Леонтий Раковский - Константин Заслонов

• Название: Константин Заслонов
• Автор: Леонтий Раковский
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1952

Повесть об одном из руководителей партизанского движения в Великую Отечественную войну в Белоруссии Константине Сергеевиче Заслонове (1909—1942).

---

Вот чиркает зажигалкой раз, другой…

— Опаздываем! Часовой настигнет!

Наконец зажглась. Сразу ярко вспыхнул мазут. Осветилось всё: стена, Женины руки. Женя бросает штаны через окно, не спрыгивает, а соскальзывает вниз. И оба мчатся в темноту, туда, за печь.

Под ноги попадаются какие-то камни, которых раньше не было.

Падают на кирпичи и смотрят, напрягая зрение.

— Часовой прошел?

— Нет еще.

— Чего возился?

— Как возился?

— С зажигалкой!

— Заела проклятая!

— Бросил далеко?

— Да. Иде-ет!

В темноте они едва различили силуэт часового, который медленно прошел под чердачным окном, продолжая надоевший ему путь.

Он еще не мог видеть, но Женя и Леня с радостью видели: как на чердаке, разгораясь, росло пламя.

— Вата с мазутом не потухнет! — хихикнул Женя.

— Бежим, сейчас станет светло: увидят! — потянул друга за рукав Леня.

Они кинулись домой знакомыми тропами.

Ребята пробежали несколько шагов, когда сзади раздался выстрел и крики.

Они обернулись. В густой черноте ночи бушевало яркое пламя.

— У фрицев алярм![4] — усмехнулся довольный Женя.

— Не такой еще алярм подымут, как до бензина дойдет! — сказал Лепя.

Они стояли, в тревоге ждали:

«Неужели потушат? Неужели всё пропало?»

Но вот раздался взрыв. Пламя высоко взметнулось вверх, осветив полнеба. Сомнений не оставалось: фашистские машины пылали.

А наутро в депо — на угольном складе, в мастерских, — всюду только и разговоров было о том, что ночью кто-то поджег фашистский гараж и в нем сгорело десять машин.

— Значит, не все же штукели. Есть и у нас, в Орше, настоящий народ! — не обращаясь ни к кому, будто про себя, сказал Птушка.

XII

Подготовку лесных баз, подбор людей на местах в партизанский отряд и в качестве связных Заслонов поручил энергичному, напористому Алексееву и хозяйственному Нороновичу.

Как-то, еще в конце декабря, Алексеев встретил в Орше Александра Шеремета, который до войны работал на восстановительном поезде. Старые товарищи разговорились.

— Ну, что поделываешь, Анатолий? — спросил Шеремет.

— Езжу машинистом.

— Да-а? — немного удивленно посмотрел Шеремет. — Я бы никогда…

— А ты где?

— Я механиком на мельнице, у себя в Грязине, знаешь?

— Слыхал. Так ведь и ты же работаешь? — усмехнулся Алексеев.

— Я — временно!..

— Надеемся, что многое тут временно! Вон от Москвы их уже прогнали!

— Конечно! Погоним этих мерзавцев — костей не соберут! Я на твоем месте, Анатолий, ушел бы с железной дороги. Чего тебе?

Алексеев смотрел на Шеремета, стараясь понять, что кроется за этим предложением.

— Придет пора, уйду, — сказал он уклончиво.

— Тогда приходи прямо к нам. У нас — леса и болота…

— Лесов в Белоруссии хватит.

— Не в этом дело. У нас народ в округе советский. Поддержим.

«Становится немного яснее», — подумал Алексеев.

— Да прежде чем итти в лес, надо базу подготовить.

— А я о чем говорю? Приходи к нам — помогу: ведь я ж на мельнице. У меня и хлеб всегда и люди.

— Честное слово?

— Вот тебе моя рука. Заходи, потолкуем по-настоящему.

— С удовольствием!

Анатолий пожал руку Шеремету, и они расстались. Алексеев рассказал о встрече Заслонову. Посовещались с Шурминым, обсудили: не провокация ли? Алексеев был убежден, что не провокация.

— Пойду, Константин Сергеевич!

— Иди! — сказал Заслонов.

Алексеев пришел в Грязино, как будто в гости к старому приятелю. В деревне оккупантов проклинали, о них говорили, сжимая кулаки.

Так Алексеев наладил связь. Через Шеремета он узнавал всё: в каких деревнях стоят фашистские гарнизоны, чем вооружены, где в окрестностях осели окруженцы, бывшие военные, на кого из них можно рассчитывать, наметил связных. У них образовался круг знакомых. Мало-помалу в деревнях Грязино, Казечино, Ступорово организовалась партизанская группа Заслонова.

______

Алексеев возвращался из Дрыбино домой. День клонился к вечеру. Яркокрасный закат предвещал на завтрашний день мороз.

Завтра Анатолию приходилось собираться в очередную поездку.

