алло…
А после помолчат и спросят:
— Вам кого?..

* * *

Как в карауле, стынут обелиски.
Над ними кроны юные шумят.
И каждый камень здесь — в Новороссийске
Хранит шаги матросов и солдат.

Они погибли — кто в волнах, кто в ДОТах.
А камни поседевшие молчат.
И каблучки девчушки беззаботной
по ним сегодня весело стучат.

Где шли бойцы угрюмыми рядами,
где бушевали смерть, война и страх,
она идет с весенними цветами,
с улыбкою на молодых губах.

Ей только что исполнилось семнадцать.
Она любима. Счастья не отнять.
И стоило за это жить и драться.
И стоило за это умирать.

БРОДЯТ ЗВЕЗДЫ В КУСТАХ