Алексеев жил у вдовы машиниста — Дарьи Степановны. И в этом чистеньком домике две лучшие комнаты занял офицер с денщиком. Фашист поместился у Дарьи Степановны раньше, чем Алексеев.

Хозяйка сказала постояльцам, что Анатолий — ее брат.

У Дарьи Степановны был шестилетний глухонемой сын Саша. Денщик Карл, пожилой сентиментальный немец, говорил с Сашей, иногда дарил кусочек сахару или какую-либо другую мелочь. Саша «разговаривал» с ним.

Разговор глухонемого белорусского мальчика и старика-немца, не знающего ни слова ни по-белорусски, ни по-русски, был одинаков: состоял из мимики и жестов. Немец лучше понимал «пантомиму» глухонемого мальчика, чем разговор его матери.

Когда Алексеев пришел домой, он застал Дарью Степановну в волнении.

Постояльцев-фашистов не было, Саша спал.

— Что случилось? — встревожился Алексеев.

— Ой, до чего я напугалась сегодня! — всплескивая руками, зашептала Дарья Степановна.

— А что такое?

— Анатолий Евгеньевич, вы что оставили в комбинезоне?

Холодный пот сразу прошиб Алексеева. Он вспомнил: во внутреннем кармане комбинезона у него лежал капсуль от гранаты. Анатолий должен был передать капсуль товарищам, изготовляющим мины. Пришел из депо, торопился в Дрыбино, скинул рабочий комбинезон и повесил на стенку. Саша всегда любил шарить по дядиным карманам: в них он находил гвоздики, винтики.

— Одна вещица лежала, — смутился Алексеев.

Дарья Степановна вынула из комода капсуль.

— Эта?

— Она самая.

— Это патрон?

— Не патрон, но вещь…

— Военная?

— Вещь для игры не подходящая…

— Я только на минутку вышла за дровами. Вхожу, а Саша держит ее и уже хочет итти к Карлу похвастаться красивой игрушкой. Едва успела задержать его. Отняла. Саша — в рев. «Да-да-да», — отдай, говорит. А фриц высунул в дверь рожу и, как Саша: «Дай, дай, мутер!» Пристал и пристал. Что-то лопочет. Понимаю, спрашивает: «Что взяла? Отдай киндеру!» А Саша к нему — и объяснять. Или потому, что эта штука у меня в кармане лежит, или уже он так наловчился говорить с Карлом, кажется мне, — фриц всё понимает. Я показываю Карлу: мол, ручка, что писать. Укололся бы киндер. А Саша свое: мотает головой — не то, не то! Что ты будешь с ним делать?.. Измучилась, пока отстали оба. Вы бы, Толенька, посмотрели, может, еще что-либо плохо лежит? — сказала хозяйка и ушла на кухню.

Над комодом висела картина, изображающая украинскую хату в тополях. Хата была розовая, а тополя фиолетовые. За этой смешной картиной Алексеев прятал свой «ТТ» и патроны, считая, что прятать лучше всего на видном месте — меньше подозрений. Но после сегодняшнего случая с капсулем Анатолий не рискнул оставить пистолет на прежнем месте. Он сунул «ТТ» и патроны за пазуху и пошел в сарай.

Дарья Степановна ни о чем больше не спрашивала его.

XIII

С каждым днем всё крепче и крепче жал мороз. Уже по началу было видно, что нынешняя зима никого не помилует. А в конце декабря мороз стал еще сильнее. Оккупанты сразу потеряли свой надменный вид. Немец-железнодорожник, сопровождавший русскую бригаду, сидел на паровозе, закутав, как старуха, шарфами лицо, — только выглядывали слезящиеся на ветру глаза.

Константин Сергеевич дал всем своим приказ: поставить и мороз на службу партизанам.

— Вали на бурого! — втихомолку посмеивались железнодорожники-партизаны и старались валить на дедушку-мороза побольше.

Комсомольцы первыми использовали мороз в партизанских целях.

Однажды поздним вечером Алесь Шмель возвращался от Домарацкого, — друзья сообща чинили девушкам патефон. Домарацкий пошел провожать Алеся до угла.

Мороз к ночи усилился. Дул резкий ветер, заметая снегом дорогу.

— Ну и погодка! Добрый хозяин собаки не выпустит! — сказал Шмель, наклоняя голову от ветра.

Впереди, в уличной полутьме, возвышалась какая-то гора. Когда друзья подошли поближе, гора оказалась трехтонкой.

Машина была нагружена громадными ящиками. Видимо, она уже простояла тут, у тротуара, некоторое время, потому что на брезенте, обтягивавшем кузов, лежал в складках снег.

— Что это они закуковали на дороге? — заметил Алесь.

— Должно быть, шоферы совсем замерзли, — холодина-то собачья. Да и дорогу сильно переметает.

Проходя мимо автомобиля, они глянули в кабинку. В ней — никого.

— Ах, окаянные фрицевы души! Оставили малое дитятко без няньки! — шутливо сокрушался Шмель.